Шантаж - Семен Малков

Их разговор был прерван дверным звонком – пришла Наденька с прогулки: Лидия Сергеевна по дороге с работы забрала ее домой.

– Ну и румянец! Хорошо погуляла? – Она помогала дочке раздеться. – Как девочки? С кем-нибудь уже подружилась?

Наденька лишь утвердительно закивала головой.

– В туалет, мам, и есть хочу! – заявила она, едва освободившись от верхней одежды. – Потом все расскажу...

– Ну тогда мой руки и за стол! – скомандовала Лидия Сергеевна, целуя дочь. – Обед давно готов.

Когда Наденька убежала, Раиса Павловна вполне искренне восхитилась:

– Ну и красотка у вас растет, Лидочка! Прямо с обложки журнала «Здоровье». А у меня одни мужики, – посетовала она, впрочем, без грусти. – А так хотелось девочку!

Раиса Павловна сделала паузу и задала вопрос, который давно вертелся у нее на языке:

– Мне только одно непонятно, Лидочка. Почему вы оставили такого видного и симпатичного мужа? Неужели из-за того, что мало зарабатывал? А может, он завел другую?

На минуту лицо у Лидии Сергеевны приняло недовольное выражение, но она хотела поближе сойтись с соседкой и решилась на откровенность.

– Конечно, нищенская зарплата отца Наденьки сыграла свою роль, – поведала ей доверительным тоном. – Но ушла от него не из-за этого. И не потому, что изменял.

– А из-за чего же? – нетерпеливо вырвалось у любопытной соседки. – Неужто руки распускал или, может, алкаш? На вид он такой солидный и достойный мужчина!

Лидия Сергеевна тяжело вздохнула.

– Вы снова не угадали, Раечка! Вовсе не то, и не другое, – со злыми нотками в голосе открыла ей «правду». – Розанов пренебрегал мной как женщиной. На вид он, может быть, и хорош, а на деле – полное дерьмо!

– Вот уж никогда бы не подумала, – изумилась Раиса Павловна, простодушно переходя на «ты». – Неужели коротышка, что к тебе наведывается, Лидочка, лучше отца Наденьки? Выходит, из-за него ты ушла от мужа?

– Да красавчик Розанов в подметки не годится Васечке! – выкрикнула в сердцах Лидия Сергеевна, тоже переходя на «ты». – То есть моему другу Василию Семеновичу, с которым ты скоро познакомишься. Сама знаешь, с лица воду не пить. Он, может, внешне не блещет красотой, но меня вполне устраивает.

– Значит, вы скоро поженитесь? Это хорошо! Тебе ведь будет намного легче, – порадовалась за нее добрая Раиса Павловна и тут же увяла, увидев, как у соседки вытянулось и потемнело лицо. – А что? Неужели женат?

– Женат и развестись пока не может, – решив быть до конца откровенной, сумрачно объяснила Розанова. – Такие сейчас у него обстоятельства. Поэтому до свадьбы еще далеко!

Осознав ее ситуацию, Раиса Павловна пригорюнилась:

– Выходит, соседушка, что и с милым другом тебе ничего не светит, и такого видного мужика, как отец Наденьки, ты тоже потеряла. Неужели не жалко? Хоть убей, не верю! – от сопереживания у нее на глаза навернулись слезы.

Искреннее сочувствие доброй соседки наполнило Лидию Сергеевну жалостью к себе, и ее дивные черные глаза тоже заволокли слезы.

– А вообще-то неправду я сказала тебе о Розанове. Хороший он человек, и мужик что надо. Но женился на мне без любви и до сих пор любит другую. За это я презираю его и ненавижу! Ну скажи: чем я плоха? – воскликнула она, гневно поводя своими цыганскими глазами. – Поэтому его и мерзавку, которую любит, не прощу до конца своих дней!

– Ты очень хороша, Лидочка! Просто раскрасавица! – с искренним чувством горячо произнесла Раиса Павловна. – Не горюй! Будешь еще очень счастлива! Я в этом уверена!

Она достала платочек, чтобы вытереть слезы и спохватилась:

– Ну все! Домой пойду! Скоро мои обедать притопают. Ты, Лидочка, не стесняйся – зови, если что понадобится. Я всегда к твоим услугам.

"Хорошая, простая баба. Везет мне на соседей, – закрыв за ней дверь, подумала Лидия Сергеевна. Дружеская поддержка соседки придала ей сил, у нее вновь поднялось настроение, и она отправилась на кухню кормить дочку.

– Не тужи, Степа! Теперь, когда Лида уехала, скажу откровенно: от дрянной бабы избавился, – с искренним сочувствием глядя на пригорюнившегося Розанова, утешал Игорь Иванов, – для того и зашел: поддержать старого друга.

Они сидели за столом на кухне опустевшей «хрущобы» – отмечали начало новой, холостяцкой, жизни Степана Алексеевича.

– Дело прошлое, – признался Игорь после небольшой паузы, – но она ведь и ко мне клеилась – жаловалась на тебя, наговаривала всякое. – Поднял на друга извиняющийся взор, добавил: – Красивая же такая, стерва. Поняла, наверно, что я в этом плане тебе завидовал. Но разве мог я предать тебя, воспользоваться вашими неладами? Не стал, конечно, ее слушать, понять дал – не на того напала. Тебе ничего не сказал – считал бестактным.

– Знаю, Игорек, и то, что можешь мне сказать, и много больше. Не один год с ней прожил, – тяжело вздохнув и не поднимая глаз, медленно, будто каждое слово давило его, отвечал Розанов. – Думаю, другой на моем месте вряд ли выдержал бы столько оскорблений и унижений. Но я терпел, нес свой крест. Сам допустил ошибку – сам ее расхлебывал, как мог. Ради дочери, Наденьки. Но ничего не вышло! – Он тряхнул крупной, красивой головой. – Не будем больше о ней, о Лиде. Что толку? Да и пересуды всякие, пусть и справедливые, не мужское дело! – И расправил нахмуренные брови, пытаясь взять себя в руки; как боец, потерпевший поражение в схватке, он остро переживал фиаско в личной жизни. – Налей-ка, дружище, водочки – выпьем за то, что жизнь продолжается, и есть в ней, кроме женщин, цели, за которые стоит бороться!

– Ну ты и джентльмен, Степа! Сразу видно – профессорский сынок. О женщинах – либо хорошо, либо никак, – одобрил Игорь, наливая в рюмки и раскладывая по тарелкам закуску. – Я-то – мужик пролетарского воспитания: не могу вспоминать свою стерву без матерной характеристики. Столько крови она мне попортила! Давай лучше о будущем, и выпьем за то, чтобы оно было счастливым. Нам обоим здорово досталось!

Чокнулись, закусили чем Бог послал; помолчали; потом Игорь спросил:

– Что думаешь делать дальше? Какие ближайшие планы? Боюсь, к тебе тут же приклеится новая пассия, еще похлеще. Ты на это везучий.

– Нет уж! Тут требуется большая передышка – так все внутри перегорело, – признался Розанов. – Не расположен я сейчас к общению с прекрасным полом. Спасет меня, наверно, от тяжелых дум, – с мягкой иронией продолжал он, и в голосе его зазвучала надежда, – работа, и только работа. А ее как раз невпроворот. Я вовсе не расстался с мыслью о защите.

– Неужели найдешь в себе силенки для этого? После такой-то нервотрепки? Тогда ты просто двужильный!

– А что остается? Для меня главное – восстановить уважение к себе. Заняться делом, которое целиком бы меня захватило. – Степан Алексеевич глубоко, свободно вздохнул, чувствуя, что к нему возвращаются уверенность в своих силах и оптимизм. – Какое счастье, что я удачно выбрал тему и она еще не устарела. Верю я в успешную защиту и добьюсь этого во что бы то ни стало!