Почему он нас уничтожал? Сталин и украинский голодомор - Станислав Кульчицкий

Если этот документ недостаточно характеризует избирательность сталинского террора, его можно дополнить цитатой из выступления Кагановича на бюро крайкома ВКП(б) в Ростове-на-Дону 23 ноября: «Не следует брать Сев. Кавказ в целом. Ведь северная часть план сева выполнила. И хлеб сдала лучше. Весь упор надо делать на Кубань… Районы Кубани должны приковать ваше исключительное внимание, особенно вопросы чистки» (речь шла о чистке партии).

Каганович был прав, когда говорил о выполнении десятью округами края планов сева и меньшем недовыполнении ими хлебозаготовительного плана. Но те, кто устанавливал планы, руководствовались только им известными соображениями. Мы не можем, например, документально обосновать, почему Украина в 1931 году получила единственная из всех зерновых регионов настолько напряженный план хлебозаготовок, что выполнение его привело к гибели от голода до 150 тыс. крестьян в первой половине 1932 года. Нет у нас и доказательств того, почему напряженность кубанских планов в 1931–1932 годах существенно превышала напряженность планов в других округах Северо-Кавказского края. Но причина-то ведь была?

Мы до сих пор иногда говорим о саботаже колхозников и немногих остававшихся еще в 1932–1933 годах единоличников, которые не хотели сеять хлеб и спустя рукава ухаживали за посевами. Саботаж действительно имел место, однако причина такого отношения к делу известна: государство забирало урожай без всякой компенсации. Признавая неэквивалентность в экономических отношениях между городом и деревней, некоторые историки оправдывают действия властей: хлеб продавали за границу, чтобы получить валюту для оплаты заказов на машины и оборудование, ибо без высоких темпов индустриализации Советский Союз оказался бы беззащитным перед внешней агрессией. Хлеб был нужен и для того, говорят они, чтобы спасти от голода армию и рабочий класс. Установив карточную систему для городского населения, государство в 1932 году урезало нормы выдачи хлеба для крупных городов и вообще сняло с централизованного снабжения небольшие города во многих регионах страны. Поэтому голод имел место и в зернопроизводящих районах, где у колхозов забирали весь хлеб, и в зернопотребляющих регионах, где резко сократилось централизованное снабжение.

Рассуждения таких историков базируются на аргументах сталинских пропагандистов, которые выглядели убедительно даже для многих из тех, кто тогда голодал.

Но теперь мы можем глубже и полнее оценить ситуацию, которая сложилась в начале 30-х годах. Во-первых, мы знаем, что темпы промышленного развития были резко снижены во второй пятилетке, что помогло преодолеть экономический кризис и положительно сказалось на самой индустриализации. Во-вторых, мы теперь видим, что хлебозаготовки в УССР и на Кубани использовались для маскировки действий, не имевших с ними ничего общего. Коль скоро власть нуждалась в хлебе, зачем ей понадобилось конфисковать у крестьян и казаков фасоль, пшено, лук, свеклу и все другие продукты длительного хранения? Не подлежавшие выполнению в силу своей исключительной завышенности планы заготовок были лишь предлогом для обоснования репрессий, которые выражались в терроре голодом (то есть повсеместных реквизициях всего съестного), массовых арестах украинской интеллигенции по обвинению в «буржуазном национализме» и жестокой чистке партийных организаций (численность КП(б)У сократилась почти наполовину).

Национальная (но отнюдь не этническая!) составляющая в кремлевской политике террора особенно четко прослеживается в действиях сталинского подручного Кагановича на Северном Кавказе. Сразу же после прибытия он собрал местных руководителей и предложил такие меры: поставить на «черную доску» 3–5 кубанских станиц, провести чистку управленцев с опубликованием заведенных на них уголовных дел в прессе, «пустить слушок» о переселении с Севера крестьян на кубанские земли, которые лучше бы справлялись с плодородными черноземами. 4 ноября он собственноручно написал текст постановления бюро крайкома «О ходе хлебозаготовок и сева по районам Кубани» и переправил его Сталину. Тот внес в текст поправки и приказал опубликовать постановление в краевой газете «Молот».

На «черную доску» были занесены Новорождественская, Медведовская и Темиргоевская станицы. Выступив 5 ноября в станице Медведовской (24 тыс. жителей), Каганович уже открытым текстом заявил: «Мы переселим на Север всех, кто не хочет сеять!» Эти слова не разошлись с делом. В ноябре из четырех станиц (Полтавской, Медведовской, Урупской и Уманской) на Крайний Север было выслано 51,6 тыс., из других станиц — 10 тыс. человек.

Еще до приезда Кагановича чекисты арестовали на Кубани 5 тыс. коммунистов. Среди арестованных был секретарь партячейки станицы Отрадная Тихорецкого района М. Котов. Вина его заключалась в том, что он приказал раздать часть колхозного хлеба по домам, чтобы избежать голода. Районный суд прореагировал немедленно, осудив Котова на 10 лет концлагеря. Члену чрезвычайной комиссии Анастасу Микояну приговор не понравился: «После суда Котов вышел с ореолом героя, мученика за народные интересы». На следующий день по настоянию Кагановича Котов и 15 членов его партячейки были приговорены к расстрелу.

За ноябрь-декабрь 1932 года и за 1933 год в краевой парторганизации подверглись чистке до 40 тыс. человек. 30 тыс. членов партии бежали из края, не снявшись с партийного учета.

Действия чрезвычайной комиссии привели к гибели на Северном Кавказе сотен тысяч казаков и крестьян. Но только лишь этим Сталин не ограничился.

10 декабря 1932 года на политбюро ЦК ВКП(б) обсуждался вопрос о хлебозаготовках в УССР, на Северном Кавказе и в Западной XV/ области. Присутствовали все руководители перечисленных регионов. Сталин внезапно отклонился от темы и напустился на главного вдохновителя украинизации в российских регионах Николая Скрыпника, обвинив его в связях с националистическими элементами. Принятое по итогам заседания постановление ЦК ВКП(б) «О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и в Западной области» (от 14 декабря) касалось не столько заготовок, сколько национальной политики

Кремля. Можно утверждать, что это постановление знаменовало собой отказ (но только применительно к Украине) от курса национальной политики, провозглашенного после образования СССР XII съездом РКП(б). Легитимизированный партийным съездом курс ликвидировался секретным постановлением ЦК ВКП(б)!

Провал хлебозаготовок в постановлении увязывался с контрреволюционной работой кулаков, петлюровцев, сторонников Кубанской Рады (аналог Центральной Рады на Кубани). Постановление требовало «решительно искоренить эти контрреволюционные элементы путем арестов, заключения в концлагерь на длительный срок, не останавливаясь перед применением высшей меры наказания относительно наиболее злостных из них».

Внимание Северо-Кавказского крайкома и крайисполкома обращалось на то, что «легкомысленная, не вытекающая из культурных интересов населения, не большевистская «украинизация» почти половины районов Севкавказа при полном отсутствии контроля за украинизацией школы и печати со стороны краевых органов, дала легальную форму врагам Советской власти для организации сопротивления мероприятиям и заданиям Советской власти со стороны кулаков, офицерства, реэмигрантов-казаков, участников Кубанской Рады и т. п.»

Постановление ЦК ВКП(б) положило начало кампании борьбы с «скрыпниковщиной», которая в 1933 году затянула в свой водоворот в Украине десятки тысяч представителей национальной интеллигенции. Ставилась задача «немедленно перевести на Северном Кавказе делопроизводство советских и кооперативных органов «украинизированных» районов, а также все издающиеся газеты и журналы с украинского языка на русский язык как более понятный для кубанцев, а также подготовить и к осени перевести преподавание в школах на русский язык».

Население Кубани с энтузиазмом приветствовало украинизацию. Этим-то и объяснялся весь секрет ее успеха. Однако террор голодом заткнул рот протестующим. Во время Всесоюзной переписи населения 1939 года никто не отважился спорить с работниками статистических органов, у которых были совершенно точные инструкции: записывать всех коренных жителей русскими. Украинцами признавались только те, кто приехал с Украины. Таких оказалось в 1939 году 4,3 %, а во время переписей 1959 и 1989 годов — 3,9 %. Так погибла украинская Кубань.

Украинская пресса достаточно поляризована, как и общество в целом. Эту статью я попробовал напечатать в газете, читательская аудитория которой отличается от аудитории газеты «День». Не получилось…

Постоянно приходится сталкиваться с явлением, которое можно назвать «осознанным непониманием». Отношение ко многим проблемам советской истории подлежит в свете уже опубликованных документов существенной корректировке. Однако многие люди решительно не хотят менять привычных представлений о прошлом. Им так удобнее, и это страшно. Ведь если сталинские репрессии не коснулись их непосредственно, они все же являются жертвами. Репрессии, что весьма вероятно, отразились на их семье и, уж несомненно, на их стране. От прошлого нельзя уйти, его надо помнить. Помнить хотя бы для того, чтобы оно не возвратилось.