Командующее Я - Идрис Шах

Совсем недавно я беседовал с другим издателем. Он сказал: «Я понимаю, вы говорите, что ваши материалы должны быть представлены именно так, как вы их представляете, но я и не предлагаю вам написать общую теорию этого собрания, я только хотел, чтобы вы подготовили для меня книгу, содержащую, скажем…»

Он сделал паузу, не зная, как закончить фразу. Я подсказал: «Общую теорию?»

«Совершенно верно», — ответил он.

Издатели приведены в качестве примеров, поскольку они стремятся выразить то, чего хотят, но не могут ясно сформулировать их читатели. Для этого даже есть специальная фраза — «творческая сторона издательского дела». Данный подход грешит только одним неверным условием: он означает, что издатель примет лишь такой материал, который соответствует его представлениям о том, что нужно ему и его читателям.

На одной радиопередаче, куда я был приглашен, чтобы обсудить какую-то из моих книг, ведущий, весьма известный обозреватель, сделал одно замечание: обсуждаемая книга содержала суфийские истории, и ему показалось несколько странным, что во всех рассказах суфии всегда оказываются на высоте положения. Его замечание поразило меня, и я понял, что этот разумный и знающий человек не обратил внимания на то, что перед ним — книга примеров. Стал бы он критиковать справочник по математике по такому поводу: «Почему все приведенные в книге уравнения имеют решения?»

Даже приняв во внимание, что этот недуг отнюдь не всеобщий, данная проблема — пример почти непобедимого невежества — не становится понятней. Мы можем с известной долей уверенности утверждать, что все культуры, о которых сохранилось какое-то знание, были обременены подобной слепотой. Но все же нередко встречаются люди, умеющие правильно подойти к решению проблем, включая и изучение суфийских материалов и практикующие это без всяких признаков упомянутой глупости. Поэтому едва ли возможно сказать, что человек — это существо, сузившее свою способность видеть до такой степени, что вообще не может ею воспользоваться; или назвать его культуру настолько ограниченной, что он становится слепым, когда дело доходит до альтернативных способов видения.

И в то же время совершенно очевидно, что мир, в котором мы живем, таков, какой он есть, именно потому, что людям гораздо проще думать в узких категориях коммерческого подхода.

А опыт учит, что освобождение от этих пут состоит в отказе от выхолащивания, воздержании от популяризации, нежелании довольствоваться компромиссом при работе с материалами. Ведь если их не усвоить единственным способом, дающим результат, они становятся просто игрушкой.

Однажды в Соединенных Штатах я читал лекцию, в присутствии нескольких сот человек. Довольно долго я говорил о выхолощенности ритуалов и бессмысленности «метафизических упражнений», поскольку они сохранились как останки некогда точно рассчитанных инструментальных процедур, предназначавшихся для совершенно определенного действия.

По окончании лекции мне с превеликим трудом удалось сойти с кафедры. Она была плотно окружена людьми, умолявшими меня дать им ритуалы и метафизические упражнения…

Если уж механичность пустила, так сказать, корни в уме человека, то, будьте уверены, вывести ум из этого состояния не так-то легко.

Однажды я познакомил одного очень известного человека — а у него, в некоторых кругах, была прекрасная репутация духовного учителя — со сборником очень важных, чрезвычайно подробных материалов.

Он глянул на меня. «Да, все это прекрасно, — сказал он, — но (здесь тон его стал доверительным и почти заговорщицким, и при этом он толкнул меня в бок) мы хотим чего-то из неопубликованного».

Очевидно, чувство чего-то тайного, неопубликованного, предназначенного для узкого круга, было куда важнее, чем представление действительно, по-настоящему полезного материала.

Столь явна эта жажда к чужеземному, полезному или нет, что люди на Западе, прежде чем приступить к обучению своих собратьев, принимают восточные имена, заявляют, что посетили удаленные горные обители, где мистические восточные мудрецы поручили им нести послание, ссылаются на имена и писания людей, относительно которых мало что понимают, принимают чужеземные обычаи, кухню, одежду и упражнения. Когда в одном интервью я упомянул, что некоторые восточные гуру рады подобному ходу событий и просто снабжают западную публику тем, чего она просит, поднялся такой вой протестующих восточных имитаторов и их последователей, что он до сих пор звучит в моих ушах.

«Всю землю от края до края обошли мы, — как сказал один из моих предков, — но не нашли никого, кому могли бы вверить наше знание». Однако я уверен, он нашел множество людей, кто взял бы это знание, будь оно достаточно бредовым.

СУФИИ И ПОКЛОННИКИ КУЛЬТОВ

Намеренно таинственное и временами вызывающее поведение авантюристов, хлынувших на Запад из Азии, часто парализует критические способности их учеников. У них даже здравый смысл искажается или временами исчезает, и, соответственно, возрастает доверчивость, питаемая воображением.

Чтобы проиллюстрировать указанное состояние, суфии иногда применяют обучение действием как практически единственное средство от этого состояния.

В одном документально подтвержденном примере такого рода фигурировал индийский мистик, живший в Англии. Там, в течение десятилетий, он был окружен группой беззаветно преданных учеников, которые, не задавая вопросов, принимали все его пустые разглагольствования на веру.

Один суфий, желая выставить этого мистика таким образом, чтобы у его жертв появилась возможность увидеть, как низко они пали, спланировал в качестве иллюстрации следующий инцидент.

Суфия на носилках внесли в собрание, возглавляемое этим гуру, и он лежал в течение всей церемонии.

Когда лекция и коленопреклонения верующих подошли к концу, он встал и направился к выходу.

Это «чудо» не осталось незамеченным.

Как и ожидал суфий, один из последователей гуру остановил его и спросил: «Разве вы не подтвердите, что были чудесным образом излечены нашим мастером?» Конечно, их сразу же окружили возбужденные ученики.

Суфий ответил: «Если вы хотите, чтобы все узнали об этом, то я вам скажу: я не был болен, а всего лишь хотел послушать лекцию с комфортом, ведь ваш гуру заставляет свою паству сидеть в страшной тесноте!»

ОБУСЛОВЛИВАНИЕ

Системы, культы, метафизические группы и почти все человеческие организации практикуют обусловливание. То есть они исподволь внушают людям ограниченный диапазон верований и требуют от них исполнения определенных автоматических процедур. Люди, вовлеченные в этот процесс (в их число могут входить и «внушатели»), неосознанно становятся «слугами» системы.

Некоторые системы можно назвать «невсеобъемлющими». Это такие системы, которые не нуждаются в своем особом представлении о мире, они достаточно эффективно функционируют в пределах согласованных и всем понятных идей. Группу людей, объединившихся для игры, занятий бизнесом или для достижения какой-то конкретной цели, мы назовем «невсеобъемлющей».

«Всеобъемлющими» можно назвать системы, придерживающиеся некоего универсального взгляда на мир или такого представления о нем, которое побуждает их приверженцев действовать, как если бы их картина мира была всеобъемлющей. Подобные системы намеренно или фактически обязывают своих последователей вести себя в соответствии с всесторонним сводом верований, охватывающих все или почти все случаи жизни.

Следует отметить, что к системам «всеобъемлющего» типа принадлежат, по-видимому, практически все основные религии.

Однако нельзя сказать, что в своей исходной форме или в раннем периоде существования системы подобного рода претендовали на всеохватность в том смысле, чтобы представлять из себя незыблемые конструкции. Может быть, определенные принципы и считались неизменными, но другие, среди которых, как можно заметить, есть и фундаментальные, с течением времени превратились в своего рода смирительную рубашку для мышления. Таков общий знаменатель религиозных систем. Понимание было подменено догмой. Начало возникновения этой догмы и стадия, на которой она выкристаллизовалась, были преданы забвению.

Крайне важно понять это явление — догматизацию всего гибкого. Многие убеждения и практики бездоказательно принимаются в качестве центральных или существенных для всего вероучения в целом, и из-за этого люди (в любой культуре) имеют тенденцию думать об очень многих вещах в терминах, сковывающих их мысль подобно «смирительной рубашке». Поэтому-то человеку кажется трудным или невозможным усвоить новое — или незнакомое — знание.

Дело осложняется еще и тем, что почти все существующие общественные системы ныне проецируются людьми, которые не в состоянии провести различие между духовными и социально-психологическими чувствами или между эмоциональностью и духовностью.