Мгновения вечности - Бхагаван Раджниш

Я родился в семье, исповедующей джайнизм, поэтому первые религиозные люди, окружавшие меня, были джайнами. Когда люди начали присматриваться ко мне, чувствуя, что во мне что-то происходит, и стали задавать мне вопросы, то они, конечно же, были джайнами, так как я жил среди родственников и соседей, и все они исповедовали джайнизм. Разумеется, они были первыми. И их вопросы, само собой, были посвящены джайнизму, Махавире.

Когда меня окружали джайны, мне приходилось говорить с этими людьми о сущих пустяках. Но эти люди задавали мне именно такие вопросы. Постепенно стали появляться другие люди, и джайны уже составляли меньшинство. Из этой малочисленной группы джайнов остались несколько человек, они и сейчас со мной. Среди всех моих людей джайны составляют один процент.

Вслед за джайнами ко мне пошли люди из группы, наиболее близкой джайнизму... Махатма Ганди заимствовал у джайнов доктрину ненасилия, поэтому все джайны стали последователями Ганди, а люди остальных вероисповеданий, которые прислушивались к Ганди, стали симпатизировать джайнизму. По крайней мере, в одном моменте они сходились. Когда джайны сообразили, что я для них опасный человек, ко мне потянулись последователи Ганди. Что касается их известных авторитетов, то Виноба Бхаве захотел встретиться со мной, Шанкаррао Део один раз приехал в лагерь медитации, Дада Дхармадхикари даже несколько раз приезжал в лагерь медитации, как и Ачарья Бхагват. Эти люди были приверженцами философии Ганди, поэтому ко мне стали съезжаться последователи Ганди со всей Индии.

Снова меня окружила группа людей с жесткой идеологией. В тот день я критиковал Махатму Ганди... По сути, я просто перечислял реальные события, а не критиковал его. Дело в том, что кто-то задал мне вопрос: «Что вы думаете о Махатме Ганди и его философии ненасилия?»

Я ответил, что Махатма Ганди был всего лишь хитрым политиком. Заимствовав доктрину ненасилия, он достиг сразу нескольких целей. Все джайны стали его последователями. Они нашли человека, который соглашался с их учением. По рождению Ганди был джайном процентов на девять. Я изучил родословную Махатмы Ганди. Он родился индуистом, но по своей сути был индуистом на один процент. Он родился в Гуджарате, а в этом штате господствует философия джайнизма, поэтому на десять процентов он был джайном. И на девяносто процентов Махатма Ганди был христианином. Три раза в жизни он едва не обратился в христианскую веру.

Я сказал им, что через доктрину ненасилия Ганди получил власть над джайнами. Он также влиял на индуистов высших каст, так как они вегетарианцы. Ему также удалось воздействовать на христианских миссионеров, потому что послание Иисуса Христа пронизано любовью, и ненасилие это синоним любви. И это еще не все выгоды от принятия ненасилия. Самое главное заключается в том, что Индия вот уже две тысячи лет страна рабов. Здесь давно забыли, что такое независимость. Индия до сих пор не стала независимой, ее жители думают как рабы...

Индийцы очень боятся бороться. Они никогда не боролись. Небольшой отряд завоевателей вполне мог сделать рабами всех жителей огромного континента. Завоеватели менялись, а индийцы оставались рабами.

Во-вторых, Ганди был достаточно умен для того, чтобы понять, что индийцы не тот народ, который поднимет восстание, к тому же у них нет оружия для вооруженной борьбы.

В-третьих, тогда британская империя была величайшей в мире. Не было никакого смысла выступать против англичан с оружием в руках. Здесь не было ни оружия, ни обученных солдат, ни желания бороться.

Ненасилие было политическим фокусом. Оно послужило нескольким целям, оказалось очень эффективным средством...

Поэтому я сказал, что ненасилие Ганди было не духовной философией, а политическим маневром, и доказал свою позицию фактами. До обретения Индией независимости Ганди обещал распустить армию, а все оружие бросить в океан. А когда люди поинтересовались, что он станет делать, если на Индию нападут вооруженные отряды, он ответил: «Мы встретим их как гостей и скажем, что мы будем вместе жить на одной земле».

Когда Индия получила независимость, все эти слова сразу же забылись. Армию не распустили, а оружие не бросили в океан. Напротив, Ганди сам благословил первое нападение на Пакистан. Три самолеты индийских ВВС пролетели над его домом, чтобы получить его благословение, и Ганди действительно благословил пилотов. Все пустые разглагольствования о ненасилии, которые он устраивал всю жизнь, забылись.

Стоило мне покритиковать Ганди... А это еще пустяки. Я люблю доходить до сути дела. Если я не исследую предмет всецело и глубоко, то вообще не берусь за анализ. Если я начал критиковать Ганди, то мне следовало разбить его в пух и прах. С каждым произнесенным мною словом последователи Ганди разбегались. Я думаю, что теперь среди моих людей последователей Ганди не больше одного процента, потому что они не могут быть последователями этого человека, если я прав. Я последовательно разгромил Ганди.

Сам я не менялся, а вот окружающие меня люди менялись. Когда ушли последователи Ганди, социалисты и коммунисты подумали: «Нам выпала прекрасная возможность. Если мы перетянем его на свою сторону...» Но я осуждал Ганди не для того, чтобы поддерживать коммунизм. Я и не собирался предоставлять шанс социалистам и коммунистам. И мне пришлось разгромить и их. Иным способом от таких людей не избавиться.

Все разговоры о политике, которые я вел, были необходимы для того, чтобы найти моих людей. У них не должно быть никаких предубеждений, они пришли лично ко мне, а не для того, чтобы услышать о Христе, Будде, Ганди или Махавире. Они пришли прямо ко мне, чтобы слушать именно меня. У меня есть собственное послание миру.

Я никогда не был серьезным человеком. Но меня много лет окружали серьезные люди, а среди серьезных людей трудно не быть серьезным. Вы все равно как в больнице. И вы должны хотя бы притворяться серьезным. Несколько лет меня окружали больные люди, и мне приходилось разыгрывать серьезность.

Я совсем не серьезный, потому что существование лишено серьезности. Оно игриво, в нем звучит музыка и песни, звенит тонкий смех. У существования нет цели, нет делового духа. Это чистая радость, спонтанный танец от избытка энергии.

Песни Ганди о единстве индуизма и ислама, его лекции о сходстве этих религий и отсутствии между ними различия, оказались лицемерными, потому что его старший сын Харидас, который с самого рождения был мятежником... Мне нравится этот человек, который во всем превосходит своего отца.

Харидас хотел ходить в школу, но Ганди не разрешал ему это, потому что считал, что всякое образование портит людей. Он ничему не учил своих детей. Он лишь выучил их грамоте, чтобы они могли читать религиозные писания. Но Харидас настаивал на том, чтобы ему разрешили учиться так же, как и другие мальчики. Ганди стал угрожать ему: «Если ты пойдешь в школу, тогда я никогда не пущу тебя на порог этого дома».

Вы полагаете, что такие слова могут исходить от ненасильственного человека? Он противостоял маленькому ребенку, в потребностях которого не было ничего преступного. Он же не говорит, что ему хочется посетить проститутку. Мальчик просит разрешить ему ходить в школу, чтобы учиться, как другие дети. И Харидас нашел замечательный аргумент. Он сказал: «Отец, ты же образованный человек. Но учение в школе не испортило тебя, чего ты тогда беспокоишься? Я твой сын. Если ты смог стать образованным, получить научную степень юриста, тогда почему я не могу сделать то же самое? Почему ты не доверяешь мне?»

Но Ганди был непреклонен: «Я ставлю тебе ультиматум. Либо ты будешь жить в этом доме со мной, и тогда ты не будешь ходить в школу, либо ты все же станешь посещать учебное заведение, но тогда я выгоню тебя из дома».

Мне нравится этот мальчик. Он ушел из дома, причем сделал это благородно. Он коснулся ног отца и попросил у него благословение, которое тот дать так и не смог.

Я не могу разглядеть в Махатме Ганди ненасилие, любовь. Именно в таких незначительных поступках, а вовсе не в его речах и публичных выступлениях, вы увидите его настоящее лицо.

Итак, Харидас ушел из дома. Он жил с один своим дядей и учился. Он не раз пытался прийти проведать мать, но его выгоняли. Он получил университетский диплом и, чтобы проверить слова отца о сходстве индуизма и ислама, стал мусульманином. Он был поистине примечательной личностью.

Харидас принял магометанство и переменил имя, значение которого осталось прежним. Слово «Харидас» переводится как служитель Бога. Поэтому он попросил мусульманского священника дать ему такое арабское имя, которое имело такой же смысл, что и прежнее имя. Имя Абдулла имеет такое же значение. Так Харидас стал Абдуллой Ганди.

Махатма Ганди был потрясен, услышав эту весть. Он очень разозлился. «Но почему ты сердишься? — удивилась жена. — Ты сам каждый день повторяешь, что между индуизмом и исламом нет никакого различия. Наверно, наш сын именно поэтому и стал мусульманином. Раз нет никакой разницы... Он подумал, что уже достаточно побыл индуистом, и пора стать мусульманином».