Юстиниан. Великий законодатель - Джордж Бейкер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большинство военачальников придерживалось старомодного взгляда на женщину. Что делать, они жили и воспитывались очень близко от Азии.
Неизвестно, кто именно произнес приведенные ниже слова, но один из военачальников сказал буквально следующее: «Я откажусь признать любого из тех, кого навяжет нам Константинополь».
IV
Действительно, для Феодоры, которая день за днем и час за часом ждала дурных известий о состоянии Юстиниана, это без преувеличения был вопрос жизни и смерти. Маловероятно, что ее занимали философские вопросы о месте женщины в обществе. Сталь ранит, а цикута убивает и мужчин и женщин; и те и другие в равной степени могут пользоваться силой и мужеством для самозащиты. Мы можем не сомневаться в том, что, ожидая новостей, которые могли решить ее будущее, Феодора была готова до конца использовать любое оружие, чтобы защитить себя и мужа или, если так сложатся обстоятельства, только себя.
Юстиниан выжил. Возможно, в этом сыграли свою роль его умеренность и трезвость. Как бы то ни было, чумной бубон нагноился и вскрылся; смертельный яд вытек из организма, и больной начал поправляться.
Когда эта новость достигла Сирии, воинские начальники стали вспоминать сказанные ими ранее слова с неприятным чувством возможных последствий. Некоторые поспешили атаковать неприятеля, отличиться в битве и доложить наверх о своем героизме. До полного выздоровления Юстиниана государством продолжала управлять Феодора. Она вызвала их всех в Константинополь. Когда они прибыли, Боуз исчез. Никто не знал, что с ним сталось, и никто не осмелился об этом спросить. Против Велизария не были выдвинуты обвинения, но его сместили с поста командующего, лишили права иметь собственную дружину и фактически посадили под домашний арест. Это означало, что его не имеют права посещать друзья. Командование сирийской армией было передано Мартину.
Естественным исходом этих суровых мер явилось то, что Велизарий (который был не слишком доволен поведением Феодоры) высказал свои обвинения, а Боуз их подтвердил. Юстиниан и Феодора были слишком многим обязаны Велизарию и знали о его безоговорочной верности, поэтому не применили к нему более строгих мер.
Прошло два года и четыре месяца, прежде чем Боуз, жмурясь от яркого света, появился в знакомых местах среди некогда знавших его людей. Все это время он провел в заключении, сидя в темной одиночной камере в подвале дворца Феодоры в Хормидасе, не отличая дня от ночи и не слыша человеческого голоса, с ним не общались даже тюремщики… До нас не дошли сведения о том, от чего он отрекся, какие дал гарантии, к какому соглашению пришли они с Феодорой, но факт остается фактом: Боуз был освобожден и восстановлен в прежних правах. Он получил свой урок, и, хотя этот урок оказался достаточно суровым, были люди, которым пришлось пережить гораздо худшее.
Судьба Боуза была интересна только самому Боузу; вероятно, она не имела значения ни для кого другого. С Велизарием все обстояло по-иному. Лишение его права содержать дружину выставило на продажу массу вооруженных воинов, силой которых были покорены Африка и Италия. Такое редко случается в истории. За обладание этой немалой силой началась жестокая конкуренция. Для того чтобы соблюсти честность в этой игре, воины были разделены на партии, которые были распределены между разными военачальниками и, как пишет по этому поводу Прокопий, «некоторыми придворными евнухами», под которыми он, вероятно, подразумевает Нарсеса. Мало этого, был наложен арест и на личные сокровища Велизария, так что отныне он не мог содержать дружину, даже если бы получил на это официальное разрешение.
Мало было в истории Константинополя событий, которые бы в такой степени потрясли воображение обывателей, как падение Велизария. Видимый эффект от этого падения был бы гораздо большим, если бы ему не предшествовал такой вселенский катаклизм, как великая эпидемия чумы. После такого потрясения люди не имели ни малейшей склонности обращать внимание на несчастья других и жалели только самих себя. Однако то, что случилось с Велизарием, эхом отразилось в исторических хрониках и даже прозвучало отголоском в современной английской поэзии.
Люди, недоумевая и поражаясь, смотрели на Велизария, который больше не был богат, больше не был велик, которого не сопровождала многочисленная свита. Теперь это был одинокий унылый человек, погруженный в свои мысли и боящийся теней, в которых ему все время мерещились кинжалы наемных убийц.
V
Но где же справедливость? Где право? Давайте не будем спешить с выводами! Для такого обращения с Велизарием были не только очевидные, бывшие на поверхности причины. Нет, они оказались намного глубже и сложнее. Велизарий сам начал этот процесс, когда торпедировал заключение итальянского договора с готами, последствия этого опрометчивого шага стали отчетливо видны только теперь. Он поспешил с выводами, доверяя Фотию больше, чем своей жене. Он сам виноват в том, что был недоволен Феодорой, которая заставила его помириться с Антониной. Примирение оказалось пустым звуком. Теперь недовольство Велизария достигло такой степени, что он был готов развязать гражданскую войну. В том, что последовал ответный удар императрицы, который сломал ему шею, Велизарий должен был винить только самого себя.
Феодора (и это знали все) была не из тех людей, которые медлят или колеблются при таких угрозах, какую в данном случае представлял собой Велизарий. Императрица обрушила на него молниеносный удар с той стремительностью, какой от нее вполне можно было ожидать. Так скажите, ради всего святого, чего иного мог ожидать Велизарий? Он обладал одной примечательной слабостью — слишком жалел себя, жалел страстно, как трагедийный актер. Феодора не испытывала подобной жалости, она воспитывалась на комической сцене.
В том, как повела себя Феодора по отношению к Велизарию, была определенная тонкость. Доведя дело до некой крайности, она начала постепенно возвращать положение полководца к исходному. Зря он настороженно озирался, ожидая каждую минуту удара в спину. Никто не собирался доводить дело до столь серьезного конца. Напомним, он имел дело с комедианткой. Она заставляла его переживать и мучиться до тех пор, пока он сам не довел себя до полного отчаяния. Он понял, наконец, страшную правду. Он потерял все! Он, который был вторым человеком в империи! Все ушло безвозвратно — богатство, власть, слава, всеобщее преклонение.
Он, как обычно, появлялся при дворе. Какая разница между прежним Велизарием, окруженным блестящей свитой, и нынешним, которого сопровождала дюжина дешевых наемных слуг. Сцена была поставлена специально для него, хотя сам Велизарий этого не понимал. Он не находил ничего забавного и комичного в холодном отношении императора и императрицы (бедняга!) и в насмешках, которыми его осыпали придворные лизоблюды. Вечерами он возвращался домой, ничего не добившись и ни на что не надеясь, пугливо озираясь на каждом углу, вздрагивая от воображаемых опасностей, хотя в действительности ему ничто не угрожало. Придя в дом, он садился на ложе и, совершенно упав духом, обхватывал голову руками. Его преследовало ощущение, что все кончено.
Периодически появлялась Антонина. Очевидно, в тот период супруги едва поддерживали отношения, и Прокопий недвусмысленно намекает на то, что Антонина не имела отношения к этим событиям. Феодора одна ставила комедию под названием «Всепрощающая супруга».
После захода солнца у дверей дома Велизария неожиданно появляется дворцовый стражник по имени Квадрат. Незамеченным (потому что ворота уже не охраняются так тщательно, как раньше) проходит он по двору и объявляет Велизарию, что принес ему письмо от императрицы.
Это была последняя соломинка, сломавшая спину верблюда. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Удовлетворенный тем, что он получил свой смертный приговор, Велизарий улегся на ложе и принял пристойную позу.
Однако Квадрат продолжал стоять у двери с письмом в руке, и Велизарий прозаично встал, взял свиток и прочитал письмо. Это было совсем не то, чего он ожидал.
Если верить Прокопию, в письме было написано следующее: «Тебе небезызвестны, сиятельный, все твои преступления против меня; но я в таком большом долгу перед твоей супругой, что ради нее изменила свои намерения и решила простить тебя. Я дарю ей твою жизнь. Можешь впредь не тревожиться за свою жизнь и будущность; своим поведением ты сможешь доказать, что на деле являешься достойным мужем».
Велизарий жил в такой стране и принадлежал такой эпохе, когда изъявления чувств были более демонстративными и картинными, нежели в наше время. Его реакция была такой взволнованной и радостной, что он простерся ниц перед Антониной, обнял ее колени, покрыл их исступленными поцелуями, объявив, что она его спасительница, коей он обязан всем, и отныне он станет ей не только верным супругом, но и преданным рабом.