Духless: Повесть о ненастоящем человеке - Сергей Минаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Правильно. Согласно обслуживаемому ими количеству клиентов.
– Согласен. А вот компании «Левко» и «Сонар» не получили в прошлом году ни хера.
– А они… они работают с гастрономами и мини-маркетами. В таких форматах у нас рекламные акции на усмотрение руководства филиала. А я считаю, что работали они плохо и…
– Да, да, Вова, все верно. И полагающиеся им двадцать пять тысяч ушли в компанию «Вектра»…
– Для стимулирования нового дистрибьютора, – радостно подсказывает мне Вова и улыбается, понимая, что, кажется, проскочил.
– И тут у меня возникает вопрос. Почему наш дистрибьютор «Импульс», который всего на десять процентов выше по оборотам, чем «Трест-М», проводивший рекламные акции в тех же форматах торговых точек, получает за прошлый год семьдесят тысяч бюджета и еще десятку в этом году, согласно «промоушн-плану новых продуктов», как это у тебя в отчете написано? Он один промоутирует новые продукты? Остальные дистрибьюторы с новыми линиями не работают? А в Москву приехала бумага, гласящая, что бюджет на продвижение новых линий равномерно распределен между игроками рынка. Как же такая хуйня получилась, а, Володя?
Теперь коньяк разливаю я.
– Ну, во-первых, «Импульс» – наш лучший дистрибьютор, а во-вторых… – Вова тщательно подбирает слова, – а во-вторых…
– А во-вторых, Вова, «Вектра» – это его дочерняя компания. – Информацию об этом мне милостиво слили представители «Треста» во время общения один на один. – Таким образом, получаем лишние пятьдесят тысяч, слитые в одну корзину. Принимая во внимание тот факт, что скидка у твоих чижиков из «Импульса» больше, чем у других, на пять процентов, получается совсем уж некрасивая ебатория. Ты мне скажи, ты полтос с ними поровну поделил или как честный человек ограничился десяткой? Ты пей, Вова, пей, стынет, – резюмирую я и этак по-ленински, с прищуром, смотрю на него.
Самое интересное в данной ситуации – это Вовина реакция на мои слова. Я ожидал, что, получив такой пендель с оттяжкой, этот крепко сбитый (а по-другому и не скажешь) хозяйственник, думающий, что своей мужицкой хитрецой он всех очень ловко наебал, начнет рассыпаться прямо за столом. Но нет, ничего подобного. Он не сучит ручонками, не комкает бумажную салфетку, не краснеет, не бледнеет. Может быть, чуть-чуть потух молодецкий румянец на его щеках. Вероятно, многолетний опыт общения Вовиных родителей с органами ОБХСС в советском прошлом передался с молоком матери. Выдержка почти железная, чему можно только позавидовать. Вся эта сцена начинает меня занимать все больше и больше. Я реально чувствую себя ревизором из Москвы, из бесподобного фильма «Кодекс бесчестья», в исполнении Вячеслава Тихонова, который приехал проверять проворовавшихся Куравлева с Щербаковым. У меня появляется азарт охотника (практически триста граммов коньяка делают свою работу), желание задавать наиболее въедливые вопросы (природная желчность) и алчное ожидание развязки, в которой, как полагается, мне нужно будет произнести хорошо поставленным голосом: «Я не пью, не курю, девушками не интересуюсь. И инфарктами не страдаю». Только вот мы не в Цюрихе, к сожалению. Да и масштабы хищений (а следовательно, и размер предполагаемой взятки) мелковаты.
Тем временем Вова аккуратно выпивает коньяк, закусывает его лимоном и достает из пачки сигарету. Всю красоту этой театральной паузы и выхода из нее несколько нарушает его попытка прикурить сигарету. Он несколько раз щелкает колесиком «Крикета» (я в этот момент думаю, что даже если бы он был партийным банкиром в Цюрихе, он все равно не завел бы себе «Dupont»), чертыхается и просит официанта принести спички. Закурив сигарету, он проникновенно смотрит на меня и, чуть склонив голову, ответствует:
– Послушай. Ну, в общем, такая фигня получилась… Я сразу понял, что ты все просек. Да и, честно говоря, не особо хотел тут концы прятать. – Ага. Не научился еще, думаю я. – Я думал, ты приедешь, мы сядем, выпьем, я тебе все объясню. А ты наскоком все эти встречи с дистрибьюторами затеял. Неловко как-то вышло, одним словом…
– Да просто ужас как неловко, Вова. Я даже не знаю, как так получилось, – ерничаю я.
– Я чего, собственно, хочу сказать… Мы все в одной упряжке. Вроде как одно дело делаем, да? Хорошие люди должны друг другу помогать, правда? Сегодня у одного осложнения, потом у другого, ты же понимаешь. Кто здесь без греха, тот пусть первым кинет в меня стакан! – Тут Вова мерзенько подхихикивает. – В нашем деле по-другому нельзя, тут же людей нормальных мало, согласен?
– Ой, согласен, Вова. Не окружение, а сборище аферистов и уродов. И каждый норовит тебя наебать, да, Вов?
– Ага, ага. – Вова согласно кивает, чувствуя, что разговор продолжается по его сценарию. – В общем и целом я имею сказать следующее… Давай еще по одной? Главное, чтобы всем было интересно. И хорошо. И чтобы нормальные, вменяемые мужики не теряли друг друга по жизни, согласен? – Я чувствую, что наконец-то Володя вводит в действие и основные козыри. – Ну, давай за нас. За нормальных мужиков.
С этими словами Вова отрывает от поверхности стола кожаную папку меню, и под ней обнаруживается аккуратный белый конверт с логотипом нашей компании. Интересно, в какой момент он туда его зарядил? Когда про родителей рассказывал или во время моего спича про дистрибьюторов? Вова смотрит на конверт несколько мгновений и передвигает его ближе к середине стола, так чтобы большая часть была все же на моей стороне. Какое-то время мы сидим со стаканами в руках и смотрим на конверт. На Вовином лице отразилась вся семидесятилетняя печаль тяжких трудовых будней работников советской торговли. Вот так же, вероятно, сидел Вовин батя или маманя пред светлыми очами борца с хищениями социалистической собственности. Когда страх пульсирует внизу живота, в левом и в правом паху. Причем в левом он смешан с ожиданием счастливого финала, когда можно будет еще какое-то время (до перехода коррумпированного обэхээсэсника на другой пост) продолжать развеселое существование. И в левом паху кровь пульсирует словами: «Березка», «Розенлев», мясорубки «Мулинекс», шуба, ковер на стену и кирпич на дачу. А в правом свинцом стучат: «понятые», «взятка», «хищение социалистической собственности», «конфискация», «по приговору суда», постепенно уступающие место стуку колес поезда, уносящегося в северные районы нашей необъятной Родины.
Я выпиваю эту тягостную для Вовы паузу по капле, затем беру конверт со стола. Вова немедленно выпивает коньяк. Тут я ставлю свой стакан на стол и начинаю изучать содержимое конверта. В нем оказывается три тысячи долларов США. Я поднимаю глаза на Вову и читаю у него на лице: «Неужели мало дал?» Я кладу конверт обратно на стол и спрашиваю:
– А в баню мы сегодня поедем? Водка там, девочки местные. Все как положено. Да?
– Обижаешь, командир, уже все заряжено. Девки уже, можно сказать, копытами стучат. – Наконец-то Вова переходит в привычное для себя панибратское русло.
– Умеешь ты, Вовка, встречать гостей Северной столицы, как я посмотрю.
– Ну, опыт имеется. – Он самодовольно разводит руками, и на его щеках снова появляется молодецкий румянец.
– У меня, дорогой, только один вопрос. Ты мой бонус в трешку зелени как определил? Это, надо понимать, ты спиздил тридцатку и мне вроде как десять процентов прислал?
– А тебе мало, что ли? – Вова прищурился, отчего стал похожим на монгола. Все-таки жадность в этом человеке доминирует над трусостью, отмечаю я.
– А ты, Вова, не выебывайся. И не забывайся. Ты не с гаишником разговариваешь и не со своими подельниками-дистрибьюторами. Конверт-то на столе лежит, а не у меня в кармане. Или ты глаза залил до такой степени, что не видишь?
Наконец-то в глазах Вовы появляется испуг. Он смотрит то на меня, то на конверт. И не понимает, что будет происходить дальше.
– Мне этой трешки даже на костюм новый не хватит. Раз пятнадцать в ресторан сходить только если. Или ты думаешь, что я буду раз в месяц сидеть в ресторане и вспоминать, кому я обязан своим сегодняшним ризотто? Можно, конечно, в Париж смотаться, чтобы скопом все просрать, только еще своих добавить придется. Такие дела, Вова.
– Так сколько ты хочешь? – Вова сглатывает. – Ты скажи как есть.
– Хочу… – Я в задумчивости кручу в пальцах сигарету и смотрю на официантку, стоящую за барной стойкой. На ней надета обтягивающая красная водолазка, подчеркивающая большую грудь. Это красное пятно кажется мне этаким центром заведения, вокруг которого крутятся в центробежном потоке подносы, гости, кассовые чеки, мы с Вовой, белый конверт и прочее. Я думаю о том, что неплохо было бы с ней познакомиться. А еще я думаю о том, что весь этот балаган нужно заканчивать. – Хочу я, Вова, пятнашку. Пятнадцать тысяч долларов США. Ты же тридцатку скрысил, на мой взгляд? Вот половину и зашлешь. Это будет справедливо. Я так думаю.
Вова продолжительно буравит меня своими свинячьими глазками, затем, практически не разжимая губ, цедит по слогам: