Три недели страха - Си Бокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не ищи, — сказала она. — Я не пью.
— Джек, это детектив Торклесон, — сказала Мелисса, разбудив меня.
Окончательно истощенный, я задремал в кресле в гостиной, и мне понадобилась секунда, чтобы понять ее слова. Когда это произошло, мое сердце взревело, как мотор гоночного автомобиля. Я схватил телефон, побежал наверх в нашу спальню и закрыл дверь.
— Я не спал всю ночь после нашего разговора, — сказал он. — Завербовал нашу лучшую программистку и заставил ее провести со мной ночь в полуподвале с ее компьютерами. Мы просмотрели все доказательства, которые прислали Скотленд-Ярд и Интерпол…
Я попытался глотнуть, но у меня пересохло во рту.
— Джек, мы не смогли найти никакой связи между Харрисом или Коутсом и Морлендом. Их ничего не связывает.
У меня потемнело в глазах. Я ухватился за спинку кровати, чтобы удержаться на ногах.
— Вы можете продолжать поиски? — Мой голос звучал слабо. Ведь я все поставил на это. — Может быть, у Гэрретта есть тайный компьютер? Может, они знают, как маскировать свои телефонные номера и адреса электронной почты? Связь должна быть.
Торклесон вздохнул.
— Джек, я не говорю, что нет отдаленной возможности. Но электронный след между Коутсом и Харрисом очевиден. С судьей нет ничего подобного — даже старого коровьего следа, если вы меня понимаете. Есть несколько электронных адресов, которые моя программистка не могла изолировать, но ничего существенного — ничего, с чем мы могли бы обратиться к окружному прокурору.
— Должно быть, — настаивал я.
— Мы сделали все, что могли. Ваша теория интересна, но нам не за что зацепиться. Может быть, впоследствии Харрис назовет имя судьи как своего сообщника в расчете на снисхождение.
— Это будет слишком поздно.
— Знаю, — согласился Торклесон.
Я посмотрел в окно на автомобиль Сэндерса. Наступили сумерки, и стало холоднее.
— Когда теряешь всякую надежду, что тебе остается? — спросил я.
— Я не могу ответить на этот вопрос, Джек.
— Я тоже, — сказал я, прежде чем поблагодарить его и положить трубку.
— Мы сделали все не так, как надо, дорогая? — спросил я позже, когда солнце опустилось за горы.
Мелисса посмотрела на меня:
— Что ты имеешь в виду?
Я покачал головой.
— Может быть, мы действовали неправильно. Завтра они придут забирать Энджелину. Может, нам следовало нанять нового адвоката и попытаться обратиться в суд. Все говорили, что мы проиграем, но, по крайней мере, у нас было бы больше времени. Вместо этого мы пытались заставить Гэрретта подписать бумаги, которые он так и не подписал. Или мы могли уехать сразу, обратиться в прессу и привлечь публику на нашу сторону. Возможно, это напугало бы судью и Гэрретта.
Мелисса глубоко вздохнула:
— Поверь мне, Джек, я не переставала думать об этом. Но ничего бы не сработало. Ты сам это знаешь.
Я не был так уверен.
— По крайней мере, мы могли бы попробовать.
— Мы пробовали. — Ее глаза наполнились слезами. — Мы пробовали с помощью наших лучших друзей и сделали все, что могли. Я хочу, чтобы ты перестал ломать себе голову.
Я тяжело опустился на стул. Она подошла и положила руки мне на плечи, оставив мучные отпечатки.
— Но мы все еще не знаем, зачем им понадобилась Энджелина, — сказал я.
У меня была мысль, такая страшная, что я не мог ею поделиться, несмотря на то что сказал Торклесон. И когда я смотрел на мою жену, то понимал по пустоте в ее глазах, что эта мысль приходила в голову и ей.
Воскресенье, 25 ноября
Тот день
Глава 23
Все было кончено.
Даже теперь события того утра предстают передо мной отрывочно. Я помню все, но мне нелегко расставить это по порядку. Когда я вспоминаю это, мое сердце болит, дыхание становится прерывистым, и мне трудно успокоиться.
В дверь позвонили рано утром — это я помню четко. Солнце еще не выглянуло из-под облаков, и под двухдюймовым снежным покровом на земле все снаружи казалось ледяным и голубым. Я сразу же проснулся, открыл глаза и подумал: это они.
Открыв дверь, я увидел Сэндерса, Моралеса, шерифа с его большим брюхом и усами наемного стрелка на Диком Западе и женщину-помощницу, которую я до сих пор не встречал. Все они толпились на крыльце в одинаковых темных куртках департамента шерифа. Пар изо ртов создавал ореол вокруг их голов, когда они стояли там, словно маленькая черная армия из ада. Они затопали ногами, стряхивая снег с ботинок, прежде чем шагнуть в гостиную.
Снаружи в автомобиле с включенным мотором сидели судья Морленд и Гэрретт. Они ждали.
Позади меня Мелисса спускалась по лестнице, неся Энджелину. При виде копов она воскликнула:
— О боже!
Женщина-помощник представилась успокаивающим голосом. Я не расслышал ни единого слова.
Я не помню, как она протянула руки за нашей дочерью и как шериф сказал, что «Морленды хотят только ребенка. Коробки им не нужны».
Что-то ярко-белое взорвалось у меня перед глазами, и я бросился на них, молотя руками и ногами, стараясь пробраться к двери, чтобы выбежать наружу, вытащить Морленда и Гэрретта из их машины в снег и придушить голыми руками. Сэндерс упал с удивленным видом и потянул за собой шерифа. Женщина-помощник с криком пригрозила мне перцовым спреем. Либо Сэндерс, либо шериф ударил меня кулаком в челюсть, моя голова откинулась назад, и на какую-то секунду я уставился в потолок. Потом мои руки прижали к бокам, а ноги оторвались от пола, когда Моралес схватил меня в медвежьи объятия и швырнул на кушетку лицом вниз, так что у меня перед глазами замелькали искры. Колено уперлось мне в спину, а мои руки заломили назад. Я услышал, как у меня на запястьях защелкнулись наручники.
Сквозь туман послышался голос Мелиссы:
— Я просто не могу передать ее вам.
— Понимаю, — сказала помощница шерифа. — Положите девочку на эти качели, и я вынесу ее. Вам не придется передавать ее мне.
— Я не могу!
— Пожалуйста, мэм. Мы не хотим отнимать ребенка силой. Подумайте о нем. Мы не желаем никому причинить вред.
Мелисса сделала это.
Я услышал собственный звериный рев.
Помощница завернула Энджелину в одеяла, которые принесла с собой, и попятилась к двери с Моралесом и Сэндерсом по бокам.
Прямо передо мной, в нескольких дюймах, находилась пола куртки шерифа, отдававшего приказания. Я чувствовал холод, исходящий от нее.
Энджелина осознала, что ее забирают, и закричала, высунув из-под одеяла пухлые ручки и протянув их к Мелиссе. Помощница быстро накрыла их.
Мелисса с криком рухнула на колени.
Парадная дверь закрылась, когда помощница вышла с Энджелиной наружу.
— Вызовите скорую помощь, — сказал шериф Сэндерсу и обратился ко мне: — Вы поможете вашей жене, если я сниму наручники?
— Да, — ответил я.
С помощью Моралеса Мелисса поднялась на ноги.
Шериф наблюдал за передачей ребенка сквозь окно и мрачно произнес:
— Дело сделано.
С меня сняли наручники, и я скатился с кушетки на пол, встав на четвереньки. Взгляд Мелиссы был диким, лицо побелело. Я бросился к ней.
Она упала в мои объятия, но я крепко держал ее, не давая соскользнуть на пол, и потащил ее к кушетке.
Говорят, что, когда человек умирает, а душа отлетает, его тело становится легче. Мелисса не умерла, но я думал, что ее душа отлетела, так как ее тело весило как перышко.
Уложив Мелиссу на кушетку, я услышал, как шины автомобиля Морленда захрустели по снегу.
Через несколько минут фургон скорой помощи, сверкая огнями, въехал на подъездную аллею. Машина, несомненно, дежурила на улице на случай надобности. В доме появилось еще несколько человек в темной одежде. Они отнесли Мелиссу наверх и уложили в кровать. Я стоял на лестничной площадке — мои глаза горели, а челюсть ныла.
Последовала горячая дискуссия, так как Моралес и Сэндерс отказывались арестовывать меня за нападение и предлагали шерифу, чтобы он сделал это сам.
— О'кей, ребята, — уступил он. — Вы слишком близки к этой ситуации, чтобы спорить с вами. — Говоря, он посасывал кровоточащий передний зуб, пострадавший во время потасовки.
— Что верно, то верно, — отозвался Сэндерс.
Я поднялся наверх.
Мелиссе дали успокоительное. Ее веки затрепетали, а рука на мгновение сжала мою руку. Я сказал медикам, что ни в чем не нуждаюсь.
Когда я спустился, шериф ушел. Моралес и Сэндерс стояли, уставясь в пол.
— Ненавижу свою работу, — сказал Сэндерс.
— Можем мы оставить вас? — обратился ко мне Моралес. — Вы не причините вреда себе или кому-нибудь еще?
Я покачал головой.
Все было кончено.
Этим вечером, когда солнце садилось, поблескивая холодными искорками на снегу и льду, а температура упала до минус десяти, я поднялся к Мелиссе в нашу темную спальню. Она еще спала. Медики сказали, что она, вероятно, проспит до утра. Тем не менее я оставил ей записку на ночном столике; я сам не узнавал свой почерк: