Конец и вновь начало - Лев Гумилев

Лютера решили арестовать — такое в те времена случалось. Герцог Саксонский успел его спасти, дал ему всадников, конвой, увез в один из своих замков и там спрятал. Идеи Лютера пошли по всей Европе, а сам он сидел тихонько и переводил Библию, чтобы занять свободное время, которого у него теперь было много. Отсюда пошел раскол суперэтнического поля от «Вормского эдикта» 1521 г.[98] Следовательно, дело, очевидно, не в том, что Лютер говорил. Подавляющая часть европейцев была безграмотна, а у тех, кто был грамотен, тоже было не очень много времени, чтобы читать и изучать все эти принципы, взвешивать аргументы, сравнивать, что правильнее: следовать Преданию или Писанию. Для этого Писание надо было хорошо знать, а оно толстенное, да еще на латинском языке, трудно читать. Как надо понимать пресуществление во время мессы? Или предопределение? Какое учение о спасении правильнее?.. Господи, да некогда! Но тем не менее вся Европа разделилась на протестантов и католиков, потому что каждый, толком не зная за что он, точно знал, против кого он. А кроме того, все без исключения — от северной Норвегии до южной Испании — все были не довольны и неудовлетворенны той системой католической средневековой мысли, которая была прилажена для эпохи подъема (т. е. хорошо работала при акматической фазе!).

РЕФОРМАЦИЯ — ИНДИКАТОР НАДЛОМА

Явно выступил на поверхность новый поведенческий императив — реактивный императив фазы надлома. Формулируется он просто: «Мы устали от великих! Дайте пожить!» И теперь им нужно было что-то другое, потому что старая система не отвечала ни накопленному уровню знаний, ни растраченному уровню доблести и мужества, ни сложившимся экономическим отношениям, ни бытовым заимствованиям и нравам, вообще ничему.

Реформы в сущности были необходимы для обеих сторон, и обо всем можно было мирно договориться. Но весь фокус в том, что договариваться никто не хотел. По существу равными реформаторами были не только несчастный Гус и счастливый его последователь Лютер, не только страшный Кальвин, обративший в свою веру Женеву и половину южной Франции, не только мечтатель Цвингли, не только убийца и предатель Иоанн Лейденский, который, провозгласив «царство Сиона», залил кровью поверивший ему город Мюнстер, но и такие католические деятели, как Савонарола — истинно верующий доминиканский монах, который заявил: «Хватит рисовать проституток в церквах под видом святых; художники шалят, а нам каково молиться?» Кончил Савонарола свои дни на костре, унеся в небытие большое количество произведений подлинного искусства из-за того, что решил бороться против неуместной в храмах порнографии. Таким же реформатором был и испанский офицер, раненный в ногу, Игнатий Лойола, который решил, что бороться с Реформацией надо теми же средствами, которыми Реформация борется с католической церковью, т. е. воспитывать жертвенных людей и учить их католицизму. Учить! Доминиканский орден — ученый орден. Доминиканцы учились сами, они сидели и зубрили латынь, Августина, Писание — сложные вещи; карты им были запрещены, все развлечения запрещены; так они, бедные, придумали костяшки — домино, это им никто не удосужился запретить, и играли в свободное время.

Францисканцы — это был нищий орден, они ничему не учились, подпоясывали свою верблюжью рясу веревкой, ходили и проповедовали массам учение католической церкви — как в голову придет. Но проповедь ни тех, ни других не могла соперничать с обыкновенным светским школьным обучением, поэтому основатель ордена иезуитов Игнатий Лойола поставил задачу: надо учить детей католичеству, тогда они не будут падки на протестантизм, не будут протестовать. Сначала он никого не мог увлечь, его выслушивали, но отходили и занимались своими делами. За два десятка лет у него появилось шесть искренних и верных сторонников. Только шесть человек согласились войти в основанный им орден, и он умер, оставив орден из шести братьев. Но уже его преемник, португалец Франциск Ксавье сумел дело своего учителя развернуть широко, так что в орден вошло много монахов, которые посвятили себя школьному образованию. Они стали учить детей, и по существу в ряде стран, в частности в Испании, отчасти во Франции и в Италии, им удалось остановить развитие протестантизма. Конечно, Лойола был человек незаурядный, хотя и пустил реформаторское движение не по принципу ломки, а по принципу сохранения, реставрации — это тоже переделка. Но почему именно Испания отдалась ему почти беспрепятственно? Разберемся.

Надо сказать, что Европе в этот страшный период пассионарного перегрева повезло относительно других суперэтнических целостностей. Во-первых, она находилась на окраине континента, окруженная морями со всех сторон. Она не испытала вторжений. К тому же очень полезным человеком в это время оказался Христофор Колумб. Он вовремя открыл Америку. Конечно, если бы не сделал этого он, то сделал бы это Кабот или еще кто-нибудь. Факт в том, что Америка, про которую уже знали, что она существует, и даже индейцев привозили, чтобы показать, что там жители есть, до XVI в. никого не интересовала. А тут те испанские идальго, т. е. нищие дворяне, которые обеспечили королям Кастилии и Португалии победу над мусульманами, но у которых были только плащ, шпага и, в лучшем случае, конь, оказались без дела. Вот все они и отправились в Америку и там нашли себе применение.

А в Испании оставались люди спокойные, тихие, которым меньше всего хотелось спорить с начальством, и поэтому они приняли то новое исповедание, которое под видом восстановления старого предложила католическая церковь.

Более подробно останавливаться на сюжетах, связанных с Германией и Испанией, не буду. Скажу лишь, что кончился спор, начатый Лютером, Вестфальским миром 1648 г., когда Германия за тридцать лет непрерывной войны потеряла 75 % своего населения (перед началом войны в Германии было 16 миллионов человек, после конца войны — 4 миллиона[99]). Ну сами понимаете, что здесь люди погибли не столько в боях. В боях вооруженные люди себя берегут. Они сами на рожон не лезут и к себе близко противника не пускают; в любой войне так. Погибло несчастное мирное население, которое грабили всеми способами солдаты всех армий, потому что в то время война кормила войну. Таковы были события этой жуткой эпохи. Каждая страна Европы по-своему участвовала в них.

ПАССИОНАРНЫЙ НАДЛОМ В АНГЛИИ

Несколько позже, чем в остальных странах, начался пассионарный надлом в Англии. Объяснить такое запаздывание просто: Британские острова лежали за пределами полосы, по которой прошел «толчок» IX в. Англия получила, так сказать, пассионарность импортную: сначала на остров пришли норвежские и датские викинги, которые захватили англосаксонские королевства; долгое время держали их в своей власти, ну и, конечно, рассеяли свой генофонд по популяции. Потом Англию захватили норманны из Нормандии — это офранцуженные норвежцы. Эти повторили ту же «операцию». И, наконец, когда норманнская династия кончилась, в XII в. из Пуатье был приглашен родственник покойной королевы Матильды — Анри Плантагенет (мы его упоминали). Этот француз привез с собой массу своих галантных земляков, поскольку больше любил Францию и свои французские владения, чем Англию, которую унаследовал. Но кто же отказывается, когда дают корону! Тогда, естественно, произошло новое внедрение пассионарности в массу английского населения. В результате Англия оказалась страной с уровнем пассионарности не меньшим, чем ее соседи северная Германия или

Франция, но произошло это позже, нежели во Франции и Германии — уже в конце XVI — начале XVII в. Поэтому Англия, где прошла и страшная Столетняя война, унесшая массу жизней, и Тридцатилетняя война Алой и Белой розы, через сто лет оправилась, и появилось здесь опять огромное количество пассионариев.

Пассионарность, которая в Англии была сначала достоянием феодалов и приносилось в страну то норманнскими рыцарями, то анжуйскими баронами, то викингами, совершенно естественно в результате случайных связей перешла в среду иоменов, свободных крестьян (несвободных в XV в. уже не было; они вывелись), в среду членов кланов в Шотландии, в среду горожан. В XVI в. Англия также набухала пассионарностыо, как и за сто лет перед этим. Тогда появились при королеве Елизавете английские корсары. Этот пассионарный момент в значительной степени определяет политику самой Англии как державы на фоне европейских политических сил.

Самой сильной страной в XVI в. была Испания, овладевшая колоссальными территориями в Америке и посылавшая ежегодно караваны с золотом на галионах через Атлантический океан, так что испанские короли были самыми богатыми людьми — в смысле золота. У англичан золота не было, и достать им его было негде: те золотоносные места, которыми завладели испанцы, были уже заняты, а те, где можно было поселиться англичанам, были бесперспективны в смысле быстрого обогащения. Следовательно, самое выгодное и самое простое было грабить испанцев.