Я знаю, ты любишь - Катерина Лазарева

И, конечно, передо мной знакомая медицинская херня, которой пропиталась вся жизнь. Я уже скоро сам шарить во всех этих кардио темах буду.

А вот в чём, наверное, никогда не смогу — так это в том, как вести себя в таких ситуациях. Когда при мне сидит девчонка, плачущая по мою душу. Утешать? Закрыть тему? Отшутиться? Поргуать, что сырость раньше времени развела, как будто хоронит меня уже? Свалить нафиг?

Последний вариант самый заманчивый. Просто уйти, а потом сделать вид, что ничего этого не было.

Но это ж Ева. С ней не получается руководствоваться только своими желаниями. Так что просто тупо сижу. Дышу глубже, смотрю на неё, но не решаюсь ни сделать ни черта, ни сказать.

Она дёргает плечами, а потом вдруг решительно вытирает слёзы с лица, сглатывает очередной подступающий ком и шмыгает носом. После чего, конечно, смотрит на меня. В упор, будто выстрел этим своим взглядом делает.

Без разговора никак. Ева безмолвно, но твёрдо даёт это понять.

— Я волновалась, — почти бесстрастно, но я понимаю, что скорее отрешённо говорит она. Потому что так проще. Ей. И, наверное, мне, хотя я уже ни в чём не уверен. — Я не поверила, что детектив имел в виду именно тот секрет, который ты мне сказал. И я не почувствовала, что именно та ситуация так тебя беспокоила, чтобы напрягаться при упоминании тайны. Интуиция подсказала мне, что здесь могут быть ответы.

Вздыхаю. Такое длинное предисловие — похоже, и от меня ответных излияний будут ждать. Но я даже односложный ответ не способен из себя выжать. Как и удерживать Евин взгляд.

Но она как будто уже и мысли мои читает. Как ни пытаюсь их скрыть в непонятной панике. Не хочу пускать девчонку туда, куда и сам не лезу. Но Ева безжалостно смотрит прямо в душу куда-то этим своим щемящим взглядом и выдаёт:

— Я не жду твоих объяснений, — с каждым словом снижает голос до шёпота и придвигается, так же наполовину ложится рядом, кладёт голову мне на плечо. — Я буду говорить, а ты просто подтверди, если я права, — еле слышно добавляет и проводит ладошкой мне по груди туда-сюда.

А у меня сознание уже плывёт от всего разом. И от её действий, от близости, и от дурацкого предложения, которое скорее злит. Вздумала поиграть в моего психотерапевта?

Ну уж нет, пусть лучше продолжит игру, которую начинает её ручка. Там всё куда интереснее намечается.

— Так вот… — начинает Ева, но умолкает, тщательно подбирая слова. Сосредотачиваюсь на знакомом и уже любимом нежно сладком запахе, а не на сути разговора.

Перестаю дышать, когда её ладонь скорее нечаянно скользит настолько низко, что задевает пояс джинсов. Ева поспешно поднимает её мне чуть ли не до шеи, но поздно.

Впиваюсь в губы поцелуем, вторгаюсь языком в горячий рот и не позволяю отстраниться — не хочу допускать даже такую возможность сейчас. С каждым разом терпеть её попытки сохранять дистанцию всё тяжелее. А тем более теперь — когда мы буквально балансируем на краю пропасти, куда девчонка упорно хочет сорваться вместе со мной.

А когда целую её, словно живу по-настоящему, в полную силу. Именно в этот момент. И всё остальное к чертям катится.

И я целую. Так приятно, Ева вся — сплошной десерт с привкусом чего-то запретного, туманного, но желанного… Обвожу языком податливые губы, а потом снова проникаю внутрь. Опять, ещё и ещё…

Хочу, чтобы отвечала мне со всем пылом, как она может. А не вот так скорее машинально, больше позволяя, чем вовлекаясь, как делает это сейчас.

Зачем ей разговоры? Какие тут нахрен могут быть разговоры?

Меня бесит одежда на Еве, её вдруг слишком много. Хочу кожа к коже, хочу коснуться везде, прочувствовать до конца. Внутри разгорается пожар, подожжённый давно, наверное, ещё в нашу первую встречу. И теперь разрастается с каждой секундой, полыхает, грозит сжечь нафиг, если прямо сейчас не сделаю уже с ним что-нибудь. Потому что её слова — тот ещё катализатор. И есть только один способ убежать от них сейчас, увести заодно и её. Хотя бы ненадолго.

Перекатываюсь, не отпуская от себя Еву, скорее машинально обвившую ногами мой торс при этом движении. Да, девочка, теперь ты движешься в правильном направлении.

Кладу её на тот самый плед, который вчера ей добыл, но которым был сам, оказывается, укрыт, пока спал. Замечаю это скорее отголосками подсознания, особо не вникая. Второпях стаскиваю с себя уже наверняка помятую рубашку, тут же возвращаюсь к подрагивающей Еве, успокаивающе покрываю скулы, шею, ключицы поцелуями. Иду с ними ниже, забираясь ладонями под свитер.

У Евы везде нежная кожа. Не только на лице, но и на теле. И это я пока верхние части исследую, а представляю, какая тогда снизу… Чёрт, надо держаться. Даже не знаю, с чем сравнить наощупь, с шёлком, что ли. Неважно. Трогать приятно до одури.

Не спешу, оглаживаю её по плоскому животу, рёбрам, обнимаю за спину, трогаю небольшую грудь изучающими плавными движениями через лифчик. Меня так и не отталкивают, а потому нащупываю застёжку….

Но, видимо, с этим всё-таки поспешил.

— Притормози! — шипит Ева. — Виктор может вернуться, — она пытается выбраться из захвата, но я ловлю её руки и блокирую все выпады. А потом провожу носом по щеке, вдыхаю такой любимый запах и ласково кусаю мочку уха.

С ума меня сводит снова и снова. Нашла что ляпнуть, сколько можно?

— Максимально глупая отговорка, — шепчу ей в ухо. — Он уехал минимум на сутки, а они закончатся вечером.

Снова принимаюсь расправляться с её лифчиком, на что Ева сжимает пальцы на моих плечах, вонзаясь ногтями. Не больно нифига, скорее, наоборот, заводит сильнее, тем более что девчонка рвано дышит, силится открыть глаза, но смотрит совсем уж затуманено.

— Если я с тобой, это не значит, что ко всему готова, — вроде как умудряется чуть ли не серьёзно выдать, хотя её сопротивление теперь настолько вяло, что почти не заметно.

— А если я завтра умру? — злобно шучу, но уловив её затравленный взгляд, резко сознаю, какой придурок.

В итоге отстраняюсь сам. Отшвыриваю файлы с документами, на Еву больше не смотрю. Скорее слышу, как она там копошится, себя в порядок приводит.

Напряжение сковывает