Такое долгое странствие - Рохинтон Мистри

его умения и достижения были открыты для всеобщего обозрения.) Однако зрелище часто бывало страшным до обморока, не для слабонервных. Переломанные тела повсюду: одни лежали, вытянувшись на носилках, другие, свалившись как мешки с костями, – на полу, третьи, обмякши, сидели на стульях, четвертые – забившись в угол, воздух оглашали непрерывные стоны и пронзительные крики. Раздробленные малые и большие берцовые кости, прорвавшие кожу; сломанный плечевой сустав, из-за которого гротескно-неестественно вывернулось плечо; ужасные последствия раздробленного бедра – несчастные со всеми этими повреждениями ждали своей очереди к Костоправу, ждали избавления.

При виде ужасов, каких прежде ему видеть не доводилось, Густад забыл о боли, пронизывавшей его собственное тело. Он пытался представить, чтó могло послужить причиной таких травм. В мебельной мастерской своего деда он иногда бывал свидетелем того, как кто-нибудь отрубал или расплющивал себе часть пальца, но такого не видел никогда. Казалось, что где-то, на какой-то дьявольской фабрике кто-то злонамеренно штамповал столь экстравагантные увечья.

Однако наряду с болью, наполнявшей крики и стоны несчастных, он улавливал в них и нотку надежды, какую даже самому красноречивому человеку не выразить словами. Надежды чистой и первозданной, которая прорастала, невольно и иррационально, из самой крови пациентов и вселяла в Густада уверенность, что избавление теперь не за горами.

Позднее он пытался вспомнить, что делал Мадхивалла, чтобы собрать его сломанное бедро. Но единственное, что приходило на память, это как его схватили за ступню и вывернули ногу каким-то особым образом. С этого момента боль уменьшилась. Обломки кости встали на свои места, и дальше следовало дожидаться, когда они срастутся, регулярно смазывая бедро пастой, приготовленной из коры какого-то особого дерева. Костоправ написал на бумажке номер снадобья и вручил бумажку Джимми. Те двое, которые приклеивали ярлыки к пакетикам вонючим клеем, нашли нужные ингредиенты по этому номеру и отдали ему вместе с инструкцией. Мадхивалла никогда не назначал никакой цены за свое лечение, равно как не раскрывал названий трав и деревьев, которые использовал для приготовления лекарств, чтобы не дать возможности недобросовестным людям наживаться на его знаниях за счет больных бедняков. От богатых с благодарностью принимались пожертвования. Все приветствовали такую секретность, однако и сокрушались: Мадхивалла старик, что будет, когда его не станет, неужели его знание умрет вместе с ним? Впрочем, многие верили, что втайне он готовит себе преемника, который появится и продолжит его дело, когда придет срок.

Дильнаваз готовила мазь строго по рецепту Костоправа: вымачивала кору в воде, растирала ее на плите из грубого камня, которую они обычно использовали для приготовления масалы. Работа была нелегкой, нужно было приготовить достаточно мази, чтобы покрыть ею все бедро. Не успевала она сделать одну порцию, как уже пора было приниматься за следующую. Густад чувствовал себя виноватым, глядя, как она потеет и задыхается, не обращая внимания на то, что спина и плечи вопиют, взывая о передышке, притом что еще и трехмесячная Рошан требовала заботы. Но в течение двенадцати недель, стиснув зубы, Дильнаваз продолжала растирать снадобье, отказываясь от посторонней помощи, уверенная, что только ее усилия смогут снова поставить мужа на ноги.

Где-то под дождем хлопнула дверца машины. «Король дорог». Не повезло Бамджи дежурить в такую ночь. Однако машина, судя по всему, продолжала стоять, работая на холостом ходу. Сверкнула молния, потом раздался раскат грома. Может, у него что-то с мотором? Густад подошел к окну. Но не успел он отодвинуть щеколду, как машина отъехала.

На часах был почти час ночи. Он открыл стеклянную дверцу и пальцем остановил маятник, одновременно нашаривая ключ. Блестящая нержавеющая сталь была холодной на ощупь. Он завел часы и отправился в постель.

Спал он урывками. Ему снилось, что он идет в банк от автобусной остановки на площади фонтана «Флора». Вдруг что-то ударило его в спину. Он повернулся и увидел лежавшую у ног пачку сторупиевых банкнот. Когда он наклонился, чтобы поднять ее, еще несколько пачек больно врезались в него. Он спросил у своих мучителей – за что? Отказавшись отвечать, те продолжали обстрел, сбив с него очки. «Прекратите! – закричал он. – Я пожалуюсь в полицию! Мне не нужен этот ваш мусор!» Он начал швырять пачки обратно, но те возвращались с такой же скоростью, с какой он их бросал. Подъехал полицейский фургон, из него вышел инспектор Бамджи. Густад несказанно обрадовался такому везению, однако Бамджи, словно не узнавая его, направился к группе деньгометателей. «Соли, послушай, дай мне рассказать, что случилось!» – взмолился Густад. К его удивлению, инспектор на маратхи велел ему заткнуться: «Umcha section nai»[154]. «Он служащий банка, но не хочет принимать наши деньги, – пожаловались нападавшие. Густад наблюдал за всем этим, совершенно ошарашенный. – Куда нам их нести, если банк отказывается их принимать?» «Нет! – завопил Густад. – Я не могу их взять, мне некуда их поместить! Что будет, если…» Из ниоткуда возник мистер Мейдон со своей золотой табакеркой в одной руке и хронометром «Ролекс» в другой. «Что происходит, Нобл? Провóдите банковскую операцию на тротуаре, гм-м? – Раздавив ногой валявшиеся на земле очки Густада и отмахнувшись от его объяснений, он сообщил, что уже начало одиннадцатого. – Даю вам тридцать секунд, чтобы оказаться за своим рабочим столом. – Он поднял хронометр над головой и нажал кнопку. – Время пошло. Вперед!» Густад побежал, локтями расталкивая толпу, стремившуюся ему навстречу. Откуда столько людей, подумал он, сейчас же не вечер? Когда он, тяжело хромая, добежал до входа в банк, в дверях, сардонически улыбаясь, материализовался мистер Мейдон и показал ему свой хронометр. «Тридцать четыре секунды. Не взыщите», – произнес он и вручил Густаду извещение об увольнении. «Прошу вас, мистер Мейдон, пожалуйста. Дайте мне еще один шанс, пожалуйста, я не виноват, я…»

Дильнаваз трясла его за плечо:

– Густад, ты разговариваешь во сне. Густад!

Он всхрапнул, перевернулся на другой бок и мирно проспал остаток ночи.

III

Рассвет поглощала серая пелена моросившего дождя. Густад не мог выйти во двор на молитву. Он приоткрыл окно. Размокшая от влаги рама поддалась с трудом, издав зловещий стон. Стайка потревоженных мокрых ворон, хлопая крыльями, поспешно отбежала на безопасное расстояние. Несколько птиц вспорхнули на ветви мелии. Взглянув на затянутое тучами небо, Густад пришел к выводу, что дождь будет идти минимум еще день.

Вороны с обвислыми от дождя перьями злобно наблюдали за ним, потом начали мелкими прыжками возвращаться к окну. К тому времени, когда Густад допивал вторую чашку чая, небо посветлело, а вороний гомон стал намного громче. Карканье и пронзительное верещанье птиц наконец разбудило и Дильнаваз.

– Что там во дворе происходит? – спросила