Ужасный век. Том I (СИ) - Миллер Андрей

— Вы полагаете, Мендоса был человеком чести?

— Безусловно. Разве это не очевидно из прежних моих слов? Немного иной чести, что мы с вами, но… был.

— И поэтому король Балдуин поступил так?

— А как ещё он мог поступить? Вы плохо знаете нашего короля? Я горячо поддерживал это решение, хотя не все полководцы были согласны. Конечно: после дня битвы мы могли атаковать снова. Могли перерезать, аки скот, остатки самого достойного своего противника. Втоптать их трупы в землю, разорвать их стяги, а пленных приковать к вёслам на галерах. Я думаю, проклятые балеарцы так бы и поступили, но мы — не балеарцы. В Стирлинге знают, что такое честь. Поэтому мы позволили им уйти: в строю и с оружием. Взяли только волчьи знамёна, больше ничего.

— Если бы не обеты, я бы выпил за этих людей.

— Я помолюсь за них сегодня.

— И правда. В этом есть что-то рыцарское.

— А что с ними стало потом?

Тут барону оставалось лишь пожать могучими плечами. После войны у него стало много хлопот: о судьбе разбитого врага беспокоиться не приходилось.

— Не знаю. Может, нанялись к кому-то на службу. Может, сами стали кондотьерами. Возможно, просто начали разбойничать. Думаю, всё вместе: кто как рассудил. Лишь истинно благородные люди благородны одинаково. А прочие… они бывают очень разными.

Барон Гаскойн разглядывал молодых паладинов. Сложные эмоции отражались на их лицах, что отнюдь не удивительно: наверняка взглянули на многое по-новому. Это прекрасные рыцари, без сомнений, однако рыцари мирного времени. Разница огромна.

Клемент понимал: его рассказ для этих людей картину мира в корне не изменит. Паладины на то и паладины — чтобы быть прямыми, как древко. Монахи с оружием в руках. Состязаться за их умы с архиепископом, святыми книгами и самим Творцом Небесным — бессмысленно.

Но тем солдатам под чёрными стягами тоже бессмысленно было сражаться на Бахадосском поле. Однако они не отступили, хоть почти поголовно были безродной чернью. С чего Клемент, рыцарь и лорд, должен вести себя иначе?

— Побери меня Нечистый: скверно, благочестивые сиры, что вы не пьёте хмельного. Потому что сейчас именно тот момент, когда выпить нужно.

Ответить паладины не успели: в этот миг с грохотом распахнулись двери.

Шателян Селвин, сопровождаемый вооружёнными рыцарями, буквально ворвался в чертог — так резко, что паладины невольно потянулись к кинжалам. Лорд Вудленда, полулежавший в кресле, приподнялся.

— Что случилось, Селвин? Говори скорее, пока меня удар не хватил!

— Тревожные вести, милорд! Даглус со своей бандой опять объявился. Причём в самом сердце ваших владений. Он разорил Вулмен!

— Вулмен?..

От удивления привставший было барон непроизвольно плюхнулся обратно. Такой дерзости он не мог ожидать. Даже от Даглуса, который умел преподнести неприятный сюрприз.

— Гвендлы? Вулмен? Что это место? Где оно? — оживились защитники веры.

— Это деревня, и она совсем неподалёку. Недалече от места, куда отправился паладин-магистр.

— Значит, магистр в опасности. Мы должны немедленно ехать к нему!

Ну конечно же, паладины думали о своём магистре. Барон же думал о собственных людях — что не менее естественно. Если серьёзный отряд гвендлов нападает на деревни, до которых просто-напросто дойти не должен — то речь о ситуации, требующей самых решительных действий.

В конце концов, Клементу не улыбалась перспектива когда-нибудь встретить Даглуса или кого-то ещё из лихих язычников, охотясь в угодьях возле Фиршилда. А как отреагирует простой люд? Эх, ведь едва всё успокоилось… и опять!

— Магистр, конечно, в опасности. — начал барон, от которого все ждали каких-то слов. — Но я предупреждал его, что здесь никогда нельзя расслабляться: надеюсь, мои слова запомнились хорошо. В первую очередь важно иное. За такую наглость должна последовать расплата: сколь быстрая, столь и суровая. Селвин! Вели собирать сотню. Нет, две сотни! Сейчас же!

— Да, милорд. — шателян кивнул, но с места не сдвинулся: понял, что это не все распоряжения.

Селвин Умбер не слыл бойцом, рыцарей с солдатами не водил. Однако это был сообразительный и верный человек, а также обладающий немалым духом. Сейчас вид у шателяна был не менее воинственный, чем у крепких латников за спиной и паладинов возле лорда.

— Разослать гонцов во все окрестные замки и деревни. Самого шустрого — к Логану: пусть тотчас выступает, чтобы отрезать мерзавцам путь к Восточному Лесу. Могу ли я рассчитывать на помощь паладинов? Опытные рыцари пригодятся, а это ведь точно по вашим обетам: карать безбожников. Так вы вернее всего поможете магистру, который давно может быть не в Колуэе, а где-нибудь в лесу. Или в Лостере… или Творец Небесный ведает, где ещё.

— Конечно, барон! Мы готовы тотчас выступить вместе с вашими людьми!

— С моими людьми? Шутить изволите, сир? Со мной самим!

Шателян раскрыл рот, чтобы возразить, но не успел. Барон вскочил так резво, будто ноги вовсе не болели — и не было за этот день так много выпито.

— Молчать! Раз Робин снова где-то пропадает… и, кстати — хорошо бы подальше от гвендлов… значит, я сам буду командовать. Принести мои доспехи! Седлать коня!

Хмель как ветром сдуло. Лорд Клемент давно садился в седло только для охоты на зверя — не на разбойников. Однако и разбойники давно не забирались так глубоко в его земли, да ещё в отсутствии Робина. Или хоть представления о том, куда за ним посылать. Барон не собирался сидеть в замке, доверяя такую важную погоню кому-либо, кроме сына.

— Но милорд… — всё-таки проговорил Селвин.

Лорд Клемент с размаху врезал пудовым кулаком по столу. Чарка на нём подпрыгнула, ишке выплескался на баронский камзол.

— Я сказал, доспехи и коня!!! Где оруженосцы? Сие же мгновение ко мне! Выполнять!

Поставленный командирский голос барона уже лет пять не разносился по Фиршилду так гулко. Тотчас простыл след шателяна и латников. По всей крепости затопали, всюду зазвучали возбуждённые голоса. Скоро донеслись и трубные сигналы с башен. Побелевшая Ида осенила себя крестным знамением.

— А ты, Ида, успокой женщин. Особенно мою сестру! Но и прочих тоже. Объясни: Фиршилду ничто не грозит, и Робину тоже. С остальным же я разберусь лично. Бегом! Брысь!..

Насчёт сына барон, конечно, кривил душой. Он понятия не имел, где сейчас Робин, чем занят и угрожает ли ему что-нибудь. Мальчик, конечно, умел о себе позаботиться: слишком большого волнения за него Клемент не испытывал. А вот женщины… Ну что с них взять? Женщины и есть. Им только дай повод для истерики…

Увы: женщин в роду Гаскойнов сейчас хватало, а вот с мужчинами не задалось. Но уж эту мысль барон не стал развивать — абсолютно не ко времени.

Слыша, как вновь гремят в его замке оружие и доспехи, как ржут во дворе кони, как зычно кричат командиры гарнизона, барон весь исполнился сил. От подобного молодел ещё вернее, чем от воспоминаний о прошлом.

Паладины покинули чертог — направились вооружаться. Сквайры суетились вокруг: один уже приволок шлем, но почему-то не находилась кираса. Броню лорд Вудленда давненько не надевал. Что висела на манекенах — сто лет не по размеру, а новая пылится где-то… Зато ему протянули меч.

— Что?! Мне — с этим, новомодным? Для Робина ковали? Чушь! Седрик, тащи из покоев мой старый меч!

Пока приказ исполняли, барон Гаскойн отвлёкся от боевой суеты. Выпрямившись, расправив плечи и приглаживая посеребрённую сединой бороду, он стоял перед любимой картиной. Стоял, глядя на фигуру, изображённую подле короля Стирлинга.

Возможно, ситуация не требовала его личного командования. Сколько может быть этих гвендлов — двадцать, тридцать? Это даже не бой: действительно больше похоже на охоту. Но кто знает, представится ли ещё случай покомандовать? Хотя бы так?

На картине рыцарь в расцвете сил смотрел вдаль, на боевые порядки балеарцев. Старый рыцарь напротив картины смотрел на него.

Лорд Вудленда сжал кулаки.

— Ничего! Ещё повоюем!