Крушение - К. Тейлор

Она поводит плечом.

– Он хочет, чтобы ты отвалила.

– Почему?

Снова поводит плечом.

– Потому что я старая, да? – Охранник того же роста, что и Брайан, но раза в три шире, к тому же лысый, никаких волос на лице, кроме жиденькой тщательно выбритой бородки, которая едва-едва скрывает двойной подбородок. – А вот возьму и обвиню вас в дискриминации по возрастному признаку. Вы же в курсе, чем это пахнет, да?

На лице у него не дрогнул ни один мускул. Он все еще излучает безразличие.

– Вы еще не ушли, дамочка?

– Вы должны меня пустить, потому что… – я спешно смотрю по направлению прибывающей и прибывающей толпы – парочки идут, взявшись за руки, целые вереницы девочек на высоченных каблуках, стайки смеющихся парней, запрокидывающих головы, и туристы с широко-широко раскрытыми на все это глазами, сверяющиеся с картами и навигаторами в айфонах, – но на ум не приходит никакого свежего аргумента. Этому верзиле нет дела ни до моей Шарлотты, ни до Алекса Генри, ни до несчастного случая, который произошел с моей дочкой. Его работа в том, чтобы пропускать людей внутрь, тех, кто подтянут и хорош собой, молодых и красивых, если формулировать кратко. А я ни молодая, ни красивая. В отчаянии смотрю на блондинку, но она машинально пожимает плечами, и все.

– Я… я ее агент, – говорю я, словно меня вдруг озарило. – И если вы меня сейчас же не пропустите, то она, все ее прекрасные друзья и подруги, они пойдут к… – говорю первое, что приходит на ум, – они все отсюда пойдут в «Виски Мист».

Вдруг один из приятелей блондинки обращает на меня внимание. Но его быстро отвлекает моя блондинка, положив ему руку на талию. Она что-то шепчет ему на ухо, пока охранник осматривает их сверху вниз, потом сладкой-сладкой улыбкой одаривает своего дружка.

– Проходите, – внезапно охранник опускает шнур и пропускает меня внутрь, но глаз не может оторвать от декольте блондинки, идущей за мной следом.

Внутри клуба темно, я торможу на входе, пытаюсь проморгаться, чтобы привыкнуть к такому скудному освещению.

– Двадцать пять фунтов, – говорит мне уставший женский голос. Справа от меня за стеклянной перегородкой сидит в облаке дыма женщина. Роюсь в сумочке и достаю оттуда три десятифунтовика, она берет их машинально и возвращает мне пять фунтов. Я жду, что она скажет еще что-то, но она молчит, и я шагаю навстречу ритмам дискотеки, а также еле заметному лучику света, который пробивается через двойные двери в самом конце коридора.

– Штамп надо поставить, – вздыхает ресепшионист.

– Ой, простите, – оборачиваюсь я.

– Дайте сюда ваше запястье, – она смотрит на меня совершенно мертвым взглядом. Словно ей хотелось бы оказаться где угодно, только не здесь. Я же вспоминаю о своей уютной софе, о книжке, о бокале вина и о Милли – о том, как она кладет свою мягкую и тяжелую голову мне на колени и начинает изо всех ее собачьих сил сопереживать мне.

Снимаю с руки сумку, протискиваю руку в дырку в стекле, и дама ставит на мое запястье штамп. У меня на коже красуется смачное черное тату в форме буквы «Г» (начальная буква названия клуба – «Грейс»). Инстинктивно тру ее пальцем, но она не стирается. Мне надо придумать, как от нее избавиться, перед тем как я попаду домой.

Мы все словно трясемся в огромном грузовике, наполненном блистающими стеклянными шарами. Даже чтобы пройти в дверь, приходится бороться, а потом я застреваю, не в состоянии сделать больше ни шагу, меня со всех сторон заблокировали тела, они заполняют все пространство клуба без остатка.

Люди буквально повсюду, становится жарко, как на сковородке. Не важно, в каком направлении я двигаюсь, я застреваю, в меня втыкаются колени и локти, и меня сбивают с выбранного пути. «Чего?» – кричат они друг другу. «Чего ты там сказал?» – пытаются перекричать очередной музыкальный трек.

Одну часть зала занимает барная стойка, – она золотая, сияющая, и с пола до потолка вся стена за ней уставлена бутылками всех возможных форм, цветов и размеров. Нечеловечески красивый бармен снует туда-сюда, поднося стаканы, открывая холодильники и разливая напитки, – от этих коктейлей движения танцующих приобретают странный алкогольный ритм. Те, кто хочет посидеть, занимают пространство у противоположной стены, низкие обтянутые кожей диванчики и черные пуфики заняты людьми. Слышу, как девочка говорит своему дружку, что сидеть тут нельзя, пока не купишь пятисотфунтовую бутылку шампанского или водку за триста фунтов. Неудивительно, что так много народу стоит в самой середине зала, зажатые в узком проходе между диванами и барной стойкой. Мне неохота пить, вместо этого я прокладываю себе дорогу сквозь толпу – чтобы попасть на другую сторону зала, туда, где лестница. Но проход закрыт очередным шнуром и двумя охранниками – они сторожат зону для VIP-клиентов.

– Бог ты мой – слышу, как кто-то воскликнул у меня за спиной. – Ты же не к Алексу Генри пришла? А, я тебя раскусила!

Я медленно поворачиваюсь. Моя подопечная блондинка из очереди льнет ко мне.

– Это мой агент, – она пихает в бок своего дружка, который в это время давится от смеха, словно никогда ничего смешнее в своей жизни не слышал.

– Митси, – она протягивает руку.

Я машинально жму руку.

– Сью, – отвечаю я ей, – спасибо, спасибо за то, что помогла мне пройти. Правда.

Она улыбается.

– Да без проблем! Если бы тот чудила с моей мамой заговорил так, как заговорил с вами, я бы ему съездила по физиономии, грубый придурок.

Я невольно улыбаюсь, о чем с ней говорить дальше – мне малопонятно, но Митси быстро находится.

– Итак, – она изучает взглядом лестницу и охранников возле нее. Они в это время как раз отводят в сторону небольшую группу едва одетых девочек. – Ну и как попадете к Алексу Генри? Есть план?

Отрицательно качаю головой. Я об этом не подумала, когда уезжала из Брайтона. Решила, что как-нибудь доберусь до него и поговорю или, на худой конец, оставлю ему сообщение, но получается, что даже увидеть его не так-то просто. Лестница ведет на балкон, балкон возвышается над залом, и снизу видны только чьи-то ноги. Непонятно, есть ли там вообще Алекс Генри.

– Можешь меня представить ему? – говорю я Митси.

– Я? – Она запрокидывает голову, и при этом что-то хрустит у нее в спине или шее. – Милая, да если бы я знала Алекса Генри, стояла бы я сейчас здесь с тобой? Никаких вариантов, что нет.

– Ну… я просто решила, что ты такая гламурная, могла бы сойти за модель, а охранники тут уже знают, что у тебя есть агент…

– Ты что, заболтать мне зубы хочешь? – снова смеется, высматривая кого-то в толпе и хватая за руку, – знаешь того парня, который выглядит так, словно он одновременно Энди Кэррол и Бен из «Холлиокс»[5]. Он точно тут, клянусь!

И тут она начинает тащить своего приятеля через толпу, даже не оглядываясь на меня. И я не удивлена ее неожиданным исчезновением, признаться. Я на самом деле страшно благодарна ей за то, что она помогла мне попасть в клуб. Снова присматриваюсь к лестнице. Даже если это будет последним, что я сделаю в жизни, я в эту зону для VIP попаду!

Не могу поверить, что не вела дневник где-то около года. Я его спрятала внутри швейной машинки, потому что не хотела, чтобы Джеймс его нечаянно нашел, а потом я, вероятно, просто о нем забыла. До сегодня. Да, прошло около года с тех пор, как я последний раз тут писала, и столько же времени – с тех пор, как я переехала к Джеймсу. Хотела бы я сказать, что у меня счастливая жизнь, что я постройнела, стала довольной и меня любят, как никогда до того, но правда в том, что мне так плохо, как действительно никогда раньше не было.

Не могу понять, как все так получилось, как я дошла до жизни такой. Я чувствую себя, словно в ловушке, я несчастна и одинока, не могу припомнить, когда в последний раз ходила выпить в бар с друзьями (мы с Хеллс снова потеряли связь друг с другом, после того как я сказала ей, что мы с Джеймсом снова сошлись), а чтобы позвать других своих друзей – я слишком гордая, не могу слушать, как они будут рассказывать мне об удавшихся и счастливых жизнях. Так давно не ходила в музеи, не шила никакой одежды. Я живу как робот: встаю утром, принимаю душ, надеваю джинсы и футболку (у меня теперь шестнадцатый размер, я сильно прибавила в весе с тех пор, как переехала), завтракаю с Джеймсом и его мамой (она стала показываться через три с половиной дня с того момента, как я переехала), а потом принимаюсь за работу, перечень обязанностей она пишет сама каждый день. Если мне повезет, в списке будет поход в супермаркет, так что я могу хоть и недолго, но побыть среди людей, но чаще всего похода в супермаркет нет, и я занимаюсь тем, что мою, чищу, помогаю ей по хозяйству (а ее так называемая сиделка, если таковая вообще когда-то была, так никогда и не возвращалась из той недельной поездки), а потом просто тихо сижу в гостиной, чтобы составить компанию матери Джеймса, пока она смотрит одну мыльную оперу за другой.