Район Змеи - Кэролайн Черри

Следившие за ней глаза под бритым черепом, худые ладони, прижимающие колени к груди…

УЖЕ НИКОГДА, – подумала Раен, – ОН НЕ БУДЕТ ЧЕЛОВЕКОМ, КАКИМ МОГ БЫ БЫТЬ. Молодость потеряна, и он не один такой. Он сломался бы, как и большинство других, если бы маджат задавали вопросы. Но вряд ли он знал что-то о других.

– Маджат убили ази, место которого ты занял, – снова заговорила она. – Трудно было эскортировать грузы?

– Они везде, – хрипло прошептал он. – Фермы… это укрепленные лагеря. Из-за них.

Раен кивнула.

– Ты видел их когда-нибудь на открытом пространстве?

– Однажды. На полях, Мы уехали так быстро, как только смогли.

– Как думаешь, что бы они сделали?

– Порой пропадали транспорты. Потом находили грузовики. Ничего больше.

Она медленно кивнула.

– Все сходится, сэр Манди. Спасибо. А теперь отдохни, поспи. Никто не будет тебе мешать, Если останешься в этой комнате, я отвезу тебя к Таллену целого и невредимого. Не пытайся рисковать с моими охранниками. Обычная царапина, нанесенная маджат, так же смертельна, как и укус. Но они сюда не войдут.

Она встала и вышла, пройдя между Воинами. Дверь закрылась. Раен выбрала одного из более крупных маджат, коснулась его, погладила.

– Воин, в голубом кургане много ази? Оружия?

– Да.

– Курганы забирали ази и продукты?

Он шевельнул клешнями, словно обеспокоенный вопросом.

– Забирали, да. Красный курган забирает, золотистые забирают, зеленые забирают, голубой курган, да. Собирать много, много. Мать говорит: БЕРИТЕ, ПРЯЧЬТЕ, НЕ ДАВАЙТЕ ДРУГИМ КУРГАНАМ.

– Воин, голубой курган убивал людей?

– Нет. Забирал ази. Держит.

– Много ази?

– Много, – согласился Воин.

5

Джим сидел на кровати, растирал себе виски и пытался утихомирить пульсирующую головную боль.

НЕ ВПАДАЙ В ПАНИКУ, ПОДУМАЙ. МЫШЛЕНИЕ – ЭТО ХОРОШЕЕ ЗАНЯТИЕ.

Он редко помнил ленты дословно, мысли просто находились в его мозгу. В ту ночь он помнил и боролся за эту память. Странные дела, странный мир… Джим весь дрожал от тяжести переживаний.

Второй Контрин ушел, улетел на другой конец мира – пусть хотя бы так. Но маджат не уйдут, так же как эта толпа ази. Он один выделялся из их массы и изо всех сил держался за эту мысль. У него было ЗДЕСЬ кое-что свое; у них – нет. У него была эта комната, место, которое он делил с нею. Другие этого не имели.

В конце концов он встал и занялся тем, что пристало человеку. Правда, на "Сокровище" действовали весьма строгие правила, касавшиеся личной гигиены, но даже на верхних палубах не было таких возможностей, как здесь. Он встал под душ, обильно намылился раз, другой, третий, с наслаждением вдыхая запах, такой непохожий на горький запах детергента, автоматически текущего из кранов на палубе ази, щиплющего глаза и нос. Он заботился о своем виде, считая это долгом по отношению к НЕЙ, чтобы не слишком выделяться среди всех прекрасных вещей, которыми она владела и которыми позволяла ему пользоваться. ОНА была мерой всего обширного мира, сквозь который вела его за собой. Он видел богатых людей, могущественных людей, дрожавших перед ней от страха, видел, как они боятся ее маджат и как послушны ей. И тот, второй Контрин, относился к ней с уважением. А он был к ней ближе всего. Чувство собственной значимости кружило ему голову, как вино.

На корабле его поражала реакция других на ее присутствие, он не знал, что значит жить по другую сторону, внутри защитного панциря.

Он находился дома, внутри, а другие – нет. Он видел новые вещи, детали которых продолжали оставаться для него загадкой, для которых он не мог даже подобрать названий, не имел сравнений, кроме того, что узнал из лент, которые она ему дала. Он посетил с нею места, где не бывали даже те богатые и могущественные люди, которых он видел в салоне "Сокровища", демонстрировавшие ему лишь обрывки своей жизни, скрытой и до и после этого завесой тумана. Он ушел оттуда в невообразимо широкий мир, где жили рожденные люди, и ОНА была рядом с ним, чтобы он никогда не потерялся.

Он снова стоял над клетками ази, почти забытыми, потому что период до "Сокровищ Андры" расплывался в его памяти, недосягаемый из настоящего, ибо был лишенной всего пустотой. Сегодня он снова взглянул вниз, как смотрел когда-то, но теперь он знал что на этот раз не возвращается после гимнастики в свою камеру, в мир лент, шепчущих в его мозгу. На этот раз он пришел посмотреть и уйти, а свежий воздух и свет прогнали вонь клеток. Страх перед этим местом исчез навсегда.

Благодаря ЕЙ.

Она была рядом с ним ночью, когда он видел сны об одиночестве между стенами камеры, где был только яркий свет прожекторов и паутина металлических помостов над головой, где он съеживался в углу, Потому что только стен мог коснуться, только на стены мог опереться и успокоиться. На палубе с "Сокровища" все ази спали рядом друг с другом, чтобы обрести это впечатление, и худшее, что могло случиться, это оказаться снаружи, когда никто не хотел тебя коснуться. Ощущение, что находишься снаружи осталось в памяти как самое страшное воспоминание долгого путешествия, когда Контрин стала его проклятием, и никто не хотел к нему подойти.

Она сделала это… и даже гораздо больше, чем те пассажирки, которые ангажировали его на одну ночь или даже на все путешествие… она осталась. Богатые позволяли ему касаться себя, давали впечатление переживаний, навсегда остающихся недоступными ази; во всяком случае он верил в существование таких вещей, в чувства более глубокие, чем жмущиеся друг к другу ази. ЛЮБОВЬ, – говорили они. Но потом богатые уходили своим путем, а он оставался на корабле, связанный контрактом навсегда. Только ази давали тепло, достижимое после дня работы, когда он возвращался ночью на матрац и был внутри, со всеми рядом.

А потом пришла Раен. Раен, которая была всем этим, которая имела его контракт, и значит, была навсегда.

Разогретый купанием, он лег в прохладную постель и думал о ней, вглядываясь в тучи над куполом, в мелькающие среди них молнии и капли дождя, падающие на стекло и преломляющие свет в потоках воды.

Он не любил молний. Никогда, с тех пор, как проработал свой год на полях Андры, прежде чем попасть на "Сокровище". Это не изменилось и до сих пор. Какие-то вздорные мысли блуждали в его голове – рваные фрагменты гипнолент.

Для некоторых глаз цвета невидимы.

Для других невидимое имеет множество цветов.

И обе эти вещи правдивы. И обе нет.

И одна из них обман. И – ни одна.

Зажмурившись, он увидел маджат, и страшных нагих ази, несущих голубые огни, и ази, который не был ази, а только рожденным человеком и свихнулся в камере, слушая предназначенные для ази гипноленты. Огни над клетками никогда не мерцали, звуки доносились редко и ничего не означали. Молния осветила комнату резким, белым светом, потом оглушающе ударил гром. Джим подскочил, а потом снова лежал без движения, чувствуя, как бьется его сердце. Вновь повторилось то же самое, но на этот раз он был готов и даже не вздрогнул. Он не хотел показать ей, что боится.

Она все не приходила, и это беспокоило его больше, чем молнии.

Наконец, он заснул, побежденный усталостью.

Разбудил его какой-то шум, более громкий, чем бормотание маджат. Пришла Раен, но не прошла в ванную, как накануне, а одетая искала что-то среди вещей.

– Я не сплю, – сказал он, чтобы она не думала, что нужно вести себя тихо.

Раен подошла и села на кровать, а когда он поднялся, взяла и пожала его руку. Драгоценности на тыльной стороне ее руки холодно сверкали, почти бесцветные в темноте. Капли дождя по-прежнему разбивались о стекло, изредка сверкали молнии.

– Я уезжаю, – сообщила она. – Это недолгая поездка, скоро я вернусь. На этот раз тебе безопаснее остаться дома.

– Нет, – запротестовал он, и сердце болезненно ударило, потому что НЕТ было словом запрещенным. Он хотел быстро выбраться из постели, чтобы успеть собрать вещи, прежде чем она будет готова, но Раен решительно остановила его и покачала головой.

– Ты нужен мне здесь. Ты можешь управлять тем, что происходит в доме. Что сделал бы Макс, не говори ты ему, что он должен делать? И что сделали бы другие, зависящие от его распоряжений? Ты не боишься маджат, обходишься с ними лучше некоторых Контрин.

Это польстило ему, хотя он содрогнулся при одной лишь мысли о маджат. Однако он знал, что это правда, потому что так сказала ОНА.

– Куда ты едешь?

– Вопрос? Ты меня удивляешь, Джим.

– Леди?

– И сразу все испортил, – бесконечно осторожно она откинула его волосы со лба. Этот жест смягчил его боль и чувство вины за огорчение, которое он ей доставил. – Я не могу тебе сказать, понимаешь? Но если я понадоблюсь, свяжись с имением Тела. Спроси компьютер об Исане Теле. Сумеешь это сделать?

Он кивнул.

– Но только в крайнем случае. Понял?

Джим подтвердил.

– Я помогу тебе собраться, – предложил он.

Она не возражала. Встав с постели, он взял халат – в комнате было холодно. Раен включила свет, а Джим завернулся в халат, откинул со лба лезущие в глаза волосы и нашел коричневый чемодан, про который она спрашивала.