История с географией, или Жизнь и приключения географических названий - Эдуард Вартаньян

Опуская вопрос о достоверности «биографий» подобных топонимов, поведаю вам еще о тех, в основу которых легла непреходящая и неиссякаемая тема любви. И конечно, ненависти. И конечно, коварства.

«Кума, вина!» В волжской слободке вдова-красавица держала постоялый двор. Приветливая, умеющая ублажить заезжих гостей, она была прозвана кумушкой, кумой. «Кума, вина!» — слышалось со всех сторон. Эти слова и образовали название слободки, позднее искаженного в Кунавино.

Влюбился в хозяюшку нижегородский князь-воевода несказанно. До того, что жену свою бросил. Порешил тут сын их примерно наказать змею подколодную, отомстить за обиду, матери учиненную. Ан не тут-то было. Речами сладкими, улыбкой зовущей приворожила она и княжича. Но постояла за себя княгиня. Смертельным зельем опоила она разлучницу. Обезумевший воевода лишил жизни отравительницу, а затем и сына — ее заступника. За преступлением последовало наказание — царь казнил злодея-воеводу.

Не стало больше слышно криков: «Кума, вина!», но память о ней хранит Кунавино. Ныне Канавино — один из районов города Горького.

«Ах, Туба!» — горестно воскликнула мать, когда увидела, как воды безымянной реки сомкнулись над телом ее ненаглядной дочери Тубы. Повод? Кажется, не разделил ее чувства добрый молодец. Теперь вам понятно, почему река — Ахтуба?

Ветла Луги. Еще одна трагедия. Жила-была девушка Луга. Никто в тех краях не мог сравниться с ней — красы неописуемой, характер ангельский — словом, лебедь белая и так далее. Сон, покой потерял из-за нее властный мурза. Преследовать ее стал, грозить. Но, гордая, она отвергла ухаживания ненавистного притеснителя. «Лучше смерть!» — подумалось Луге, и, не откладывая дела в долгий ящик, бросилась она в речной омут под ветлой. «Ах, вот оно что! — догадались вы. — Значит, река Ветлуга, вернее, ее название образовалось от слова «ветла» и имени «Луга»?» Так, по крайней мере, передает легенда. И она ничуть не уступает объяснениям происхождения гидронимов двух волжских притоков. Плывет как-то Стенька Разин с дружиной и персидской княжной на быстроходных стругах по матушке по Волге. Там, где впадает в великую реку нынешняя Решма, персиянка восклицает: «Режь мя!» (меня). Чувствует, что поостыл к ней любимый. Но он ноль внимания. Идут челны дальше, и у другого притока — нынешняя Кинешма — княжна заголосила: «Кинешь мя!» Иссякло, видимо, терпение Разина, и он, как поется в песне, бросает персиянку «в набежавшую волну».

Помните «Золотого теленка» Ильфа и Петрова, пассажиров поезда, отправляющегося в Азию, на смычку рельсов Восточной магистрали? Братья-корреспонденты Лев Рубашкин и Ян Скамейкин, вопреки договору, состряпали «Легенду озера Иссык-Куль», бытовавшую до этого в различных вариантах. Вот что готовились они передать по телеграфу:

«Старый каракалпак Ухум Бухеев рассказал мне эту легенду, овеянную дыханием веков. Двести тысяч четыреста восемьдесят пять лун тому назад молодая, быстроногая, как джейран (горный баран), жена хана красавица Сумбурун горячо полюбила молодого нукера Ай-Булака. Велико было горе старого хана, когда он узнал об измене горячо любимой жены. Старик двенадцать лун возносил молитвы, а потом со слезами на глазах запечатал красавицу в бочку и, привязав к ней слиток чистого золота весом в семь джасасын (18 кило), бросил драгоценную ношу в горное озеро. С тех пор озеро и получило свое имя — Иссык-Куль, что значит „Сердце красавицы склонно к измене“.

На что его попутчик возмутился:

«По-вашему, Иссык-Куль переводится как „Сердце красавицы склонно к измене и перемене“? Ой ли! Не наврал ли вам липовый каракалпак Ухум Бухеев? Не звучит ли это название таким образом: „Не бросайте молодых красавиц в озеро, а бросайте в озеро легковерных корреспондентов, поддающихся губительному влиянию экзотики?“

Но может быть, предложенная сатириком мера наказания должна применяться дифференцированно? Кого-то наказывать осмеянием, а кого-то миловать? Главное, уяснить природу возникновения топонимических фантазий — от преданий, имевших некогда фактическую основу, до побасенок, которые не что иное, как наивная попытка осмыслить непонятное.

То, о чем я уже сообщил вам в этой главе, — образцы народного, а точнее, псевдонародного творчества, анекдотический вымысел на тему: «Что бы это значило?»

А что говорят ученые? К чему привели их исследования и разыскания? Название Чита, сообщат они несведущим, возникло на базе тунгусо-маньчжурских языков и значит «глина». Первоначально такое имя было закреплено за рекой в Забайкалье, а затем перенесено на казачий укрепленный пост Читинск, укороченный позже до Чита. Сейчас это город, областной центр. Ахтуба предположительно искаженный тюркский сложный гидроним со значением «белый омут» (а возможно, и «белые холмы»).

Несколько затемнена этимология реки Ворскла. Предложено несколько объяснений; наиболее достоверной представляется связь с осетинскими ворс («белый») в значении «чистая вода». Имя реки известно на Руси очень давно. Следуя подсказке известного географа, профессора И.П. Магидовича, я разыскал упоминание о гидрониме в форме Върьскла у Нестора-Летописца в приписываемой ему «Повести временных лет», в записи под 1111 годом («в лето 6619»).

Что же касается Кюрасао — мы можем откровенно посмеяться басне, придуманной европейцами. Нет, вовсе не «поджаренный кюре» запечатлен в названии одного из Малых Антильских островов. Все куда проще. Экспедиция испанца Алонсо де Охеды достигла в 1499 году этого острова, и за высокий рост его жителей нарекла Остров Гигантов. Здесь были оставлены безнадежно больные тропической малярией несколько матросов. Спустя некоторое время другая экспедиция с удивлением увидела выздоровевших людей. И остров получил второе имя — Кюрасао («Исцеление»).

Что касается других географических наименований, поверьте мне на слово: ни одно из них также не выдерживает экзамена на достоверность. А если я опускаю их, то потому только, что мне хочется еще о многом рассказать, а объем книжки невелик.

Итак, существуют два типа топонимов. Первый, когда объяснение произвольное, анекдотическое (умышленное — если литературный прием), откровенно нелепое. Оно бытует вопреки научному, второму, основанному на глубоком знании предмета исследования. Здесь при столкновении мнений, гипотез, отвергаемых или принимаемых, рождается истина.

Но бывает и так. Давно отвергнутая несостоятельная история происхождения какого-либо топонима снова выплывает на страницы научных трудов. Центр Нью-Йорка расположен на острове Манхэттен. До колонизации европейцами его населяли индейцы алгонкинской группы языков. Первым ступил на островную землю мореплаватель из Флоренции Джованни Веррацанно еще в 1524 году. Он выменял у индейцев шкуры животных за «огненную воду». Сами индейцы будто и назвали место мены Манна-Хата («Место пьянства»). В другом источнике сомнительная честь «первого спаивателя» отдается Генри Гудзону, который щедро потчевал водкой индейцев, поднявшихся на его корабль. Этот пьяный разгул датируется 1609 годом. В третьей публикации утверждается, что уже в 1610 году голландцы отторгли остров у его исконных владельцев, уплатив за него смехотворно малую сумму — несколько десятков гульденов. Прозревшие, лишенные родины ирокезы прозвали остров «Место, где нас обманули». А вот читаю еще, написано черным по белому, что в 1649 году первым и полным владельцем острова стал некто Петер Минюит. Мошенническая по существу, но юридически оформленная операция с приобретением острова была названа «самой фантастической сделкой в истории человечества»: предприимчивый голландец выменял остров за грошовые безделушки. И снова ирокезы, горько вздыхая, произносят, по-своему конечно, фразу: «Там, где нас обманули». Так как же нам быть? Видимо, стоит опереться на фундаментальные труды американских и советских лексикологов. Тогда Манхэттен (сейчас — Манхаттан) определяется соответственно как «остров» и «холмистый остров».

Вы спросите меня: а может быть, стоит решительно, раз и навсегда, отказаться от топонимических преданий, легенд и всего того, что связано с чудесами и вымыслом? Контрвопрос: а чудесные сказки, спутники вашего детства, разве не будили воображения, не тревожили сердце и ум? До чего же верно: «Сказка — ложь, да в ней намек…» В сказках своеобразное отражение действительности. Человечество в своей колыбели создавало мифы — это также сказки. Их автор — народ — передавал из поколения в поколение свои представления, верования, чувства. Греки подарили нам своих богов, героев, объяснили в меру своего понимания устройство мира, его географию. Римляне — прилежные ученики эллинов — усвоили, обработали и развили мифы, и это через них дошли до нас греческие сказания. А как много почерпнул христианский мир из библейских легенд: обычаи, уклад и материальный мир седых времен.