Сказка о глупом Галилее (сборник) - Владимир Войнович

Заседатель. А вы не расстраивайтесь, вы бегите.

Лариса. Ну как же бежать? Каким способом?

Заседатель. Если бы я знал каким, вы бы сейчас говорили с кем-то другим. (Резко повернувшись, уходит.)

Появляется Председатель. Медленно и тряся головой, идет вдоль сцены.

Председатель. Все-таки мир устроен несправедливо. Почему какой-то темный и необразованный горец в каком-нибудь своем кишлаке без всяких врачей живет сто пятьдесят лет, а у меня, несмотря на то положение, которое я занимаю, все болит, руки дрожат, голова трясется, весь организм разваливается… Почему? Почему природа не устроила так, чтобы продолжительность жизни человека зависела от его значения?

Лариса. Извините, пожалуйста, что я прерываю ваши размышления.

Председатель. А вы кто?

Лариса. Подоплекова Лариса. Жена подсудимого Подоплекова…

Председатель. А, этого, который из ружья стрелял?

Лариса. Да он не стрелял, я вас уверяю. У него и ружья-то никогда не было. Он только цитировал Чехова.

Председатель. Ну, а зачем же было цитировать. Мало ли кто какую глупость скажет. Зачем же ее повторять?

Лариса. Я с вами согласна, но все-таки надо иметь в виду главное, что он не только не стрелял, но даже не собирался.

Председатель. Ну и правильно, правильно. Зачем в нас стрелять? Мы и сами скоро сойдем. Придут новые поколения. Может, они вам больше понравятся.

Лариса. Скажите, а прокурору что, правда плохо?

Председатель. А кому сейчас хорошо? Да что прокурор! Все-таки он по должности ниже меня, а я тоже не очень здоров. Странно все-таки. Где бы я ни появился, меня везде охраняют. Везде принимаются строжайшие меры безопасности, чтобы какой-нибудь сумасшедший террорист не бросился на меня с ножом или пистолетом. А какой-нибудь жалкий микроб, какой-нибудь ничтожный вирус, которого даже в микроскоп нельзя разглядеть, свободно проникает в мой организм, грызет печень и почки, и ему нет никакого дела до того, что я занимаю такое важное положение, что, если я умру, это будет такая потеря для общества.

Лариса. Да, да, это будет огромная и невосполнимая потеря.

Председатель. Извините, мне нужно по-маленькому. Тут где-то была Лиза Чайкина. Как вы думаете, под ней можно это сделать?

Лариса. Конечно, можно. Тем более вам.

Председатель. Но я боюсь, что там люди. Может быть, они смотрят.

Лариса. А вы плюньте на них. Не обращайте внимания. Я вас загорожу. (Председатель подходит к статуе Фемиды. Лариса его загораживает.) Слушайте, вы, конечно, извините, что я вас отрываю от важного дела… Но вам не кажется, что моего мужа арестовали несправедливо?

Председатель. Конечно, несправедливо.

Лариса. Очень рада это от вас слышать.

Председатель. А вот скажите мне, у вас почки не болят?

Лариса. Почки? Нет, пока, кажется, не болят.

Председатель. Вот. А у меня болят. Это разве справедливо?

Лариса. Да, это, конечно, очень несправедливо, но это, как говорится, от Бога. (Спохватившись.) Извините, я вообще-то неверующая…

Председатель. В данном случае это не важно. Но если Бог так несправедливо все устроил, чего же вы ждете от нас, от людей?

Лариса. Да, вы правы, но все-таки и во мне, и, наверное, даже в вас есть чувство сострадания, которое вам хотелось бы удовлетворить. А тем более если вы чувствуете, что у вас возраст, почки и путь ваш так или иначе подходит к концу, так не лучше ли облегчить свою душу каким-нибудь добрым поступком.

Председатель. Темная женщина! Неужели вы до сих пор не осознали, что никакой души нет, а есть только химическое соединение белковых тел.

Лариса. Я с вами совершенно согласна, но все-таки каждому человеку, даже если он считает свою жизнь всего лишь движением материи, хочется оставить о себе хорошую память.

Председатель (застегиваясь). Какое невежество! Да кто помнит хорошее? Люди такие существа, что их надо давить, травить, делать им как можно больнее, вот тогда они что-то запоминают.

Лариса. Я с вами совершенно согласна, но все-таки…

К Председателю подбегает Секретарь.

Секретарь (Ларисе). Извините. (Быстро шепчет Председателю что-то в провод.)

Председатель. Ага. Вот оно что. (Ларисе.) Было интересно, но надо идти. Один человек, кажется, собирается оставить о себе хорошую память. (Уходит, поддерживаемый Секретарем.)

Лариса (вслед). Гражданин председатель. Я совсем забыла, я хотела у вас попросить свидание с моим мужем. Я хотела бы его повидать. Передать теплые вещи, гостинцы…

Секретарь (вернувшись, торопливо). Ничего! Вот прокурор умрет, и все будет хорошо.

Лариса. Нет. В это я уже не верю. Один умрет, другого назначат. Ждать некогда. Надо обратиться к общественности.

Появляется Ученый.

Ученый (на ходу). Преобразование природы – вот главное и достойное человека дело. Повернуть вспять сибирские реки. Напоить Енисеем безводные просторы пустыни Каракум, чтобы она стала цветущим садом. Построить гигантский водопровод и перекачать байкальскую воду в озеро Балатон. Путем направленных термоядерных взрывов растопить ледяной покров Антарктиды, превратить четырнадцать миллионов квадратных километров ее территории в цветущий сад. Снести всю тайгу, засадить фруктовыми деревьями, превратить в цветущий сад…

Лариса. Простите, пожалуйста, вы ученый?

Ученый. Да, я ученый.

Лариса. Я верю, вы мне поможете. Вы занимаете важное место в обществе. Вы, вероятно, даже близки к правительству.

Ученый. Ну, не следует преувеличивать, но естественно, что к моему мнению правительство иногда прислушивается.

Лариса. Это счастье, что я вас встретила. Вы мне поможете. Вы замолвите словечко за моего мужа.

Ученый. А что, собственно, с вашим мужем случилось?

Лариса. Видите ли, его арестовали.

Ученый. А-а, арестовали. Ну, подумаешь. Я думал действительно что-то серьезное.

Лариса. Да, но понимаете, его арестовали совершенно ни за что. И если вы используете ваш авторитет…

Ученый. К сожалению, никак не могу. От меня правительство ждет грандиозных планов, а я приду к ним с какой-то ерундой. (Идет дальше.) Я уже не говорю об Антарктиде. Но хоть бы Енисей дали повернуть для начала… (Уходит.)

На сцену выходит Поэт, одетый весьма живописно. Одна половина брюк у него розовая, другая – салатного цвета, свитер тоже разноцветный, а на шее белоснежный шарф.

Поэт (бормочет на ходу).

Одна девчонкаВ дыму вальсирует.Висок под локономЕе пульсирует…

Лариса. Какие трогательные стихи! И очень хорошие рифмы: вальсирует – пульсирует. Очень, очень хорошо!

Поэт (останавливается, смотрит на Ларису с интересом. Игриво). Откуда вы, прелестное дитя?

Лариса. Я Лариса Подоплекова. Тут, вы видели, моего мужа судили.

Поэт (насторожился). Вашего мужа? Ах да, вашего мужа. (Оглянувшись, шепотом). Ну что же. Я вам желаю… Держитесь! (Пытается уйти.)

Лариса. Я вас прошу… Подождите! Вы мне должны помочь!

Поэт. Я вам пока могу помочь только советом. Наберитесь терпенья и ждите. Скоро все переменится. У меня наверху есть связи… Там один чувак… Я ему сам вожу джинсы, виски… Он Агату Кристи в подлиннике читает.

Лариса. Это очень приятно слышать. Но ждать некогда. Вы слышали, что прокурор сказал?

Поэт. Ну мало ли кто чего сказал. Меня вообще местные проблемы не интересуют. Меня сейчас волнует ситуация в Чили. Вот вы послушайте. (Читает нараспев.)

Тонка чилиечкаИ узкогруда.Уткнулась личикомВ стихи Неруды,Но пиночетовецПоднял винчестер.Он метит, падло,В меня и в Пабло.

Лариса. Замечательно! У вас такой боевой пафос. А вы не можете его направить против местных порядков? Написали бы что-нибудь такое… Сегодня здесь, неподалеку, был арестован Подоплеков… Или как-нибудь иначе…

Поэт (шепотом). Неужели вы не понимаете, что именно об этом я все время и пишу? Когда я пишу «чилиечка», я же вас имею в виду. А пиночетовец неужели вам никого не напоминает?

Лариса. Вы имели в виду прокурора?

Поэт (игриво). Я сразу заметил, что в вас что-то есть. Слушайте, давайте я на всякий случай запишу ваш телефончик.