По понятиям Лютого - Данил Корецкий

Префект выдохнул, подобрал тогу и уселся в кресло.

– Сейчас писарь выпишет тебе вольную, а казначей выдаст деньги, и убирайся вон из города… бывший раб Модус, – добавил он уставшим, охрипшим голосом, который и сам едва узнал. – И помни, ты за одну минуту заработал двухгодичное жалованье римского воина!

Солнце клонилось к закату. Со стороны Фасаиловой башни донесся низкий гул медного гонга, гортанно взревели и умолкли трубы – пробила первая стража.

Квентин миновал Стену Давида и шел по направлению к Золотым воротам, петляя по узким запутанным улочкам Верхнего города. Удлинившиеся тени, глухие дувалы, темные закоулки. Порой казалось, что чей-то силуэт неотступно следует за ним, прижимаясь к стенам домов, но всякий раз оказывалось, что это или бродячий пес в поисках поживы, или случайный прохожий, торопящийся по своим делам. Наконец он вышел к Дамасским воротам, откуда начиналась дорога на Яффу. Бродя по рынку, раскинувшемуся неподалеку, он успел присмотреться к работе стражников и изучить порядок работы мытного патруля, которые останавливали в основном только груженые повозки и явно подозрительных типов, похожих на разбойников, их обыскивали в поисках оружия. В Иудее оружие могли носить только римляне. Даже стражники синедриона пользовались обычными палками или дубинками. Ни одного конфликта за время наблюдения Квентин не увидел, ни одного меча или кинжала на его глазах не нашли: люди приходили в Ершалаим и покидали город без особых препятствий.

А Модус задерживался. Вдоль стены Ирода, сверкая шлемами, прошел уже пятый по счету патруль. Пока что на Квентина никто не обращал внимания, но так не будет длиться бесконечно. Модуса могли убить из-за перстня в какой-нибудь подворотне, его могла посадить под замок Ассма, его мог арестовать префект, в конце концов, сам прокуратор мог передумать. Да могло произойти все что угодно. Поддерживало оптимизм разве что не остывшее еще чувство чуда, ощущение невероятной удачи: ведь именно Модус, один из тысячной толпы, поймал желанный перстень, потом они невредимыми выбрались из чудовищной давильни, в которой оставили свои жизни десятки человек… Значит, судьба на их стороне, и надо надеяться на лучшее!

Рынок у Дамасских ворот был беден и мал. Товары лежали на холстинах, расстеленных прямо на земле: фрукты, хлеб, россыпи скобяных товаров, уснувшая, побелевшая рыба в кадках с водой. Здесь же стояли, обмахиваясь яркими веерами из петушиных перьев, лупы[14] с подведенными сурьмой глазами.

– Ну что, никак не определишься, красавчик? – окликнула его полная женщина с браслетами на щиколотках. – А я недорого возьму и дело знаю! Даже тебя, такого здоровяка, высушу до дна!

Он развернулся и, сопровождаемый смехом, пошел в обратную сторону. Скоро и другие начнут интересоваться, что он здесь потерял, что он ищет целый день. А потом наступит вечер, улицы начнут пустеть – и?.. Квентин уже решил, что если Модус не придет, он все равно не вернется в дом Захарии, подастся в бега. Денег у него нет, жить на милостыню не получится – да и кто ему подаст, здоровенному такому парню, только внимание солдат привлечет.

Остановился у прилавка кузнеца. Среди груды гвоздей, дверных петель, замков и прочей скобянки заметил топор и ножи для разделки мяса.

– Можно? – Он протянул руку к топору.

– Если не убежишь. А убежать далеко не получится, – кузнец кивнул в сторону стражи.

– Не убегу.

Лезвие топора правильное – узкое и тонкое, а вот сталь дрянная, перекаленная, такую в войске Карадога Косматого называли «болотной» и дела с ней старались не иметь. Сучья для очага рубить, конечно, можно. Даже бревно обтесать, если это не дуб и не лиственница. А вот если угодить в человеческую кость – лезвие застрянет и сломается. Даже хороший удар в лоб такому топору, возможно, не пережить. Хотя обладателю того лба тоже, конечно, не поздоровится. Но против настоящего боевого топора или меча этот кусок железа точно не выстоит, рассыплется в крошки.

Квентин вздохнул, положил инструмент на место. Он даже представить не мог, насколько соскучился по чувству увесистой доброй стали в тренированной руке.

– Сколько просишь?

– За десять ассов, да в хорошие руки, так и быть. – Хитро прищурившись, кузнец в упор рассматривал Квентина. – А руки-то хорошие, это вижу. Только хват военный, не крестьянский. Из солдат, бывший, что ли? – Он неожиданно подмигнул, словно прочел его мысли. – Только у нас в Иудее с оружием строго, сам понимаешь. Мигом окажешься в колодках, а потом на виселице.

Кто-то грубо толкнул Квентина в плечо. Он отшатнулся в сторону, развернулся, готовый бежать или драться – по обстоятельствам. Перед ним, подбоченясь, стоял гладко выбритый молодой патриций – в новенькой белой тоге из тончайшего полотна, красной тунике из вытканной вручную тонкой шерсти и новеньких римских сандалиях на толстой подошве. Он держал под уздцы коня и навьюченного каким-то барахлом ослика. Если бы рядом в этот момент не пролетал жирный овод и «патриций» вдруг не поймал бы его быстрым, знакомым взмахом, а затем не вытер руку о свою шикарную тогу, Квентин его и не узнал бы, наверное.

– Модус?!

– Не узнал названного брата?

Довольный произведенным эффектом, тот расхохотался.

– Но как ты…

– А вот так! Пошли отсюда скорее! – Он заторопился, сунул Квентину повод осла. – Держи, это тебе! – И уверенной походкой направился в сторону городских ворот.

Модуса было действительно не узнать. Исчезла даже его вечно лохматая шевелюра – он подстригся и спрятал остатки волос под расшитую бисером шапочку, какие носят купцы из Армении.

– Подожди! Куда ты? – Квентин попытался сдвинуть с места вдруг заупрямившегося осла. – Надо же хотя бы обговорить всё!

Он намотал повод на кулак, поднатужился – осел протащился несколько шагов, упираясь копытами и оставляя колеи в рыхлой земле, но почувствовав силу, все же пошел. Даже побежал.

– Чем скорее покинем город, тем лучше, – сказал Модус. – У меня все отлично, все рассказы потом. Если что, со стражниками буду говорить я сам, ты, главное, молчи. – Он посмотрел на друга. – И убери эту наглую улыбочку, а то нас точно остановят.

Не остановили. Мытник скользнул равнодушным взглядом по вьюку на спине осла, стража даже не посмотрела в их сторону. Друзей накрыла прохладная тень Дамасских ворот, короткий миг – и вот они уже ступают по твердой как камень дороге, ведущей на северо-запад, в Яффо.

Виноградники, огороды. Обочина была уставлена подводами и башнями из пустых корзин, взад и вперед сновали водоносы с раздутыми мокрыми мехами, на уставленных снедью циновках отдыхали целые семейства.