Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

— Если человек состоял при коровах и буйволицах, может ли он прислуживать за столом господам? Такой человек только мешает работать и готовить еду для бекского стола! — Он нарочно говорил громко, надеясь, что бек услышит. — Не знаю, чем мне раньше заняться: учить эту деревенщину или готовить обед?

Но Имран на этом не успокоился. После обеда подошел к хозяйке:

— Бейим, у меня нет времени обучать медведя поварскому искусству. Я раньше обходился без помощников и теперь обойдусь.

Ханум слушала повара, а он пытался представить меня как чуть ли не виновника гибели убиенных имамов. Я понимаю теперь, что он во что бы то ни стало решил отвадить меня от кухни. В бекском доме повар — уважаемый человек, у него прямой доступ к семейству бека, он часто бывает у бекского стола, слышит разговоры. Вкусная еда располагает господ к шуткам, близости. Поэтому Имран и не хотел, чтобы кто-нибудь выучился его искусству; ему хотелось выглядеть перед беком и ханум незаменимым.

— Ну что ж, Имиш, — ответила ханум (она и бек называли повара Имишем), — бек и я хотели облегчить твой труд. Но если Будаг только мешает, пусть с завтрашнего дня возвращается на свою прежнюю работу — пасет коров и буйволиц. Это у него лучше получается.

Станет госпожа из-за меня портить отношения со своим поваром!..

Повар вернулся на кухню и стал притворно утешать меня:

— Честное слово, пасти скот намного легче. Выгнал скотину, а сам прилег отдохнуть под большой чинарой. А здесь крутись с утра и до позднего вечера без устали, то и дело бегай с кухни во двор, со двора на кухню.

Утром, поднимаясь наверх, я был похож на молодого, только что оперившегося сокола, а когда спустился вниз, то обо мне можно было сказать: вот птица, у которой поломали оба крыла. Утром и мать радовалась, глядя на меня: «Ну вот, сынок, кончились твои тяжелые дни, когда ты целый день жарился под солнцем…»

Вечером, огорченный и обиженный, я спустился вниз и застал в нашей комнате отца, он только недавно вернулся.

— Когда куда-нибудь уходишь, — укоряла мать отца, — не забывай о тех, кого оставил дома! Ты ведь знаешь, мы волнуемся! Что мог подумать о тебе Вели-бек? А Мирза Алыш? Он на дню несколько раз справлялся о тебе!

Отец снял чарыхи, размотал портянки, аккуратно сложил их, вытянулся на постели и задумчиво произнес:

— Теперь ты часто будешь сердиться, что я редко бываю дома.

Мать гневно посмотрела на него:

— Этим ты меня не удивишь! За двадцать лет, прошедших со дня нашей свадьбы, ты и трех месяцев кряду не провел со мной.

— Об этом ты должна была думать раньше, когда выходила замуж!

Мать вдруг расхохоталась:

— Сладкими речами заморочил мне голову, быстро же ты забыл об этом!

Отец не стал спорить.

— А как у тебя, сынок? — обратился он ко мне.

Я рассказал обо всем, что со мной произошло. Мать огорчилась, а отец только сказал:

— Теперь разговорами не поможешь.

УГРОЗЫ ВЕЛИ-БЕКА

Отец не успел выпить чаю, как в комнату вошел Мирза Алыш. Остановившись у порога, он с укоризной в голосе спросил:

— Где же ты так долго пропадал, братец?

Отец не очень внятно стал объяснять, что встретил на базаре односельчанина, который привез из Чайлара рис на продажу, и тот рассказал о том, как живут там его дочери.

Возмущенный Мирза Алыш вышел из комнаты, но через несколько минут вернулся и сказал отцу, что его хочет видеть бек.

Недовольно поморщившись, отец стал натягивать старые чарыхи, которые ему отдал несколько дней назад Мирза Алыш.

— Да буду я твоей жертвой, Деде-киши, — взмолилась мать, — не спорь с ним. Что будет с нами, если и здесь не удержимся?!

— Где ты пропадал так долго, вюгарлинец? — спросил бек, когда отец вошел к нему.

Отец повторил сказанное Мирзе Алышу.

— Неужели столько-времени понадобилось твоему односельчанину, чтобы рассказать о твоих дочерях? А когда же он собирался торговать своим рисом, или он забыл, зачем приезжал в Агдам?

Голос бека звучал вполне миролюбиво, но в нем уже послышалось раздражение. Отец промолчал.

— Тебя никто не приглашал в этот дом, ты сам пришел и попросил здесь защиты и работы. Вот и работай! — Голос бека на сей раз звучал сухо. — Или ты думаешь, что снова попал на бакинские промыслы?!

На этот раз отец взорвался:

— А чем вам не угодили бакинские рабочие?

— Не мешало бы им всем, как и тебе, языки укоротить!

— Очень много языков пришлось бы отрезать, бек!

Бек вскипел от дерзости отца:

— Пока вся твоя семья ест мой хлеб, потрудись научиться разговаривать с беком! В моем доме тебе не причинили никакого зла, тебя никто не обидел.

— Если бы у меня был свой хлеб, я бы не стоял здесь и не слушал ваши упреки, бек. Всю свою жизнь и я, и мой отец, и мой дед кормили своим трудом вас, вашего отца и вашего деда. Теперь и вам не грех поделиться со мной куском хлеба. Я не нищий, чтобы можно было меня попрекать им.

— Не будь неблагодарным, Деде-киши!

— Пока мне вас благодарить не за что!

— Если ты так храбр, Деде-киши, почему же, когда за тобой сюда прискакал Алимардан-бек, ты спрятался сам и проглотил свой язык?

Отец и тут не смолчал:

— Когда два бека спорят, то слуге делать нечего.

Эти слова почему-то рассмешили бека:

— Вот видишь, какой ты, оказывается, воспитанный. Если бы ты всегда был таким!

— Слово следует за словом, бек. Угроза вызывает угрозу, обида вызывает обиду, — уже миролюбиво добавил отец.

— Не будем пререкаться. С нами не посчитался, пошел куда вздумал, что ж, да будет это жертвой твоему необузданному норову, но хотя бы постыдился жены и сына, которые извелись, ожидая тебя эти двое суток!

Отец нервничал, но на этот раз молча выслушал бека. А бек с настойчивостью и твердостью предупреждал:

— Хочу дать тебе добрый совет, Деде-киши. Как говорится, сироте на чужбине лучше свернуться калачиком, чтобы меньше есть. Сироту жалеют все, но накормит лишь кто-нибудь один!

— Вот-вот! — не сдержался снова отец. — А кто дал хлеб, тотчас кричит сироте: «Мой хлеб ешь — помалкивай!»

На этот, раз терпение бека лопнуло: он впервые, наверно, встретил такого упрямца, как мой отец.

— Слушай! Сейчас тревожные времена. Каждый надевает папаху набекрень и выходит на майдан с пятизарядной винтовкой в руке, весь увешанный патронташами. Не вынуждай меня выгнать тебя