Век перевода. Выпуск первый (2005) - Евгений Витковский

ЧЕСЛАВ МИЛОШ (1911–2004)

ВАЛЬС

Вплывает, в глубинах зеркальных качаясь,Мелодия вальса в сверкающий зал.Смотри — в канделябрах, в дымы облачаясь,Колышутся свечи. И тянется бал…

Там пыль розовеет — иль яблонь цветенье?Подсолнухи-трубы сияют, чисты.И руки — распятья, и плечи — сплетенье,Стекло с белизною — среди черноты…

Пространство в круженьи летит безмятежном.И перья, и жемчуг, и гул голосов!Зажмурены очи… И с шелестом нежнымШелк тела коснется… И шепот, и зов.

Десятого года часы истекают,Часы водяные отмерили срок…Час гнева настанет, смерть жертвы взалкаетИ с огненным древом взойдет на порог.

А где-то — поэту на свет появиться.О них его песня — но им не слышна.Дорогою млечной ночь в хаты струится,И лаем собачьим деревня полна…

Поэт лишь родится — его еще нету.О нем ты не знаешь — но кружишься с ним…Навеки прекрасна, в легенды одета,Вплетаешься в войны, и в битвы, и в дым.

История — бездна. Из бездны кровавойОн шепчет на ушко тебе — не гляди!Там лик — в ореоле печали и славы…То вальс — или слезы застыли в груди?

В прозреньи внезапном раздвинь эти шторы.Вальс в золоте листьев ползет тяжело.Там мир незнакомый, чужие просторы,И ветер холодный стучится в стекло…

Зимнее поле желтым озарилось,Ночь оборвалась, небо приоткрылось.Мечутся люди — крик несется смертный,Крика не слышишь — видишь на губах.

Снежное поле тянется до неба,Полное смерти — кровь его румянит.Каждый упавший камнем сразу станет…Солнце дымится — пыль к ногам летит…

Пленные строем шагают вдоль речки,Над чернотою — лед белый, колючий,А над водою, за синею тучейБич в красных отблесках солнца.

Там, в той шеренге, бредущей в молчаньи,Сын твой, ты видишь. Лицо всё разбито,И ухмыляется рот приоткрытый.Кричи! Он — счастливый в неволе!

Знаешь, ведь есть у страданья граница.Губы в улыбке навек застывают,Люди проходят — и вдруг забывают,Зачем они шли и откуда.

В скотском покое приходит прозренье.Облако, звезды, заря догорает…Мол, не умру я, хоть все умирают, —И медленно, медленно гибнет.

…Забудь же! В круженьи стремятся навстречуЦветы, канделябры, сиянье зеркал!И вальс наплывает. Колышутся свечи,И взгляды, и шепот, и радость, и бал.

Пусть руки чужие тебя не коснутся.Венера восходит и тонет в заре.На цыпочки встань — зеркалам улыбнуться.Бубенчики. Санки. Рассвет на дворе…

ЯН НЕРУДА (1834–1891)

ЗИМНЯЯ БАЛЛАДА

Сыпал снег. Дорогой торнойЧародей шагал проворно.Виселицы остов черныйВдруг его открылся взору.И качаются три вора.— Ну, ребята, как вам славноНа ветру качаться плавно!Я сниму вас, уврачую,С вами рядом заночую. —Прошептал свое заклятье —Хоп! Стоят рядком, как братья.

Сели все кружком во мраке,Шеи дружно поправляют,Чародея восхваляют.Первый вор — черней собаки,И плечо ногой накрыто,Борода сто лет небрита.А второй — с башкою драной,На ноге на деревянной,Третий — Боже правый, где ты?— Лед в глазах, а сам — раздетый,Иней на лице сереет,Тело — лишь сосульки греют.

— Воскресил я вас. Воруя,Путь свой далее держите.Нынче жизнь я вам дарую,Вы ж мне верно послужите.Выпьем тут же, в чистом поле.После — отоспимся вволю.Вражье племя, мчитесь дружно —Раздобудьте всё, что нужно!Хлеб сюда, вино, постели! —Словно птицы, полетели,Ветром мимо просвистели.

Что за посвист разудалый!Первый вор слетал куда-то:— У вдовы забрал я нищейТу перинку. Счастье вору!Спал на ней ребенок малый —Нам-то, чай, коротковата!— Не волнуйся! Будет впору!Молодчина ты, дружище! —И колдун, хозяйство множа,Сотворил четыре ложа.Где-то в небе ветер легкийПрошуршал, как плач далекий.

Тут второй примчался с кружкой:— Вот вино. Я ночью вьюжнойЛовко в шкаф залез, где служкаСпрятал всё, что к мессе нужно.Но боюсь, что будет мало.— Нам скупиться не пристало! —Чародей опять колдует.Бочки встали в ряд. И дуетВетер алчный что есть мочи,Словно волки среди ночи.

Третий вор спешит, ликуя:— Вот облатка! В ночь такуюУ священника украсть яСмог — больному нес в ненастьеДля последнего причастья.— Что ж, приятель, это счастье,Коль другого нету хлеба. —Вдруг грозой разверзлось небо!Воздух глиною сгустился,Вихрем буйным закрутился,И земля вся задрожала.Что стояло, что лежало —Улетает. ШелухоюБратство вознеслось лихое,Только вздох раздался длинный.Вдруг — всё стихло над долиной.

Холодно. В тиши морознойДень вплывает из-за бора.Виселица — тенью грозной.А на ней — четыре вора.

ЯРОСЛАВ СЕЙФЕРТ (1901–1986)

ДОЖДЬ ИСКР

Дождем над полем искры льются.Ах! Ненадолго остаются!И город спит, — но кто впотьмах,В тот час, когда судьбу я вижу,Следит за мной? Всё ближе, ближе…Это страх.

Мне нравилось бежать с дружкамиВ Иванов день за светляками,Ботву пиная без стыда!Но руки девичьи коснутся —И, значит, больше не вернутьсяМне туда.

Обманут трижды. И склонится,Смеясь, над ним звезда-блудница, —Но плач сопутствует ему.Тебе — благословенье свыше,Град беглых. Благодарность слышу.Ни к чему.

Алексей Рашба{32}

ГОТФРИД БЕНН (1886–1956)

ПЕСНИ

Когда бы нам в бульоне первобытномостаться сгустком плазмы. Круговертьсмешала бы в одном настое сытномзачатье и рожденье, жизнь и смерть.

Планктоном стать или песком барханаво власти ветра — это благодать.Глаз стрекозы или крыло бакланатак совершенны, что должны страдать.

Презренны все житейские итоги,Рассчитывать на лучшее смешно.Воистину, мы все больные боги,а думаем, что верим в Бога, но —

спокойна бухта. Лес — в листве шуршащей.В тяжелых звездных гроздьях небосвод.Скользит пантера непроглядной чащей.Всё это — берег. Вечна жажда вод…

***

Исчезло Я в разрывах стратосферыжертва ионов — облученный штамм —поля, частицы; вечности химерызастыли в сером камне Нотр-Дам.

Уходят дни — ни вечера, ни утра,стоят года, — ни палый лист, ни снегтого не скроют, что бессрочна сутра,а мир — побег.

Где путь твой, где конец пути, где мераисчерпанности, полноты —играет тьма кристаллом Агасфера:в его решетках протекаешь ты.

Агаты звезд — как колотые раны,джунгли смертей — как почва бытия,народы, судьбы, битвы, Каталаунызаглатывает бездна с острия.

Заброшен мир. Сквозная человечность,пространство-время вяжущая в жгут,есть функция, с пределом бесконечность,а мифы лгут.

Откуда и куда? Ни ночь, ни утро.За здравие? За упокой?Спросить ответ у веры было б мудро, —Но у какой?

О, если все мыслители о Богепомыслят и склонятся к одному,и пастыри, и паства, все в итогепричастием с себя омоют тьму,

вино стечет, как кровь из общей раны,и стол один — преломит хлеб семья, —о, этот вкус, о, этот час осанны,когда найдешь потерянное Я.

ТОЛЬКО ДВЕ ВЕЩИ