Выбор воина - Алексей Витковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет момента, когда самолет беззащитнее, чем на взлете или посадке! Немецкие трассы с треском вспороли фюзеляж «Чайки». Что-то ударило в бронеспинку. Раздался хруст, и двигатель остановился. Но самолет уже катился по полосе, подпрыгивая и раскачиваясь. Сашка нажал на тормоз и зарулил под защиту деревьев, но в последний миг правая стойка шасси подломилась, и истребитель встал на нос. Пилот повис на привязных ремнях, а «Мессер» с ревом пронесся над аэродромом и ушел на юго-запад…
Кажется, к самолету бежали люди. Савинов видел их как сквозь туман. Потом его куда-то потянуло, тряхнуло, дернуло…
И он снова оказался на палубе лодьи.
Переход был таким резким, что Сашка едва устоял на ногах. Волны все еще вздымались вокруг, огромные, как горы. Еще топорщились на них пенные гребни, но вот с ветром что-то случилось. То ли он казался слабым после полета в открытой кабине «Чайки», то ли и вправду стих. А главное, небо очистилось! Тучи почти все ушли к северному горизонту, словно буря пронеслась стороной, зацепив их только самым краешком. Но Савинов отлично помнил, как грозовой фронт шел прямо на них. Шел сзади слева, то есть с северо-запада. А теперь… Это значит, что он повернул почти на девяносто градусов в сторону!
«По-моему, так не бывает…» Сашка оглянулся. Для этого пришлось повернуться всем телом – шея совершенно затекла и одеревенела…
Солнце почти село, но закат еще полыхал на полнеба, и верхушки волн просвечивали изумрудно-зеленым. Красота! Зато с лодьей было неладно. Точнее, не с лодьей, а с личным составом. Дружина столпилась у мачты. И у всех на лицах, с разными вариациями, написано одно и то же. Примерно так будут выглядеть люди в цирке, если акробат под куполом вдруг бросит свою трапецию и станет летать кругами без всякой поддержки, выписывая замысловатые фигуры.
«По улицам слона водили… – вспомнилось Сашке. – Ну что еще за проблема? Я, наверное, сплясал несколько па из „Лебединого озера“». Он посмотрел на них немного, подумал, как бы поаккуратнее узнать причину такого странного поведения, и крикнул:
– Эй, Рысенок! Подойди-ка!
Тот мигом возник рядом.
– Ну и что случилось? Чего все на меня выставились?
Рысенок аж поперхнулся от удивления.
– Так… Медведкович, ты ж того…
– Чего – того? С ума сошел?
– Да не-е… – Рысенок улыбнулся: мол, чего спрашиваешь, ведь сам все знаешь. – Ты бурю прогнал!
Сашка повернулся к нему, стараясь сохранить на лице каменное выражение.
– Ну-ну… Давай-ка с самого начала.
– А чего тут… В общем, стала она, буря, догонять нас. И все уж решили, что плохо дело. А ты, вождь, впереди стоишь и, гляжу я, духом куда-то воспаряешь. А буря-то уж совсем разыгралась! Прям сладу нет! А ты давай ее бороть, – Рысенок изобразил, как Сашка борол бурю, – и Слова выкликивать! Долго борол! И она потихоньку на Полночь повернула! А ты ей вслед самое сильное Слово кинул. Вот она и ушла совсем! Дружина-то, как увидела, что ты Водой да Ветром повелевать можешь, так и…
– Понятно. А что за Слово, не помнишь?
– Ну как же? Разве можно такие заклятья всуе поминать?
Савинов усмехнулся и вполголоса произнес несколько непечатных выражений, присовокупив пожелание убираться подальше.
– Эти?
Рысенок с ужасом посмотрел на него и кивнул.
«Понятненько! – подумал Сашка. – Это я фрица к хренам посылал, а ураган, выходит, на свой счет принял. И отвалил… Забавное применение матюгов, нечего сказать! Ну теперь я буду у них колдун из колдунов: ведь своими глазами видели! Как бы не разбежался народ, когда в порт придем… А интересно все же, почему шторм прекратился? Неужели и вправду мат помогает? Против немецких летчиков он явно действует слабовато. По крайней мере, они не спешат ретироваться…»
Он усмехнулся своим мыслям и прошел на корму. Ратимир встретил его спокойно, как будто ничего и не случилось, мол, мы-то всякое видывали, не то что эта молодь. Но видно было, что и его проняло. Чтобы разрядить обстановку, Савинов окинул палубу «орлиным взором» и гаркнул:
– А ну, други, прибавьте-ка паруса! Не ровен час отстанем!
Глава 8
Мир видений
Ах, иначе в былые года
Колдовала земля с небесами,
Дива дивные зрелись тогда,
Чуда чудные деялись сами…
Николай ГумилевЛодья ходко бежала вниз по речушке, и уже остались далеко позади берега озера Белого, зато волны моря Онежского все близились. Казалось – вот-вот, за следующим речным изгибом раскинется во всю ширь окоема вольная гладь воды. А по берегам речки тянулись могучие, кондовые леса, которые росли здесь еще с тех самых пор, как сотворили Род со Сварогом Свет Белый. В лесах тех повсюду можно встретить огромные, вросшие в землю валуны, которые в незапамятные времена принесла сюда с Полуночи Великая Стужа. И древние скалы, чьи обросшие мхом лбы то и дело можно увидеть с реки, здесь совсем не редкость. И огромные буреломы, и глухие чащобы, где таятся звери лесные, местами и непуганые совсем, потому что весские роды живут все больше к Восходу. А сюда забредают редкие охотники, промышляющие пушного зверя, да новогородские ватажки. Яра недавно видела на перекате медведя, занятого ловлей рыбы, и тот проводил лодью удивленным взглядом, совсем не страшась людских стрел и рогатин.
Ярина стояла у борта и все смотрела на проплывающие мимо стволы лесных великанов, царапающих верхушками самую небесную твердь. Следила за беличьим перескоком в ветвях, птичьими посиделками и раз даже заметила мелькнувшую в листве стремительную тень охотящегося горностая. Лес сам с собой перекликался чудными голосами, скрипел, охал, и гулкое эхо гуляло в сумрачной пуще. Пахло разогретыми на солнце досками от бортов, хвоей, чистой, текучей водой; ветерок нес по реке таинственные ароматы лесных трав. Лодья слегка покачивалась, и плескала за бортами речная волна. Жарко!
И так же, как плыли мимо лесистые берега, текли одна за другой думы. Ярине мнилось, как приедут она и Ждан со товарищи в шумную, многолюдную Ладогу. Как станет она ходить на торг, да смотреть, чтобы приказчики все ладно делали, да следить за ценами и за тем, чтобы товар в лавке не переводился. А Ждан будет работать в кузне. И не как подмастерье, а как настоящий кузнец. И будут приходить гости, прицениваться, покупать дорогой товар, и надо не осрамиться, не продешевить! Торговое дело – интересное, особенно ежели ты не хозяйский товар продаешь, а свой собственный. Раньше, пока в девках ходила, батюшка никогда бы ей того дела не доверил. И не потому, что глупая, а потому, что у гостя доверие к хозяину товара должно быть. А какое к девке доверие? Иное дело – к мужней жене…
И подумалось радостно, что за всею этой суетою стремглав пронесется время. Что от берегов Западной страны до устья Нево – месяц пути на лодьях под попутным ветром. Но это ежели не задерживаться, а к берегу приставать только за водой. Ежели же и ночевать на берегу станут Ольбардовы вои, тогда уже не месяц выйдет, а все полтора. Ничего. Ждала почти четыре месяца, а уж полтора-то дождется. Главное, чтобы донесли крутобокие кораблики ладу ее до дома, живого и невредимого! Нет-нет да ворохнется в груди тревожное: как он там? Не худо ли ему снова? Жив ли? Не болят ли раны? И Ярина тянулась помочь, оберечь, оградить. Она помнила, как ужаснулась, увидев мужа своего раненого на скорбном ложе. И чудилось ей, будто истекает куда-то его ярая сила, словно кровь из отворенных жил. Будто пробил вражий меч дорогу чужому миру в сердце ее суженого. И тянет к себе, стремясь отнять его у Ярины и погубить. Не могла она с этим мириться. Не такова дочь Богданова! Спасибо батюшке: научил, как бесплотным духом пересекать морские просторы, чтобы помочь в беде. И ходила она три ночи подряд за тридевять земель дарить любимому свое дыхание. А на четвертую батюшка строго-настрого запретил, потому что спала она с лица, измучилась. Стало все валиться из рук, а головушка кружилась так, что казалось, будто мир вокруг поворачивается. Корил ее отец, что себя не жалеет, но зато пошел на поправку суженый, встал на ноги и плывет уже в быстрой лодье домой…
Задумалась Ярина и не заметила, как разбежались прочь лесистые берега и закачалась лодья на крутых волнах моря Онежского. Но тело-то не обманешь! Подступила вдруг к горлу самому тошнота, головушка закружилась. Ярина впилась пальчиками в борт, и показалось ей, что выпадет она сейчас из лодьи и уйдет под воду. А там кто-то холодный ждет уже жадно поживы, и смотрят его белесые глаза на нее из-под толщи воды. Сквозь звон в ушах Яра услышала, как Ждан кричит кормщику:
– Правь-ка к берегу! Яринушке плохо!
Потом звон обратился в неистовый рев. Все закружилось и потемнело. И увидела она Александра. Будто стоит он на носу лодьи своей, убегающей от свирепой бури, и кричит что-то. И поняла она вдруг, что нет его в лодье на самом деле. Что снова украл чужой мир его душу и лишь тонкая серебряная нить связывает ее с телом. И рванулась Ярина вслед за серебряной нитью, чувствуя, как обращается в белую чайку, и понесло ее в самое сердце грозовой тучи. Там сверкали Перуновы стрелы, грозя сжечь хрупкие птичьи крылья. Гром оглушал, и все небо будто пустилось вокруг нее в безумной, враждебной пляске. Но она пронеслась сквозь эту круговерть, пронзила толстые тучи и вынеслась вдруг в безбрежный, пронизанный солнцем простор.