Звёздная бирема «Аквила». Мятеж - Олег Мелехов

Нежданная гостеприимность Ливии сшибала с ног почище курсантского самогона. Отчего вдруг такая милость к падшим?

«Возможно, чтобы заслужить нормальное отношение, мне следовало угнать бирему, взорвать реактор и убить пару десятков человек еще десять лет назад?» — предположил Квинт.

Он протянул свою чашку со странным ощущением нереальности происходящего. Неведомо, какой реакции он ожидал от Ливии Терции, тут даже предположить сложно, настолько плохо они друг друга, в сущности, знали, но чего-то более взрывоопасного. Может, прицельного выстрела из табельного «гладия» в живот мятежника? Хотя… еще двое суток назад Квинт и ведать не ведал, до какого края он дойдет.

Префект в задумчивости не заметил, как, отпивая из чашки, зажмурился от удовольствия.

— Ну как? — с искренней заботой поинтересовалась Ливия. — Не слишком крепко?

«Руку на отсечение даю, ты запомнила процент кофеина в моем синтезаторе», — восхитился Квинт, но вслух молвил суховатое:

— Готовить на нагревателе у тебя получается лучше. Отличный кофе.

— Я рада, — кивнула Аквилина и без предисловий спросила в лоб:

- Скажи мне, Квинт Марций, как мне дальше служить с человеком, который считает себя вправе не просто оспаривать мои решения, но и поднимает мятеж, когда ему кажется, будто он прав? Ты уже посидел в моем кресле, значит, отчасти представляешь, насколько оно… неуютное. Как бы ты поступил, если бы мы и впрямь поменялись местами? Оставил бы все как есть? Или доложил Бибулу при первом сеансе связи?

Он откровенно пригорюнился, склонившись над чашкой с таким видом, будто собирался утопиться в восхитительном напитке.

— Тебе решать, как поступить. И только тебе.

Теперь, когда Квинт Марций мог рассуждать здраво и логично, он понял, любые оправдания прозвучали бы неубедительно. Да, принято считать, что победителей не судят, а побежденных совсем даже наоборот. Но в Республике судят и победителей тоже. Особенно, за нарушение прямого приказа.

— Хорошо, — Ливия поставила чашку и сплела пальцы. Последнее, что ей было сейчас нужно, это покаяния и оправдания. Префект сумел не только привлечь ее внимание, но и озадачить изрядно. И единственное, что она по-настоящему хотела знать, это причина. Почему он решился на мятеж? Но прежде следовало обрисовать перспективы на будущее, прямо скажем, не радужные. Причем для обоих участников кофепития.

— Позволь изложить мои соображения, — наварх и сама не ожидала от себя такой мягкой рассудительности в голосе и движениях. Еще совсем недавно вершиной ее снисходительности стал бы приказ посадить мятежника на гауптвахту и статический ошейник на него надеть в качестве альтернативы собственноручному вышвыриванию из шлюза. А теперь поди ж ты! Не только дорогущий кофе на него тратить, но еще и беседы вести, и всё это получается без особых усилий. Неужто терапия Антония все-таки действует?

«Или я просто не такое мстительное чудовище, как уверен экипаж, — с грустью подумала Ливия: — И эта мягкость мне еще не раз выйдет боком».

— Мы с тобой попали в сложную ситуацию, Квинт Марций, — честно призналась наварх, — И лично я вижу из нее три выхода. Первый, — и она принялась загибать пальцы: — я беру тебя под стражу до конца полета, запираю твоих людей в жилых отсеках, не сплю всю дорогу до базы в ожидании вооруженного мятежа легионеров, затем мы вместе проходим через расследование и трибунал. А! Вигилов тоже придется запереть. В итоге мне, в лучшем случае, светит будущее пилота-инструктора в какой-нибудь летной школе. Хотя вряд ли. Мало кому нужен наварх, допустивший мятеж на борту. Второе. Ты можешь убить меня и лояльных офицеров мостика, исправить бортовой журнал и, хоть это и маловероятно, попробовать добраться до базы самостоятельно. Там ты свалишь все на меня, пройдешь через расследование и трибунал, а дальше… Не знаю, какие у тебя могут быть планы на будущее. Охрана складов, возможно? Но есть и третий вариант, и он мне нравится гораздо больше.

Она прервалась на пару глотков кофе и ненадолго умолкла.

Квинт не смог удержаться от невеселой усмешки:

— В душе, Ливия, ты неисправимая оптимистка, как я посмотрю. Исполнение приговора военного трибунала я уже вообразил в красках, но над образом сторожа склада запчастей сельхозтехники придется еще поработать. И какой же третий вариант ты видишь?

— Мы скажем, что это были… учения, — Аквилина сверкнула зубами в довольно-таки мерзкой усмешке: — Проверка лояльности офицеров и действий экипажа в экстремальной ситуации. Отсутствие наварха на мостике — это достаточно экстремальная ситуация, согласись. Учитывая, что резервный пост управления системами все это время находился здесь, — она ткнула пальцем себе за спину, подразумевая вирт-консоль, — это будет звучать достаточно… правдоподобно. Особенно если мы оба станем излагать одну версию. Но! — наварх подалась вперед и прищурилась. — Прежде чем я соглашусь врать ради спасения наших шкур, я должна понять. Почему? Объясни мне настоящую причину своих действий, Квинт Марций. Только не надо этой патриотической чуши насчет мести за несчастных шахтеров! Плюс-минус несколько дней… не думаю, что от незамедлительного возмездия они тут же воскресли бы. Истинная причина. Сейчас.

А он, в общем-то, и не собирался кривить душой и врать. По всем признакам настало самое время для честного признания сразу во всем:

— Я хотел летать. Как ты.

Квинт Марций пожал плечами и посмотрел на Ливию с нескрываемым любопытством в ожидании реакции. Ну, интересно же! Как же это бывает, когда прирожденный пилот вдруг узнает, что есть люди, которым ничего не светило и не светит, а они все равно хотят несбыточного.

— О… — после недолгого молчания выдохнула Ливия и воскликнула так, словно это всё объясняло: — Но ты же Марций!

А потом осеклась. Вот именно. Он — Марций, а Марции не летают. Представители этой фамилии предназначены для того, чтобы хорошо стрелять и умело командовать легионерами, но управлять кораблем… Это — не просто недопустимое желание, это желание преступное. Но возможно ли, чтоб… Наварх потрясла головой, пытаясь собрать вместе разбегающиеся мысли. Немыслимо!

«Я — Марций! Я — то, что делает „Аквилу“ опасным бойцом. Но узкая специализация, как глубокий желоб, где лишь стены с двух сторон, а бежать можно только вперед. Но если все время видишь звезды над головой, то рано или поздно до них захочется допрыгнуть. Ты понимаешь это, Ливия?» — хотелось кричать префекту.

— В этом все и дело, верно? Ты — Марций, который хочет летать, — она потерла лоб и уставилась на него с оттенком мрачного восхищения: — И все эти годы ты так умело маскировался, что ни одна комиссия не смогла выявить эти отклонения! Ну, еще бы! Никто не допустил бы тебя на борт звездного корабля с таким дефектом сознания… — Ливия снова замолчала и нахмурилась. А потом вдруг улыбнулась: — Странно, что ты так невзлюбил Ацилия. Насколько я понимаю, он пострадал как раз ради таких, как ты. Желающих невозможного. Пей кофе, пока он окончательно не остыл. И дай мне минуту подумать.

— Кто? — Квинт Марций вздрогнул, словно ото сна очнулся. — Курион? А он что, хотел Марциев в пилотов превратить? Ох, прости, я не слишком вдавался в нюансы политического закулисья. Нет, серьезно? — мужчина оживился. — Надо будет с ним встретиться. Потом… на Цикуте… Хм… А я — да, я когда увидел «Аквилу»… — Квинт порядком смутился своего восторженного тона и остальных примет мальчишеской наивности. — Никто и никогда специально меня не спрашивал, в тестах на вопросы давал правильные ответы. Да и зачем маскировка, когда все и так знают, кем могут быть Марции? Я прекрасно понимал, что это невозможно, совершенно невозможно. Не уверен, поймешь ли…

— Вечные боги! — вздохнула Ливия, безошибочно узнавая не только слова, но даже интонации. Да-да, всё верно. Словно не префект манипулариев сидит напротив, а юный кадет из «пилотской» фамилии, какой-нибудь Флавий или Фурий, и делится сокровенным так, будто он — первый из тех, кто мечтает о полетах. — Вот это да…

Квинт Марций в глазах Ливии только что совершил невероятный переход из разряда опасных, но ограниченных и хорошо управляемых солдафонов в высший класс истинных «небожителей». Заговори вдруг Фиделис человеческим голосом, она удивилась бы меньше.

Сдать его претору теперь — значит, не просто убить одного конкретно взятого дефектного Марция, но и растоптать собственные убеждения, а так же взгляды, за которые пострадал Божественный Ацилий. И почему бы и нет, в конце-то концов?

«Смогла бы я жить без „Аквилы“, окажись вдруг на его месте? Без слияния, без полета, без единения, когда, даже не входя в нейро-сеть, все равно ощущаю ее — как себя? И кто из нас мятежник, в таком случае?»

Она повернулась к своей консоли, бросив через плечо: