Колокол - Айрис Мердок

Майкл вернулся на свое место, глаза его подернулись пеленой, он чувствовал себя как лунатик в наступившей за его словами тревожной тишине. Он вместе со всеми упал на колени и вознес молитву о мире душевном, который был единственным, чего он мог желать в такие минуты. Послушно вторил он мольбам к Всевышнему отца Боба Джойса, а когда служба кончилась, потихоньку выскользнул из Длинного зала и на время скрылся в своей конторе. Интересно, сколь очевидно было то, что сказанное им прямо противоположно сказанному Джеймсом на прошлой неделе. Это навело его на мысль о том, как мало в ходе разыгравшейся в последние дни драмы задумывался он над тем простым фактом, что он нарушил заповедь. Ему вспомнились слова Джеймса: содомский грех недостоин сожаления, он запрещен. Майкл знал, что внимание его занимает лишь то, как и отчего он достоин сожаления. В то же, что он попросту запрещен, Майкл в действительности не верил. Бог сотворил мужчин и женщин с такими склонностями и дозволил этим склонностям укорениться так глубоко, что во многих случаях они становились самой что ни на есть сутью человеческой натуры. То, что в другом и, вероятно, лучше устроенном обществе могли быть разрешены моралью гомосексуальные отношения, — это, чувствовал Майкл, его не касается. Он был абсолютно уверен: в каком бы мире он ни жил, он всегда будет, по некоторым причинам, считать их греховными. Но из этого не следует, думал он, что можно, как Джеймс, просто отмахнуться от этой проблемы. Сложно все это. Что касается его самого — таким сотворил его Господь, и он не думал, что Господь сотворил его монстром.

Сложно все это и интересно - вот в чем загвоздка. Он сознавал, что в этом вопросе, как и во многих других, он всегда занят свершением того, что Джеймс называл вторым после самого лучшего поступком, тем, что диктуется скорее знанием себя и прикидкой последствий, нежели строгим соблюдением уставов. Ведь, собственно говоря, и сама его сегодняшняя проповедь не что иное, как похвала этому второму после самого лучшего поступку. Но тут таилась опасность, истинная опасность, которую и вскрыл Джеймс: отходя от простого понимания определенных заповедей, человек может полностью предаться духовной драме ради драмы как таковой.

Майкл взглянул на часы. Теперь он вспомнил, что условился до обеда встретиться с Кэтрин, заставив себя наконец пойти на эту встречу. Теперь пора уже поискать ее. Надо покончить с этим делом — сказать что-нибудь про Ника, спросить четкого ответа: как заставить ее брата более активно участвовать в жизни общины. Он не горел желанием затрагивать эту тему, как и вообще видеть Кэтрин, но это же обычное и явно разумное дело. Он обнаружил в себе надежду: ну, как Кэтрин настоятельно посоветует переселить Ника из сторожки? Он спустился по лестнице, обвел глазами холл и заглянул в гостиную.

Кэтрин нигде не было, ни на балконе, ни на площадке. Марк Стрэффорд грелся на ступеньках на солнышке. Майкл спросил его:

— Кэтрин не видели?

— Она на дворе у конюшен со своим восхитительным братцем-близнецом, — ответил Марк. — Брат Ник снизошли наконец до починки грузовика. Deo gratias.

Майклу это сообщение не понравилось. Он немного поборолся с соблазном отложить беседу, но потом быстро решил, что не должен делать этого. Как бы то ни было, Кэтрин может ждать, когда он придет и избавит ее от Ника; и раз уж он наконец — к тому же с таким трудом — решился поговорить с ней о брате, лучше не давать остыть этой решимости. Во всяком случае, после этого разговора он вздохнет посвободнее — и не в последнюю очередь потому, что тогда будет чувствовать, что хоть в ничтожно малой степени «сделал что-то» для Ника. Он отправился к конюшням.

Большие ворота, выходившие на дорогу, были заперты. Майкл уныло заметил, и уже не в первый раз, что их бы надо покрасить, а столб один у ворот подгнивает. Он вошел через калиточку в стене. Двор — один из маленьких шедевров Уильяма Кента — замыкали три стороны из денников, увенчанных вторым этажом, который оживляли под зубчиками карниза чередующиеся круглые и прямоугольные оконца. Он отчасти создавал впечатление маленькой площади. Крытую черепицей крышу венчала изящная башенка с часами прямо напротив ворот. Часы больше не ходили. Правая часть строения полностью выгорела, и рифленое железо, пожертвованное еще дедом Майкла, по-прежнему заполняло зияющие бреши в нижнем этаже. Двор, с заметным уклоном к озеру, отделялся от дороги высокой стеной. Сейчас, на жаре, замкнутый со всех сторон, пыльный, душный, слепящий солнцем, он напоминал Майклу арену.

Посреди двора, прямо за тенью от стены стоял грузовик, повернутый носом к озеру. Капот был открыт, и из-под машины торчала пара ног. Рядом, не считаясь с пылью, сидела на земле Кэтрин Фоли. Юбка на ней была подтянута до бедер, и ее длинные, скрещенные в лодыжках ноги почти полностью были выставлены на солнце. Майкл удивился, увидев ее в такой позе, удивился и тому, что она, увидев его, не поднялась и даже не одернула юбку. Вместо этого она без улыбки смотрела на него. Майклу впервые за пору их знакомства пришла в голову догадка, что она может недолюбливать его.

Ник начал выбираться из-под грузовика: по одну сторону ноги исчезли, по другую выглянула голова. Выбравшись наполовину, он лежал навзничь головой в пыли. Он закатил глаза на Майкла, которому оттуда, где он стоял, лицо его виделось перевернутым. Похоже, он улыбался, но опрокинутое лицо его было так странно, что сказать наверняка было трудно.

— А, великий вождь… — сказал Ник.

— Привет, — сказал Майкл, — как хорошо, что вы занялись грузовиком. С ним все будет в порядке?

— Что за чушь, — сказал Ник. — И вовсе не очень хорошо, что я занялся грузовиком. Ужасно, что я не занялся им раньше. Почему вы не говорите того, что думаете? Там просто карбюратор засорился. Теперь все должно быть в порядке.

Он не двигался с места, и его странное лицо бородатого демона глядело снизу на Майкла.

Майкл, по-прежнему чувствуя на себе упорный взгляд Кэтрин, подыскивал слова.

— А я как раз искал вашу сестру, — сказал он.

— А я как раз разговаривал со своей сестрой, — сказал Ник. — Мы обсуждали наше детство. Знаете, мы ведь провели детство вместе.

— А… — по-идиотски протянул Майкл.

Так или иначе, он не мог иметь дело с ними обоими, и в голову ему пришло, что это один из тех редчайших случаев, когда он видит их вместе.

— Знаю, болтаться и предаваться воспоминаниям грешно, — сказал Ник, — но вы уж нас простите, это наш последний шанс. Ведь так, Кэти?

Кэтрин молчала.

— Хорошо, я уйду. Я могу встретиться с Кэтрин и в другой раз, — пробормотал Майкл.

— Все к лучшему, все к лучшему, и все самое проклятущее тоже к лучшему, — сказал Ник. — Ведь так, Кэти?

Майкл понял, что тот слегка пьян, и повернулся, чтобы уйти.

— Да погодите вы минутку, — сказал Ник. — Вечно вы убегаете, черт вас подери, словно это чертово молоко у меня в сторожке. Хотите, чтобы и все проклятущее было к лучшему? Окажите мне тогда одну услугу — не в службу, а в дружбу.

— Ну конечно, — сказал Майкл. — Что нужно сделать?

— Всего-то навсего сесть в грузовик, перевести рычаг переключения скоростей в нейтральное положение да отпустить ручной тормоз.

Майкл, двинувшийся было к машине, остановился.

— Ник, — сказал он, — перестаньте дурить. Это не смешно. И давайте-ка выбирайтесь из-под этой штуковины. Вы же знаете, под горку ставить машину в любом случае опасно. Надо было развернуть грузовик боком.

Ник медленно вылез, стряхивая пыль и усмехаясь. Увидев его теперь в комбинезоне, явно занятого делом, Майкл заметил, как сильно он похудел и подтянулся — по сравнению с тем, как приехал, — да и похорошел тоже. Понял Майкл и то, что слова эти были первыми настоящими словами, с которыми он обратился к Нику со дня его приезда. Ник, явно на них напросившийся, был доволен.

Майкл хотел было как-то извиниться и уйти, но тут вновь скрипнула деревянная калитка с дороги. Они все обернулись. Это был Тоби. Он стоял и хлопал глазами, глядя на эту замкнутую сцену: Кэтрин, по-прежнему сидящая с обнаженными ногами, и Майкл с Ником, стоящие вблизи друг от друга у грузовика. Он поколебался с видом человека, вмешивающегося в интимный разговор, а потом, раз уж отступать было явно невозможно, вошел во двор и прикрыл калитку. Первой мыслью Майкла было, что Тоби ищет его. У него было такое чувство, будто он заливается краской.

— А, вот и мой дублер, — сказал Ник. — Ты мог бы получить урок. Но все уже кончилось. — Затем, повернувшись спиной к Тоби, он сказал: — Кэти, ты не заведешь его?

К удивлению Майкла, у которого она никогда ни с какими машинами не ассоциировалась, Кэтрин медленно поднялась, встряхнула подол и взобралась в грузовик. Он наблюдал за ней с чувством, которого у него никогда прежде не было: она играет роль. Кэтрин завела мотор. Ник, уткнувшись в капот, проверял результаты. Они казались удовлетворительными. Он закрыл капот и с ухмылкой смотрел на Майкла. Потом, повысив голос из-за несмолкающего шума мотора, сказал: