Злейший друг - Ирина Лобановская

Порой чересчур мучительно доискивалась Ксения, допытывалась, добиралась до донышка каждой своей героини, пытаясь понять ее до самой маленькой веснушки на лице, до крошечного пятнышка на совести, чтобы любить ее без сомнений или выяснить все и любить уже со всеми пятнышками и веснушками. Позади у Ксении было мало доброго: она слишком часто увлекалась без толку и часто страдала оттого, что на редкость добросовестно смотрела на не пойми что. Вот источник сомнений. Но как часто путь, который ведет тебя к самой себе, к самопознанию и самоосуществлению, — совсем не прямой, а извилистая, кривая тропа, покрытая оспинами рытвин, и как раз она может зачастую быть ближайшей. Кто слишком боится и избегает темноты, тот, наверное, никогда не сумеет найти света.

А задача актера, как и автора, — создать основной элемент характера, его рычаг, движущую силу, остальное — дело фантазии зрителя или читателя.

Почему, ну почему они так мало прожили с Сашкой? Это проклятое слово «почему»…

И еще — «за что?». За что? Вечный наш вопрос… За что я болею… за что я так несчастна… за что одинока… за что меня ненавидят… за что мне мстят… за что… за что… за что…

Но этот наш излюбленный вопрос задавать нельзя. Ищи хорошее в своей жизни — его тоже немало. И потом… неужели не за что?…

Родился Митя. Ксения не хотела второго ребенка, собиралась делать аборт.

— Только не это! — взревел Сашка. — Ты меня со счетов не сбрасывай! Хочешь, на колени бухнусь? Роди мне ребеночка…

Митя родился. И стал тотчас сосать пеленку. Хотел есть. Здоровый ребенок…

Маруся радовалась и охотно нянчилась с братцем.

И мамины смешные страхи.

— Мне опять снилось, что ты звонишь в дверь… Я открываю, а ты стоишь с чемоданом и держишь Митю на руках… Маруся рядом… Ты опять ушла от очередного мужа… Когда же это кончится…

— Да никогда! — сердился Леднев. — Или ты перестанешь обращать внимание на свои сны. В них все равно никакого прока!

Наконец, это свершилось… Ксения позвонила в дверь родной квартиры. И мама открыла…

— Мы вернулись! — радостно объявила Маруся.

— Это уже не исправить… — обреченно сказала мать.

— Все можно исправить, кроме смерти, — возразила Ксения, входя вслед за Марусей.

Полуторагодовалый Митя цепко держался за Ксенину ладонь. Все как во сне… Совсем недавно Сашка экзаменовал сына:

— Ну-ка, Димитрий, покажи Марусе, как мычит корова.

Митя молчал. Сашка удивлялся:

— Забыл?! Э-эх! Ну а как квакает лягушка? Митя таращился на отца.

Сашка удивлялся еще больше:

— Тоже забыл?! И-е… А как крякает утка? Митя недоуменно хлопал глазами.

Сашка впадал в крайнее изумление и превращался в живой укор.

— Вау! Мы ведь все это с тобой уже проходили, и повторяли, и на практических занятиях отрабатывали! И вдруг — весь материал забыл!

— Незачет! — хохотала Маруся.

Ксения не могла жить так, как жила, и все-таки жила именно так, а не иначе. Почему? Проклятое слово «почему»…

Бывает такая скотская апатия, идущая от непонимания жизни и отсутствия настоящих чувств, а бывает — апатия настигает тебя после слишком близкого знакомства с этой жизнью, после упорной борьбы с ней… и разве это апатия? Нет… это скорее усталость и бессилие вдруг опустевшей души, утрата веры, надежды и любви, это раздумья или ожидания чего-то лучшего. И чем становишься старше, тем меньше разочарований, потому что отвыкаешь от надежды.

— Дрянной я человек, поганый, слабый, — часто характеризовал себя Сашка. — Воли ни на грош. Запить могу запросто… Вот брат у меня был, который умер от рака, — так тот человек! И сестра у меня чудо. Один я сволочь. Притом бездарная. Даже профессии толком нет…

Ксения уже привыкла и не обращала внимания, хотя поначалу пыталась Сашку привести в норму.

— Да чем ты так уж плох? Обыкновенный. Как все. И не хуже других.

Он ее не слушал. И она поняла, наконец: Сашка говорил и сочинял о себе только плохое, сам над собой издевался, явно предпочитая ударить себя раньше, чем это сделает другой. Бормотал:

— Я не намерен умалять чьих-либо заслуг, а собственных еще не имею.

Мы умеем видеть в чужом глазу соринку, а в своем — не заметить бревна. Но бывает в жизни и другое: когда человек искренне и пристально высматривает, выискивает у себя самого соринки, но никак не разглядит у себя бревна, которое вытаскивать надо в самую первую очередь. А соринки, они и подождать могут. Это Ксения поняла немного позже.

Новая свекровь Ксенией была недовольна. Особенно ее привычной сигаретой в зубах. Взялась наставлять:

— У нас в семье никто никогда не курил. Ни мой муж, Сашин отец, ни его брат, ни его сестра, ни его первая жена… Уж не говоря обо мне. И Саша тоже не курит.

Ксения задумчиво выпустила в сторону прозрачно-синий дымок. Две секунды на размышление…

— Это, конечно, неудачно, но ничего. У Саши масса других достоинств.

Больше свекровь не возникала, но Ксению возненавидела.

А потом… Потом привычно позвонила Натка и лениво поведала о школьном вечере встречи. Традиция. Обычно весенняя, а у них перенесенная на осень.

— Вау! Вы уже давно не девочки и мальчики, но до сих пор в них играете, — неожиданно изрек Сашка, выслушав Наталью. — Ладно, мы придем. Вот детей раскидаем по родителям…

Но Ксения пойти не смогла из-за спектакля, хотя очень хотела. Сашка пошел один, а вернувшись за полночь домой, Ксения с изумлением обнаружила квартиру полную гостей: Натка приволокла за собой всю свою покорную команду. Здесь были и Ванечка Сладков с Андрюшей Раковым, и еще почему-то Леша Шорин и Эдик Цветков. Не явился лишь Костик Дьяков.

С какой послушной радостью и забвением кружился вокруг Натки запущенный ею хоровод! Ксения всегда про себя дивилась ему и потрясалась. Кружились они себе да кружились… И ни при чем их дела, занятия, службы, их жены и дети — а они периодически женились, чтобы потом вскоре снова вернуться и занять свое место в излюбленном привычном головокружении. Да и жены и дети не слишком им мешали. Просто всегда занимали положенные им вторые и третьи места, так как первое было прочно занято, оккупировано навсегда — и ни слова больше… Ни упрека, ни намека, ни усмешечки… Наталья — только на высоте.

— Несчастные люди, — как-то сказала об этих парнях Ксения Сашке.

— Почему несчастные? — удивился он.

— Потому что счастливыми их никак не назовешь. Но Сашка с ней не согласился.

— Они сами выбрали себе такое существование, никто за руку не тянул. И вполне довольны. Это люди из разряда не умеющих принимать никаких решений и панически боящихся любой деятельности и ответственности. За них все делает Натка. И они вполне счастливы.