Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж, господа, я сделал всё, что мог. Теперь всё в руках Божьих!
Два солдата подняли на руки Николая и отнесли в помещение, которое гордо именовалось «лазаретом». От камеры его отличали кровати да застеклённые окна. Дежурный поручик отправился к Завалихину, которого оставили в допросной. Лейб-гренадеру было противно смотреть в глаза человеку, который поднял саблю на безоружного человека и, вдобавок ко всему, арестанта. Разговаривать с ним тоже не хотелось, но пришлось.
— Прапорщик, — подчёркнуто холодно обратился к Дмитрию дежурный. — Извольте привести себя в порядок и объяснить своё поведение. Ну-с?
Завалихин, всхлипывая и вытирая слёзы, пробормотал что-то невнятное.
— Да возьмите же себя в руки, — разозлился поручик. — Вы же офицер, а не тряпка!
— Я вынужден был защищаться, — выдавил наконец прапорщик. — Государственный преступник пытался вырвать у меня оружие.
— Ух, ты, — насмешливо просвистел лейб-гренадер. — Штабс-капитан пытается вырвать оружие, а храбрый прапор отбивается. Не смешите меня, милостивый государь. Я ведь, чай, в одном корпусе с Клеопиным служу.
— Служил-с, — попытался поправить Завалихин, но был оборван на полуслове.
— Да нет, молодой человек, — серьёзно сказал поручик, который был старше не более чем на три-четыре года. — Клеопина чинов и званий никто не лишал. Так вот, прапор. Вы для меня — человек неизвестный. А Николай Клеопин — другое дело. Штабс-капитан в гвардию с Кавказа переведён. «Анну» с «Владимиром» за храбрость имеет. Если бы он захотел у вас оружие вырвать, то, будьте уверены, отобрал бы. К сожалению, у меня нет права арестовать вас, но я вынужден буду задержать вас до приезда дежурного офицера вашего полка. Прошу сдать саблю и рассказать, какие вещи имеются в ваших карманах.
По сложившейся традиции личные вещи заключённых и задержанных не изымались. Но дежурный офицер имел подробную опись того, что имелось в наличии.
— Вот, — слепо глядя в одну точку, стал опустошать карманы Завалихин. — Портмоне, сигаретница, огниво и бумага.
— Что в ней? — равнодушно поинтересовался поручик. — Если любовное послание, можете оставить себе. Даже арестантам, хм… бумага иногда нужна бывает.
— Это приказ об освобождении штабс-капитана Клеопина из-под стражи.
— Что?! — гневно вскричал поручик и требовательно протянул руку. — Дайте приказ.
— Приказ предназначен для коменданта крепости, генерал-майора Сукина, — позволил себе снисходительно улыбнуться прапорщик, который уже окончательно успокоился.
— Прапорщик, — раздражённо сказал гренадер, — комендант в данный момент отсутствует. Его обязанности автоматически переходят к дежурному офицеру — то есть ко мне.
Дмитрию пришлось подчиниться. Поручик, не чинясь, отодрал облатку, заменявшую сургучную печать (экономия!) и стал читать. Дочитав до конца, он усмехнулся:
— Знаете, прапорщик, вы совершили нападение не на государственного преступника, а на отставного штабс-капитана. Извольте, процитирую: «Штабс-капитана Клеопина, бывшего ротного командира лейб-гвардии егерского полка выпустить из-под стражи с отобранием у него подписки о неучастии в борьбе с революцией с оружием в руках и непримыкании к контрреволюции. Буде же оный штабс-капитан откажется дать сию расписку, то объявить ему о невозможности пребывания в столице, кою он должен покинуть в течение календарных суток». Словом, в переводе с суконного языка, Клеопин должен дать подписку, что не будет воевать против нас. Если даст — то может оставаться в Петербурге и делать то, что ему заблагорассудится. Думаю, что его и обратно в ротные командиры могут взять. А при сегодняшних вакациях — то и на батальон. Ну, а если подписку дать не захочет — то выставят из города в двадцать четыре часа.
Прапорщик Завалихин был удивлён столь мягким приговором.
— Странно, — поделился он своими соображениями с гренадером. — Выпустить государственного преступника и разрешить ему свободное передвижение… Думаю, что следовало отправить Клеопина в арестантские роты…
— Знаете, прапорщик, — сдержанно сказал поручик, — говорить о человеке «государственный преступник» или преступник вообще можно только после решения Августейшей особы или суда. Особы у нас нет, поэтому требуется решение суда. Или же вы, милейший, плохо читали «Уложение о наказаниях Российской империи»? Его ведь до сих пор никто не отменял. Подумали бы лучше — как лично вам не оказаться в арестантских ротах. А теперь — сдайте оружие!
Прапорщик уже начал было стаскивать с себя перевязь, как вдруг дежурный офицер передумал. Видимо, чтобы унизить младшего по званию, он заявил гнусно, как показалось Дмитрию, ухмыляясь:
— Впрочем, оставьте-ка оружие себе. Куда я его дену? Было бы оно боевым, принял бы честь по чести. А вы ведь только на безоружного человека храбритесь.
От возмущения рука Дмитрия сама легла на эфес сабли.
— Ну-ка, ну-ка, — презрительно-насмешливо «подбодрил» его гренадер. — Попробуйте. Я вам не арестант безоружный, а дежурный офицер. На саблях рубиться не буду, а просто — пристрелю.
С этими словами он вытащил из кобуры пистолет и очень небрежно вскинул его к плечу. Чувствовалось, что поручику очень хотелось выполнить один из пунктов должностной инструкции, гласившей, что: «В случае нападения на дежурного можно применить любое имеющееся оружие, не разбираясь в чинах и званиях нападавшего!»
К счастью для себя, Дмитрий Завалихин эту инструкцию тоже знал. Злобно сорвал с себя перевязь и отбросил её в угол камеры. Поручик, взяв с собой приказ, оставил задержанного в допросной. Благо та имела засов снаружи.
…Николаю Клеопину повезло. Его не сгноили в каземате и не зарубили. Он сумел оправиться от потери крови. Правда, на лице остались шрамы и от удара сабли, и от швов, которые
