Эпитафия шпиону. Причина для тревоги - Эрик Эмблер

— Если все это правда, — резко бросил я, — если вы меня не обманываете, что мешает мне уехать прямо сейчас? Зачем ждать завтрашнего дня? Если у вас нет ко мне никаких претензий, вы не можете удерживать меня здесь. У вас нет на это права.

— Действительно, нет никакого права. — Бегин устало вздохнул. — Но я же говорил, вы нужны нам для опознания.

— А что, если я откажусь?

— Принуждать вас я не могу, — пожал плечами он. — В таком случае придется справляться самим. Правда, имеются кое-какие соображения, — задумчиво добавил он. — Если не ошибаюсь, вы упоминали, что подали заявление на получение французского гражданства. Ваша позиция в данном деле может повлиять на решение властей — положительное или отрицательное. Французскому гражданину долженствует оказывать помощь полиции в случае просьбы со стороны последней. Тот же, кто столь откровенно пренебрегает обязанностями гражданина и отказывает в такой помощи…

— Но это же откровенный шантаж!

На мое плечо легла пухлая ладонь.

— Драгоценный мой Водоши, впервые встречаю человека, который так любит играть словами.

Ладонь соскользнула с плеча, проследовала во внутренний карман пиджака Бегина, и перед моими глазами оказался конверт.

— Слушайте. По нашей просьбе и в связи с нашими делами вы провели в «Резерве» три лишних дня. Мы хотим быть справедливыми. Тут пятьсот франков. — Он сунул мне конверт. — Этого более чем достаточно, чтобы покрыть понесенные вами дополнительные расходы. И единственное, о чем мы еще просим, — потратить час и помочь нам арестовать тех самых людей, что доставили вам так много неудобств. Неужели вам кажется это неразумным?

— Но вы так и не ответили на мой вопрос. — Я посмотрел ему прямо в глаза. — Повторяю его. Как зовут шпиона?

Бегин задумчиво погладил брыли на щеках и искоса посмотрел на меня.

— Боюсь, — медленно проговорил он, — я не случайно уклонился от ответа. Боюсь также, что я и сейчас не дам его.

— Ясно. Умно, ничего не скажешь. Мне предлагается последовать за вами и увидеть все собственными глазами. А дальше, надо полагать, моя задача сведется к тому, чтобы опознать свой фотоаппарат, который на самом деле вовсе не мой. Так?

Не успел он ответить, как в дверь громко постучали, на пороге появился полицейский и, кивнув со значительным видом Бегину, тут же вышел в коридор.

— Так, — проговорил Бегин, — наш клиент проехал Санари. Пора и нам в путь. — Он двинулся к двери и по дороге оглянулся. — Ну так что, Водоши, вы со мной или как?

Я сунул конверт в карман и поднялся на ноги.

— Конечно, с вами.

19

Эпитафия

В десять сорок пять вечера массивный «рено» выехал из переулка, ведущего к комиссариату, и на большой скорости направился по прибрежному шоссе на восток.

Вместе с Бегином со мной в машине было двое агентов в штатском. Один — за рулем. Другого я узнал, когда он сел рядом со мной на заднем сиденье. Это был мой друг — любитель лимонада. Впрочем, он категорически отказывался вспомнить меня.

Тучи рассеялись. От луны, скользящей высоко в небе, лился свет, растворяющий в себе свет автомобильных фар. За городской чертой двигатель автомобиля заработал натужнее, шины зашуршали по влажной извилистой дороге, бегущей прямо за пахотными землями, принадлежащими «Резерву». Я откинулся на спинку сиденья, пытаясь привести в порядок мысли.

Итак, я, Йожеф Водоши, человек, перед которым не далее как два часа назад стояла перспектива потерять работу, свободу и всякие надежды на будущее, спокойно сижу сейчас на заднем сиденье французской полицейской машины, направляющейся на поимку шпиона.

Спокойно? Нет, не совсем так. Я был отнюдь не спокоен. Хотелось петь. Только не очень понятно о чем. Возможно, меня грела мысль, что завтра, то есть почти через двадцать четыре часа, я буду сидеть в поезде, приближающемся к Парижу. Или дело было в том, что еще раньше, нынешней ночью, мне предстояло узнать ответ на некий вопрос, а именно — что все мои проблемы решены за меня, без малейшей волокиты. Все это не давало покоя.

По-моему, это была чисто телесная, физическая реакция на переживания последних трех дней. Все вело к подобному заключению. В желудке у меня беспрестанно урчало. Хотелось пить. Я зажигал сигареты одну за другой и выбрасывал их в окно, даже не затянувшись. И еще самое, пожалуй, главное, у меня было странное чувство, будто я что-то забыл, оставил в Сен-Гатьене нечто такое, что мне могло понадобиться. Чушь, разумеется. Ничего я, конечно, не оставлял в Сен-Гатьене, что хоть как-то понадобилось бы мне нынешней ночью в Тулоне.

Машина, ровно гудя двигателем, ехала сквозь залитые лунным светом зеленые аллеи. В какой-то момент деревья остались позади, мы выехали на более открытую местность. Здесь росли одни оливы, свет фар придавал их листьям серебристо-серый оттенок. Мелькали одна за другой деревушки. В какой-то момент мы въехали в городок. Мужчина, стоявший на площади, что-то злобно бросил нам вслед. «Скоро будем в Тулоне», — подумал я. Неожиданно захотелось с кем-нибудь поговорить. Я повернулся к соседу:

— Как называется это местечко?

Он вынул трубку изо рта.

— Ла-Кадьер.

— Слушайте, вы имеете хоть какое-то представление, кого мы собираемся брать?

— Нет. — Он вернул трубку на место и уставился вперед.

— Извините за лимонад, — сказал я.

— О чем это вы? — буркнул он.

Я оставил дальнейшие попытки заговорить. «Рено» круто повернул направо и помчался по прямой дороге. Я смотрел на затылок и плечи Бегина, четко выделяющиеся при свете фар. Он закурил сигарету и полуобернулся ко мне.

— Из Анри вы ничего не вытянете, даже не старайтесь, — посоветовал он. — Это сама дисциплина.

— Да, я уже заметил.

Бегин выбросил спичку в окно.

— Водоши, вы провели в «Резерве» четыре дня, и что же, так и не поняли, кого мы преследуем?

— Нет.

— И даже не догадываетесь? — Он хрипло засмеялся.

— Даже не догадываюсь.

— В таком случае детектив из вас никудышный. — Анри завозился рядом со мной.

— От всей души надеюсь, что вы правы, — холодно парировал я.

Он проворчал что-то. Бегин снова усмехнулся:

— Будь начеку, Анри. У него во рту жало змеи, к тому же он еще очень зол на полицию. — Бегин повернулся к водителю: — Когда доедем до Ульюля, у почты притормози.

Через несколько минут мы уже были в этом городке и затормозили рядом с неприметным зданием на площади. У двери стоял полицейский в форме. Он подошел к машине, откозырял и наклонился к окну.

— Месье Бегин?

— Да.

— Вас ждут на пересечении главного шоссе и дороги из Саблета. Машина, взятая напрокат в гараже Сен-Гатьена, вернулась пять минут назад.

— Отлично!

Мы снова двинулись в путь. Несколько минут спустя я увидел впереди габаритные огни полицейской машины. «Рено» сбросил скорость и остановился позади нее. Бегин вышел.

Около машины стоял высокий худощавый мужчина. Он шагнул навстречу Бегину, и они обменялись рукопожатием. Разговор продолжался минуту-другую, затем высокий мужчина сел в свою машину, а Бегин вернулся в «рено».

— Это инспектор Фурнье из портовой полиции, — пояснил он, садясь на место. — Мы вступаем на его территорию. — Бегин захлопнул дверь и бросил водителю: — Поезжай за инспектором.

Машина тронулась с места. Полосы деревьев, через которые мы ехали от Ульюля, вскоре поредели, мы проехали мимо одной, потом другой фабрики и, наконец, свернули на ярко освещенную дорогу с трамвайными рельсами посредине и множеством кафе с обеих сторон. Потом мы повернули направо, и на угловом здании я увидел надпись «Страсбургский бульвар». Мы приехали в Тулон.

В кафе было полно народу. По улицам шатались французские матросы. Повсюду много девушек. Впереди нас невозмутимо пересекала дорогу юная мулатка в красочной шляпе и тесно облегающем фигуру черном платье. Наш водитель ударил по тормозам и крепко выругался. Наигрывая на мандолине, вдоль сточной канавы брел какой-то старик. Я заметил, как смуглый толстяк остановил матроса, что-то сказал, тот сильно толкнул его, и толстяк врезался в женщину с подносом сладостей в руках. Дальше мы миновали морской патруль, прочесывающий одно кафе за другим и напоминающий матросам, что пора возвращаться на пристань, откуда катера доставят их на военные корабли. Потом началась более тихая часть бульвара, где идущая впереди нас машина притормозила и повернула направо. А еще несколько минут спустя мы уже петляли по лабиринту узких улочек, на которых теснились дома и магазины с закрытыми витринами. Затем домов стало меньше, а в какой-то момент их и вовсе сменили высокие голые стены складов. На одной из таких улиц мы в конце концов остановились.

— Выходим, — скомандовал Бегин.