Чужие уроки — 2003 - Сергей Голубицкий

Студент

Юноше Марку Симеону Джэкобу было 23 года, и он проживал в солнечной Калифорнии в поселке Эль Сегундо. Полвека назад «Виноградный штат» слыл столицей Всемирной Фабрики Грез, в середине 90-х — превратился в мировой центр высоких технологий. В знаменитой Силиконовой Долине разместились штаб-квартиры доброй половины всех столпов компьютерной и софтверной индустрии. Ясное дело, что соседство с 19-летними пареньками, скопившими за свою коротенькую жизнь уже не одну сотню миллионов долларов и разруливающими на «Теста Россах», «Дьяблах» и «Каррерах»1, воспринимается окружающими аборигенами очень болезненно. Им ведь тоже хочется. Поэтому как в любом угледобывающем поселке Донбасса все дети мечтают стать шахтерами и забойщиками, так и в калифорнийских общинах подрастающее поколение спит и видит себя программистами и биржевыми трейдерами. Да-да, именно в таком тандеме. Бум Интернета с самого первого дня шел рука об руку с бумом электронного биржевого трейдинга. Помнится, ваш покорный слуга навещал друга-программиста в редмондском офисе компании «Майкрософт» в далеком 1994 году, и больше всего меня тогда поразило не обилие намертво заблокированных дверей с перфокартами, а присутствие биржевых тиккеров на всех мониторах сотрудников. Тиккеры — это такие электронные дорожки, по которым в режиме реального времени бегают котировки ценных бумаг.

Нерушимая дружба новых технологий с биржевым трейдингом имеет и более приземленные причины: финансовое состояние и благополучие 99,9% всех софтверных и компьютерных компаний состоялось в одночасье именно благодаря биржевым торгам. Да и вся жизнь этих компаний строилась по хорошо накатанной схеме (помните Барри Минкова?): «Передовая компания» создается с единственной целью — поскорее пройти процедуру «go public» и очутиться на бирже. Тогда за считанные месяцы удавалось «поднять» до миллиарда и больше.

Теперь вернемся к Марку Джэкобу. Как и все его сверстники, Марк крепко сидел на игле биржевых спекуляций, поэтому свободное время проводил не на пошлых свиданиях с прыщавыми девочками, а — за монитором компьютера, судорожно сжимая в одной руке мышку, готовую молниеносным «кликом» отправить заявку брокеру, в другой руке — банку «Курса», мерзкого, но очень популярного пива. В свободное от трейдинга время Джэкоб учился в колледже соседнего городка Эль Камино, а также подрабатывал в модном Интернетовском «стартапе»2 Internet Wire, занимающемся сбором и распространением корпоративных биржевых новостей. В Internet Wire Марк пошел работать не за красивые глаза: он очень надеялся получить доступ к так называемой «инсайдерской» — закрытой — информации, которая помогла бы ему обрести долгожданный edge — то самое преимущество в знании горячих новостей и слухов, которое только и позволяет опередить основную массу непосвященных трейдеров и сорвать куш. Но, как назло, edge не срастался.

Марк, подобно остальным доморощенным трейдерам, постоянно наступал на одни и те же грабли — страдал «тормозным синдромом». Выражалось это в том, что он открывал и закрывал рыночные позиции с обидным опозданием, поэтому его поезд все время шел в неправильном направлении. Если еще раз взглянуть на график «Эмулекса», можно заметить, что в самом начале 2000 года акции компании чудовищно обвалились с 230 долларов за штуку (с учетом дробления) до 40. После такого крушения опытному трейдеру ничего не остается, как расслабиться и успокоиться: почти всегда наступает затяжной период, когда компания восстанавливает силы после кризиса. Однако Марк Джэкоб почему-то решил, что нужно делать ставку на дальнейшее падение «Эмулекса». Все лето 2000 года он безбожно «коротил» несчастного производителя оптических адаптеров, а тот упорно шел вверх.

Главный удар вышел 17 и 18 августа. Джэкоб в очередной раз продал «в короткую» 3 000 акций по цене 80 долларов за штуку и получил от брокера 240 тысяч долларов. Но вот незадача: вместо того, чтобы упасть, 24 августа «Эмулекс» взял да и вырос аж до 113 долларов! На брокерском счете Джэкоба образовался долг в 99 тысяч. Можно было смело начинать стреляться.

Однако стреляться не хотелось, и Марк принялся судорожно искать выход из положения. Как назло, в голову лезли сплошные глупости про чулки на голове, пистолеты и кассовые аппараты в лавках китайских торговцев. Смысла в этом не было никакого: как всякий технологически ориентированный мальчик, Марк был бздлив и чурался обнаженного криминала. Спасение свалилось как снег на голову — Марк вспомнил одну историческую книжку, которую пару лет назад нашел в кабинете отца и прочитал взахлеб…

Ощущение гражданской войны

За окном шла гражданская война. В начале 1864 года казалось, что чаша весов наконец-то склонилась в сторону «конфедератов». Сначала южане потопили юнионистский военный корабль «Хаузатоник» в порту Чарлстон, затем выиграли сражение под Оласти во Флориде, отбили Форт Пиллоу в Теннеси и обратили северян в постыдное бегство под Дженкинс Ферри в Арканзасе. Наступление велось по всему фронту. В марте генерала Гранта назначили объединенным командующим северных армий, и теперь почтенный полководец горел желанием оправдать доверие и рвался дать решительный бой противнику. 8 мая основные силы генералов Гранта и Ли сконцентрировались в районе Спотсильвания Корт Хаус в Вирджинии и увязли в затяжном 10-дневном сражении. Одновременно генералы Шерман и Джонсон мерялись силами под Ресакой в Джорджии. Наступил момент истины.

Ранним утром 18 мая жители Нью-Йорка вместо победной реляции прочли в газетах «Нью-Йорк Уорлд» и «Нью-Йорк Джорнал ов Коммерс» прокламацию президента Линкольна — суровую, как жизнь чернокожих рабов на хлопковых плантациях южан: 26 мая объявляется днем траура и молитв, и — чтоб не расслабляться — новый воинский призыв 400 тысяч солдат в связи с «ситуацией в Вирджинии, катастрофой военной компании Ред Ривер и общим положением дел в стране».

Весело, ничего не скажешь. Выходило, что войне конца края не видать, а северной экономике грозит полный кирдык. По здоровой патриотической традиции, Нью-йоркская фондовая биржа тут же сыграла марш на высокой боевой ноте: акции всех компаний дружненько обвалились. Началась паника.

К 11 часам утра самые дотошные обыватели и коммерсанты обратили внимание на тот факт, что прокламация Линкольна почему-то появилась только в двух газетах. Толпы народа устремились к зданию на углу Уолл-стрит и Уотер-стрит, где размещалась редакция «Джорнал оф Коммерс». На крыльце стояли потные и краснолицые редакторы газеты и с пеной у рта отвечали за базар. Они клялись, что напечатанная ими информация правдива, и в качестве доказательства трясли телеграммой, которую накануне ночью получили из главного телеграфного агентства «Ассошиэйтед Пресс».

И все же очень скоро стало очевидно, что прокламация Линкольна — чистой воды фальшивка. Сначала «Ассошиэйтед Пресс» заявила, что никакой телеграммы не отправляла, затем поступило уведомление из Госдепартамента, подписанное госсекретарем Уильямом Сьюардом, о том, что президент никаких прокламаций не выдавал.

Стали копать. Оказалось, что злополучная телеграмма была доставлена курьером в редакции обеих газет из местного почтового отделения в 3 часа 30 минут ночи. Выбор времени и был главной изюминкой махинации! В этот момент в редакциях случается столь знакомая нашим соотечественникам пересменка, когда все ночные редакторы и литправщики уже разошлась по домам, а ответственным остается единственный человек — выпускающий редактор. Именно выпускающий просматривает экстренные телеграммы и единолично решает, давать новость в номер или не давать. Таким образом, гениальная догадка злоумышленника строилась на знании народной мудрости: «где тонко, там и рвется».

 Выпускающие редакторы двух нью-йоркских газет просмотрели телеграмму и удостоверились, что она напечатана на подлинном бланке «Ассошиэйтед Пресс». Учитывая сенсационность сообщения, они тут же дали распоряжение верстке выделить место для утки на первой полосе. Собственно, в самой ситуации не было ничего необычного: газеты часто получали, особенно в военное время, срочные сообщения из Вашингтона именно по ночам — сразу после окончания совещаний в Белом Доме.

Забавно, что телеграмма той же ночью была доставлена и в другие нью-йоркские газеты. Однако, в отличие от «Нью-Йорк Уорлд» и «Нью-Йорк Джорнал оф Коммерс», тамошние выпускающие редакторы решили подстраховаться и перепроверить сообщение. Выяснив, что телеграмма поступила выборочно и не во все редакции, матерые газетчики почувствовали подвох и задержали «утку» до утра.

Как только президент Линкольн узнал о случившемся, он пришел в такую ярость, что тут же забыл о демократических ценностях и распорядился немедленно закрыть обе злосчастные газеты, а их владельцев арестовать. Довольные солдаты ворвались в помещения «Нью-Йорк Уорлд» и «Нью-Йорк Джорнал оф Коммерс», а заодно опечатали и «Индепендент Телеграф Лайн» — те сидели по соседству и к «утке» с прокламацией никакого отношения не имели. Правда, тут коса нашла на камень. Оскорбленная общественность издала такой нечеловечески истошный вопль об удушении свободной прессы, что президент отменил свое решение быстрее скорости звука, хотя полностью отмыться так и не сумел: этот демарш навеки вписался в историю его властвования как самый большой прокол.