Линкор «Альбион» - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По инструкции ей нужно было уходить. Тебя вычислили, ты сгорел, ты должен сбежать. Покинуть опасное для себя место. После провала так должен был поступить любой. В том числе, чтобы не подвергать риску своих товарищей, которые остаются для выполнения задания. Оборвать связи, просто уйти. Исчезнуть. После чего товарищи сменят квартиры и телеграфные пункты на запасные и останутся в относительной безопасности. Но… В этом её случае был один нюанс, который не позволял Зое просто так прийти на вокзал, купить билет на первый попавшийся поезд и уехать. В общем, ей нужно было всё обдумать.
И она, увидав столики на улице возле одного кафе, решила остановиться. Народу за столиками было немного, место было тихое и не очень светлое. Как раз для неё. Дева выбрала столик в самом тёмном уголке и села за него. И к ней тут же подошёл официант в белом переднике; он посмотрел на неё пристально: молодая девушка, одна, поздним вечером, шляпка дурацкая, очень… недорогое платье. Это он ещё не видел, что девушка прячет под стул босые ноги, иначе в его тоне было бы ещё больше усталого скепсиса.
— Чего изволите, фройляйн?
— Штрудель есть у вас? — спросила дева; после половины сковороды жареной трески ей не очень хотелось есть, но хотелось чего-нибудь сладенького.
— Разумеется, — нехотя отвечал официант.
— Тогда кофе со сливками и штрудель, — сказала она и, видя его сомнение, добавила: — Вы не волнуйтесь, деньги у меня есть.
— Ни секунды не сомневался, — всё с той же миной скепсиса на лице произнёс официант и ушёл.
И через некоторое время он вернулся, неся поднос с кофейником, сахарницей, молочником и тарелкой, на которой лежал великолепный, ещё тёплый штрудель с корицей и яблоками.
Официант не сразу ушёл; как только составил всё это на стол перед девушкой, он сообщил ей, как бы между прочим:
— Четыре шиллинга, фройляйн.
— Да, конечно, — тут же ответила она и полезла в свой саквояж. Это были немалые деньги; возможно, тут брали за близость озера плюс вечерний тариф. В общем, Зоя достала нужную сумму и протянула монеты официанту. И когда тот, успокоенный, ушёл, принялась за свой поздний и сладкий ужин. Она пила отлично сваренный кофе со сливками, с удовольствием ела штрудель и думала, думала, думала, не забывая при этом смотреть по сторонам, чтобы заметить опасность, если такая вдруг появится. А думала дева о том, что ей нужно покидать город, вокзал тут совсем недалеко, покидать, потому что есть инструкция… А «инструкции пишутся кровью». Это она понимала. Но… Но… Был один нюанс, очень, очень, очень важный нюанс, который заставлял её сомневаться.
И она уже доедала штрудель, но никак не могла решить для себя эту дилемму: уехать или остаться. Спасаться или рискнуть и использовать удивительный, уникальный шанс, что ей выпал. А шанс ей выпал и вправду редкий, братьям-монахам о таком можно было только мечтать.
⠀⠀ ⠀⠀
*⠀ *⠀ *
⠀⠀ ⠀⠀
В это утро всю неутомимую, звериную ярость своих предков, графов Спенсеров, участников все крупных событий от войны Столетней до войны Роз, она могла бы выплеснуть на тех нерадивых ничтожеств, что сейчас стояли перед нею. Но герцогиня Девонширская сдерживалась, находила в себе силы быть вежливой, как полагается настоящей, а не американской аристократке.
Она только пристально рассматривал эту троицу, спесивую американскую дуру и двух её тупых подручных, Дойла и Тейлора. Леди Кавендиш даже нашла в себе силы не перебивать Дойла, когда тот делал свой почти победный доклад:
— Мы взяли её след на пристани, она там раздела проститутку, забрала у неё одежду, мы пошли по следу и…, — этот дурак даже сделал паузу, словно плохой фокусник в передвижном цирке, — и нашли схрон, где она прятала свои вещи!
Ну вот, теперь этот болван ждал от неё похвалы. Дойл совсем не различал её настроений, которые герцогиня искусно прятала за маской покровительственного высокомерия, свойственного всем кровным британским аристократам.
— Да неужели. Может, вы вышли на её след? — спросила леди Кавендиш, понимая, что всё это ерунда, та русская, откопав свой схрон и добравшись до денег, давно покинула Гамбург. Ну не дура же она в самом деле.
— Пока нет, миледи, но мы определили район, где она была утром, и теперь там работают все наши «шимпанзе», — всё это он произнёс с большой долей оптимизма. — Мы подключили местную полицию и пообещали вознаграждение; если она там, то мы, я надеюсь, сможем её найти и взять, — он даже показал руками, как будет хватать девку.
На что герцогиня даже улыбнулась своею холодной улыбкой всё никак не помирающей старухи. На самом деле она бы с удовольствием воткнула этому недоумку в мошонку большую иглу или вязальную спицу. Но те времена, когда это можно было сделать без скандала, уже минули, теперь так можно было поступать только со слугами, а с сотрудниками Службы — ни-ни… Они теперь тоже люди, раз находятся на службе короне.
Тем не менее, её терпение не было безграничным, она больше не хотела видеть перед собой их тупые, непонимающие физиономии, поэтому леди Кавендиш взяла в руки газету и, показав её американке, спросила:
— Леди Дженнет, вы читали вечернюю «Гамбургер цайтунг»?
— Я начинаю с этого утро, мадам, — с подчёркнутым уважением отвечала леди Дженнет.
— И что же? Вы не нашли в ней ничего занимательного для себя? Я имею в виду ваши профессиональные интересы, разумеется, а не ваши личные, — ядовито поинтересовалась герцогиня. При этом она протягивала газету американке.
И та не осмелилась её не взять, хотя и не понимала, что она могла в этой газете пропустить.
— На последней странице, дорогая моя, — леди Кавендиш встала из-за стола. — Там совсем маленькая заметочка.
Американка стала искать глазами то, что она могла пропустить и что на самом деле было очень важным. Но что? Что? Где она допустила ошибку, почему эта старая ведьма опять её отчитывает перед подчинёнными? Это было так обидно…
