Дети сектора - Виктор Глумов

Словоохотливый Остафьев обрушил на Росса поток информации:

– Вот всегда знал, что прививки – зло. Посмотри, – он похлопал по территории Соединенных Штатов длинной, будто мумифицированной рукой, – вот каким боком нам вылезла их цивилизованность! В мусульманских странах ведутся жестокие бои. Там такая резня, что у-у-у, но на них надежды нет, там никакого порядка. Людьми-то остались кто? Дикие радикалы, олигархи биотиновые все тю-тю. Там, где у пиндосов нет интереса, видишь, друг? Все светятся!

«Хана, – подумал Росс, сел на груду хлама и сжал виски. – Устояли самые слабые, к утру ситуация ухудшится: вновь обращенные присоединятся к зомби и сковырнут с лица земли останки человечества. В таком составе мы продержимся в лучшем случае три-четыре дня…»

А Остафьев все продолжал разоряться, топорща седые усики над безгубым ртом:

– Не надо было Союз разваливать! Я в Союзе родился, между прочим. Правда, плохо его помню. Был бы Союз, никто бы в тот Сектор не шастал и не колол бы биотин. Прежде разобрались бы, что к чему. Вот они, ценности пиндосячьи! Цивилизованность ихняя!..

– Да при чем тут американцы? – устало проговорил Росс, вставая. – Сектор-то у нас, в России.

Красницкий, понурившись, топтался у выхода. Яна завороженно смотрела на карту, опираясь на брата. Когда Росс встал, полковник оживился:

– Идемте, я покажу, где вы пока поживете. Уж извините, условия у нас не очень, сами понимаете…

– Можно сначала в душ? – попросила Яна траурным голосом. – Хоть из шланга облиться, а то мы как свиньи.

Решили, что в душ первой пойдет девушка. Душевых кабинок в туалете было целых две. Яна сбросила грязную майку, стянула камуфляжные штаны, разулась, задернула штору и подставила лицо холодным струям. Так бы и сидела тут вечно, потому что над городом смерть занесла косу и ждет, улучает момент. Гибель – дело времени.

А здесь прохладно и чисто, шум воды заглушает чужие голоса и торопливые шаги. Не желая покидать убежище, Яна еще раз намылилась и смыла пену. Рука потянулась к крану. Все. Добро пожаловать в реальность, будь она неладна!

Девушка вытерлась куском полотенца неопределенного цвета. Снова надо надевать грязное тряпье, а волосы… Яна запустила пятерню в спутанные патлы. Хоть постригайся. Налысо брейся! Кому есть дело до красоты, когда через пару дней подыхать? Действительно, почему бы и нет? Она покосилась на забытую кем-то бритву.

В дверь постучали. Ну да, ну да, тут же еще писсуаров рядок. Одевайся, бери себя в руки и иди спать. Утро вечера мудренее. Но что ни день, то ближе к смерти, особенно сейчас.

Постучали настойчивее.

– Все, иду уже! – крикнула Яна, натянула носки и поплелась в незашнурованных «берцах».

Ее ждали Росс и Димка.

– Иди, Цыпленок, а я покажу Яне, где чего.

Росс умел держать себя в руках. Он казался невозмутимым, лишь у бровей залегли вертикальные морщины – взгляд, как у профессора, продумывающего доказательство гипотезы. Так Яна представляла английских аристократов: высокий лоб, ясные широко распахнутые глаза, светло-каштановые волосы и красивые руки.

– Я ведь тебя знаю, Яна. Точнее, знаю твоего отца, Ивана Венина. Я приходил к вам поиграть в теннис и подумал еще, что обязательно надо с тобой познакомиться, – он усмехнулся. – Вот, сбылось. Правда, я не узнал тебя сразу.

Яна напрягла память, пытаясь вспомнить Росса, и не смогла. К отцу часто приходят чужие. К тому же она тогда была влюблена в Юрку, и остальные мужчины для нее не существовали. А зря! Полгода жизни потратила на урода, и замуж бы вышла, если бы не зомби-муви. Она сунула руку в карман и сжала коробочку с кольцом, вынула ее, раскрыла и хмыкнула:

– Еще бы, такое чучело, а на голове – гнездо вороны. У тебя расчески нет случайно?

– Все менты забрали, – пожаловался он.

Поднялись по лестнице на второй этаж, Росс все косился на кольцо, спрашивать не решался, думал, наверное, что это память о погибшем. Яна сказала сама:

– А я вот замуж собиралась. Мне предложение сделали. А потом из машины зомбям вышвырнули. Находясь в здравом уме и твердой памяти… Познакомиться хотел! Тогда у тебя не было шансов.

– А сейчас? – улыбнулся Росс, и в глазах его зажегся огонек.

В ответ Яна улыбнулась широко и открыто:

– Сейчас шансов нет ни у кого. Перед смертью не натрахаешься – раз, а два – ты весь в грязи и кровище.

Он рассмеялся, открыл один из кабинетов и щелкнул выключателем:

– Злая ты.

Суда по портрету Президента на стене и торжественности обстановки, не так давно в этом кабинете сидел какой-то начальник. Сейчас же стол красного дерева задвинули в угол, а поверх зеленого ковра постелили спальники. Четыре штуки. Значит, профессор пока поживет здесь же. Конференц-зал находился неподалеку, и оттуда тек густой бас генерала Баранникова.

– Устраивайся, я выключу свет.

– Да иди уже. Иди, чего смотришь?

– На всякий случай спокойной ночи.

Дождавшись, пока он уйдет, Яна стянула штаны и легла в одной майке. Едва она коснулась головой подушки, как веки сомкнулись. Разум же продолжал бодрствовать, раскручивать разные сценарии, лихорадочно думать, что же делать дальше. По ту сторону сомкнутых век мигали синие кнопки столиц.

По коридору бегали туда-сюда. Потом стали носиться толпами и вопить, но Яне к тому времени было уже все равно: размышления плавно перетекли в сон.

Проснулась она от того, что ее трясли. Открыла глаза: Росс. Вскочила. Заметалась по комнате, вспомнила, что не одета, принялась натягивать штаны, громко шлепнулась.

– Что случилось, Росс? Война, да? Все уже, надо бежать?

– Все нормально. К генералу кое-кого доставили, среди ночи дернули всех ученых и комсостав, они там интересные вещи говорят. Идем, послушаем.

Застегнув штаны, Яна похлопала себя по щекам, взглянула на Росса: морщины разгладились, глаза светились надеждой. Он протянул руку и повторил:

– Идем. А то всю жизнь проспишь. Когда ты еще поприсутствуешь на собрании, где решается судьба мира?

Все сидячие места конференц-зала были заняты, Яна оперлась о стену и зевнула, прикрыв рот ладонью. За директорским столом все так же восседал краснощекий Баранников и пыхтел трубкой, справа от него сидело четверо седых, коротко стриженных мужчин, в том числе профессор Гинзбург, слева – наверное, тоже четверо. Двоих крайних, а так же трибуну загораживали головы впереди стоящих. Речь держал один из «правых» – толстый дядька с бульдожьими щеками, в очках с толстыми стеклами и с сизым пористым носом. Он рассказывал о каком-то профессоре Астрахане, сгинувшем в Секторе, очень долго – о лентивирусах, по принципу которых действует биотин. Слава богу, генерал его заткнул и передал слово какому-то Алану Мансурову.

Впереди стоящий капитан сел на корточки, и Яна рассмотрела этого самого Мансурова. И сразу подтянулась, приготовилась внимать, потому что выглядел он хуже, чем она, Росс и Димка вместе взятые. Это был лысый монголоид – то ли казах, то ли узбек, Яна в них не разбиралась, с недельной седой щетиной, ввалившимися глазами и щеками. Прибыл этот Мансуров явно издалека – за день вторжения он не успел бы так обрасти – и даже не сменил повязку на руке, которая больше напоминала тряпку со ржавыми пятнами. На самом деле это была кровь. Говорил он кратко, по делу, рассказывал, что Глубь – шлюз на космический корабль, где он побывал. Там остались его товарищи, они пытаются остановить вторжение. На самом деле захватчики мертвы, но корабль с искусственным интеллектом нашел планету, где должен возродиться создавший его народ – метаморфы, живущие сообщностью наподобие пчел или муравьев. Измененные люди осознают себя частью Роя и получают команды от мозгового центра – корабля, где зреют разумные представители вида. Если прервать зов, люди вспомнят себя. Единственный способ его прервать – уничтожить корабль. Боевые товарищи Мансурова готовы принять взрывчатку – они обещали периодически открывать шлюз.

Когда он смолк, в зале поднялся гвалт: одни обвиняли Мансурова в карьеризме и стыдили, профессора подтверждали его слова. Шум стоял неимоверный. Потом решили, что Мансуров прав, и окружили его плотным кольцом. Генерал хлопнул по столу, аж щеки дернулись, и крикнул:

– За-мол-чать! Всем – молчать! Что за базар?

Воцарилась тишина, говорил только Мансуров. Как Яна ни напрягала слух, услышать она смогла лишь обрывки фраз: Мансуров описывал устройство корабля. И вдруг кто-то издал радостный вопль. Интеллигентно-вкрадчивый голос Гинзбурга она узнала сразу же.

– Позвольте… Я скажу. Да послушайте же! Вот, что вы сказали, передатчик этот… Я когда с Астраханом работал, то военные притащили такую круглую штуку, у леших отобрали, помните? Мы еще разобраться не могли, зачем оно нужно. Потом поняли, конечно, но применения для нее не нашлось. Может, попробовать ее запустить? Вдруг случится чудо, и нас услышат на борту Корабля? Это ведь последняя наша надежда!