Только представьте… - Сьюзен Филлипс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза Кит набухли слезами. Подбежав к кровати, она встала перед Софронией на колени.
– Прости, я не знала.
– Потому что я молчала.
Кит прижалась щекой к руке Софронии.
– Неужели ты не могла пойти к моему отцу и рассказать, что с тобой делают?
Ноздри Софронии нервно раздувались.
– Он все знал! – прошипела она, выдернув руку. – Белые всегда знают, что творят с их невольницами!
Кит была рада, что не успела поесть, иначе ее попросту вывернуло бы. Она слышала разные истории, но всегда убеждала себя, что в «Райзен глори» подобного просто быть не может.
– Я говорю тебе это не для того, чтобы разжалобить, – шепнула Софрония, смахивая пальцем слезы со щек Кит.
Кит вспомнила, какие аргументы она всегда приводила, когда кто-то упоминал, что война разгорелась из-за нежелания южан покончить с рабством. Теперь она понимала, почему эти аргументы были так для нее важны. Они позволяли не замечать правды, с которой она боялась столкнуться лицом к лицу.
– Это так подло! Так мерзко!
Софрония поднялась и отошла.
– Я делаю все возможное, чтобы забыть об этом. Но сейчас меня больше волнуешь ты.
Кит не хотела говорить о себе. Она вернулась к умывальнику, по-прежнему притворяясь, что мир остался таким, каким был еще позавчера.
– Не стоит, Софрония. Я не пропаду.
– Я видела твое лицо, когда он нес тебя к дому. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы сообразить, как туго тебе пришлось. Но послушай меня, Кит. Нельзя держать в себе обиду и гнев. Нужно поскорее выпустить их на волю, пока они не изуродуют тебя.
Кит попыталась представить, как она откровенничает с Софронией. Это казалось вполне вероятным, после того как та столько рассказала о себе. Но как можно говорить о вещах, в которых сама не разобралась?
– Как бы ужасно это ни было, – продолжала Софрония, – со мной можно говорить обо всем. Я понимаю, милая.
– Ошибаешься.
– Во всяком случае, знаю, каково это, когда…
– Нет, – перебила Кит. – Это не было так мерзко, как с тобой.
– Хочешь сказать, он не…
Кит едва заметно качнула головой.
– У нас было все.
Лицо Софронии посерело.
– Я… наверное, мне не стоило… – Она прикусила губу и, немного помолчав, с трудом проговорила: – Мне нужно на кухню. Пэтси вчера неважно себя чувствовала.
Вызывающе шурша юбками, она покинула комнату.
Кит, изнывая от угрызений совести, хмуро смотрела ей вслед. Ее неприятно подташнивало, голова кружилась, но она заставила себя подойти к гардеробу и вытащить первое попавшееся платье из полосатого канифаса. Серебряный гребень расплавился, поэтому пришлось завязать волосы на затылке желто-оранжевой ленточкой, найденной в ящике комода. Лента не шла к цвету платья, но Кит было все равно.
Не успела она сойти вниз, как парадная дверь открылась и вошли Кейн с мисс Долли. Последняя немедленно заключила Кит в объятия и запечатлела на щеке пахнущий мятой поцелуй.
– О, мое милое, драгоценное сокровище! Клянусь, сегодня счастливейший день в моей жизни! Подумать только, что вы с майором втайне питали друг к другу нежные чувства! А я ничего не подозревала!
Кит впервые слышала, что мисс Долли говорит о Бэроне как о майоре. Она всмотрелась в компаньонку, что дало ей предлог отвернуться от Кейна.
– Я уже пожурила майора за то, что он держал меня в неведении. Следовало бы поругать и вас тоже, но я слишком счастлива, чтобы сердиться. – Старушка выразительно прижала руки к оборочкам на лифе. – Только взгляните на нее, майор: такое хорошенькое платьице, и ленточка в волосах! Хотя вам следовало бы поискать другой оттенок, Катарина Луиза. Ту, розовую, атласную, если она не слишком помята. Ну а теперь пойду поговорю с Пэтси насчет пирога.
Клюнув Кит в щеку, она направилась к кухне. Когда стук крохотных каблучков замер вдали, Кит волей-неволей пришлось поднять глаза на мужа.
С таким же успехом она могла бы таращиться на незнакомца. Лицо лишено всякого выражения, глаза устремлены куда-то поверх ее головы. Куда девалась страсть, которую они делили ночью? Если бы не легкая боль между ног, Кит посчитала бы, что ей все привиделось.
Она напрасно искала хоть малейший признак нежности, осознания важности того, что было между ними. По спине пробежал ледяной холодок. Что ж, ей следовало заранее знать, какой будет их супружеская жизнь. Только последняя дура могла ожидать чего-то другого. И все же горечь была невыносима, словно ее подло предали.
– Почему мисс Долли называет тебя майором? – выпалила она, хотя на языке вертелась сотня иных вопросов. – Что ты ей сказал?
Кейн бросил шляпу на стол.
– Объяснил, что мы поженились. И добавил, что если она по-прежнему будет верить, будто перед ней генерал Ли, придется ей свыкнуться с мыслью, что живет под одной крышей с двоеженцем, поскольку тот уже много лет как состоит в законном браке.
– И что же она ответила?
– Смирилась, особенно когда я напомнил ей о своем безупречном послужном списке.
– Твой послужной список? Зачем тебе понадобилось так ее пугать?
Наконец-то она нашла, на кого можно излить хотя бы малую часть накопившейся боли.
– Если ты издевался над ней…
– Она ничего не боится. Наоборот, была рада слышать, как храбро я сражался под знаменами генерала Борегарда.
– Борегард был сторонником Конфедерации.
– Компромисс, Кит. Может, когда-нибудь ты по-настоящему поймешь его ценность.
Кейн направился к лестнице, но, приостановившись, сообщил:
– Через час я уезжаю в Чарлстон. Если что-то понадобится, Магнус все сделает.
– В Чарлстон? Сегодня?
Глаза Кейна насмешливо сузились.
– А ты ожидала медового месяца? Или свадебного путешествия?
– Нет, разумеется, нет! Но тебе не кажется, что все посчитают немного странным, если ты покинешь «Райзен глори» так скоро после нашей… нашей свадьбы?
– С каких это пор ты заботишься о мнении окружающих?
– Ни о чем я не забочусь. Всего лишь думала о мисс Долли. Жаль, если она разволнуется, – бросила Кит, заикаясь от гнева. – Убирайся в Чарлстон! Да хоть к самому дьяволу, мне все равно!
Она прошла мимо Кейна и выбежала во двор. Почти ожидая, что он пойдет следом. Почти надеясь, что так и будет. Ей хотелось скандала, бурной ссоры, в которой она выльет свое горе. Но дверь осталась закрытой.
Кит бросилась за дом, к виргинскому дубу, росшему у стены, и уселась под большой, низко нависшей веткой. Как можно выжить в таком браке?
Следующие несколько дней Кит старалась не бывать дома. С первыми лучами солнца она натягивала штаны и гоняла Соблазна с одного конца плантации до другого. Заглядывала в каждый уголок, кроме прядильни. Толковала с женщинами о садах, с мужчинами – об урожае хлопка и бродила между длинными рядами растений, пока полуденное солнце не начинало искать убежища за лесом, или ехала к пруду.
Но и пруд перестал быть святилищем. Кейн и это ухитрился испортить.
Отдыхая под ивами, она размышляла о том, как ловко ему удалось отнять у нее все: дом, деньги и даже тело. Правда, последнее она отдала добровольно.
Иногда воспоминания приводили ее в бешенство, иногда она становилась раздражительной и нервной. В последнем случае Кит вскакивала на Соблазна и мчалась во весь опор, пока едва не падала от усталости.
Один день незаметно перетекал в другой. Кит никогда не была трусихой, но так и не смогла набраться храбрости, чтобы встречаться с визитерами, оставляя эту заботу мисс Долли. Когделлы, конечно, вряд ли откроют кому-нибудь подробности этого скандального брака, но все остальное и без того достаточно неприятно. Она не долго думая выскочила замуж за общего врага всей округи, и теперь соседи непременно начнут подсчитывать на пальцах, сколько месяцев осталось до рождения младенца. В довершение позора муж покинул ее наутро после свадьбы, не соизволив предупредить, когда вернется! Страшно представить, сколько пищи они дали злым языкам!..
Только однажды она согласилась принять гостя. В субботний полдень Люси объявила о приезде мистера Парселла. Брендон знает о ее чувствах к Кейну и, конечно, поймет, что ее силой вынудили выйти замуж. Может, он придумает, как ей помочь?
Она наскоро переоделась в платье, которое носила накануне, и поспешила вниз. Брендон вежливо поднялся с дивана при ее появлении.
– Миссис Кейн, – он поклонился, – я приехал поздравить вас и передать наилучшие пожелания от матушки и братьев. Уверен, что вы и майор Кейн очень счастливы.
Кит почувствовала, что из горла рвется истерический хохот. До чего это похоже на него: вести себя так, словно между ними ничего не было, даже дружбы. Так, обычное знакомство.
– Благодарю вас, мистер Парселл, – ответила она ему в тон. Гордость и злость помогали безупречно играть роль, для которой ее предназначали воспитатели Темплтонской академии. Следующие двадцать минут она показывала ему розы, растущие перед домом, рассуждала о здоровье президента Банка плантаторов и граждан и о возможности приобретения новой ковровой дорожки для церкви.