Хранитель Виртуальности - Владимир Гусев

– Что такое? – спрашивает шеф.

– Видно, у них стоит какая-то хитрая система определения незваных гостей. Меня она вычислила.

Мы все возвращаемся в кабинет и занимаем прежние позиции. Техник включает полиграф.

– Ладно. Действуем по варианту номер два, – поразмыслив, меняет план действий шеф. Что же, это достаточно рационально – запустить в вирт самого юношу, напичкав его виртело закладками и выводя все, что он будет видеть и слышать в вирте, на монитор. Конечно, Заратустру-исходного так не поймаешь, но получить ценную информацию можно.

Горе-Заратустра явно рад моей неудаче.

– Спасибо за сотрудничество, – сквозь зубы цедит шеф. – У твоего кумира какая-то непробиваемая защита. Но мы до него доберемся, так и скажи ему, если случайно встретишь в вирте!

– А вы… Не лишите меня допуска? – не верит своему счастью юноша.

– Я ведь обещал: будешь с нами сотрудничать, степень наказания будет нулевой.

– То есть как это нулевой? А если у меня ничего не получилось лишь потому, что он не все рассказал? Отвечай, почему тропинка встала на дыбы? – строго спрашиваю я юношу.

– Что значит – на дыбы? – не понимает он. Техник, возящийся с дистанционным детектором лжи, чуть заметно опускает глаза. Парень действительно не знает, что такое «дыбы».

– Тропика превратилась в вертикальную стену и выбросила меня из вирта. Какое петушиное слово… Какой пароль нужно было ввести, чтобы она пропустила меня к дубу? – строго спрашиваю я.

– Не знаю, – растерянно улыбается парень. – Со мною такого не было.

Техник еще раз чуть заметно кивает. Юноша не лжет, с ним такого действительно не случалось.

– Оставь его, Логвин. Он честно сотрудничал с нами, пусть идет на все четыре стороны. Новое виртело получишь при выходе, личина прежняя, – сообщает Кирилл юноше. – Тебе даже не придется заново учиться ходить – мы проведем тебя по программе защиты свидетелей.

От счастья парень не знает, что сказать.

– Я бы его не отпустил, – возражаю я Кириллу. – Во всяком случае, лишил бы доступа. Навечно. Ты уверен, что он сейчас не помчится в вирт докладывать исходному Заратустре, что за ним охотится целый отдел Винтерпола?

– Не советую это делать, клон Заратустры! – говорит шеф юноше. – Мы все равно поймаем твоего приятеля, а вот у тебя могут быть неприятности.

– Не буду… Только не лишайте меня допуска! – скулит парень.

– Иди уже! – отпускает его Кирилл.

Едва юноша, получив разрешение на выход, исчезает из корпуса, мы возвращаемся в здание Управления. Новое виртело юноши начинено закладками, «жучками» и даже вирт-камерой, позволяющей видеть все, на что упадет его взгляд в вирте, на мониторе, установленном у наблюдателей. По дороге Кирилл отдает нужные распоряжения: все писать, ничего не пропускать, обо всем значительном докладывать. Естественно, в реале юношу тоже ведут.

– Думаю, реальная наружка ничего не даст. Если он и встретится с Заратустрой-раз, то только в вирте, – предполагаю я.

– Еще бы… После столь недвусмысленного указания – что ему еще остается делать? Но вдруг…

– Сообщите мне, как только он найдет Заратустру. У меня группа захвата наготове. Их даже на порог этой страны не пустили.

– Сообщим, не сомневайся. Главное – чтобы юноша не тянул с визитом к своему кумиру. Время дорого.

– И подвержено инфляции. Галопирующей.

Вернувшись в отдел, я оставляю за старшего Юрчика, велю всем быть в полной готовности, а сам отправляюсь к Караваеву за дочерью.

Фоторобот уже составлен. На меня с экрана смотрит бородатый молодой человек в модных очках. Борода его столь обильна, что очертания подбородка совершенно не просматриваются.

– Уберите бороду, – прошу я.

– Уже пробовали, – вздыхает Виктор Мязин, главный специалист по личинам и лицам. – Слишком большая неопределенность, под этот фоторобот будут подпадать десятки тысяч реальных рож. Так что найти его реал-поисковиком – задача практически невыполнимая.

Дочь равнодушно пожимает плечами. Я, дескать, сделала все, что могла, какие ко мне претензии?

– Жаль. Оказывается, он не дурак, этот Заратустра, на голый крючок его не поймаешь.

– Что ты имеешь в виду? – обиженно спрашивает дочь.

– Идем, дорогая! Большое спасибо за помощь, но… Ты все сделала правильно, просто Заратустра оказался хитрее, чем мы думали.

– Куда едем? – спрашивает дочь, едва мы выходим из Управления.

– К маме. То, чем я сейчас собираюсь заняться, лучше делать дома, а не на работе. Слишком интимное это дело…

Глава 21

Только там, где есть жизнь, есть и воля; но это не воля к жизни, но – так учу я тебя – воля к власти!

…Игра стала настолько популярной, что в нее играли уже миллионы взрослых и детей. Она стала основным развлечением, вытеснившим и созерцание выдуманных жизней, и имитаторы реальности, и все другие игры и развлечения реальности. Теперь не могло быть и речи о том, чтобы ускорить эволюцию, а потом, после появления существенных изменений, вновь снизить темп до нормального, – в Игру погружались одновременно тысячи тысяч, их нельзя было лишить этой возможности, как нельзя было лишить пищи…

Дома я, извинившись перед дочерью и остановив жену, начавшую было докладывать об успехах в деле обольщения шефа, запираюсь в своем кабинете, опускаю плотные шторы, включаю все лампы и становлюсь перед большим, в полстены, зеркалом.

Сбросив с себя одежду и оставшись, как говорят обыватели, в чем мать родила, я, вспоминая лицо и фигуру Клеопатры, начинаю трансформацию.

С телом я справляюсь быстро: чуточку уменьшить рост, сузить талию, плечи, значительно расширить таз и нарастить груди – все это не составляет большого труда. Очень быстро я добиваюсь соотношения 90-60-90 – голливудский стандарт. Но с лицом получается заминка. На меня из зеркала смотрит вроде бы и Клеопатра, но какая-то пресная, тусклая, совершенно, несмотря на безупречность обводов тела и линий лица, несексапильная.

Я требую, чтобы жена принесла мне несколько платьев и туфель с каблуками разной высоты. Примеряю платья, меняю туфли. Низкий каблук, высокий, средний, снова высокий…

Нет. Это не Клеопатра. Резкие движения, угловатая походка, холодный оценивающий взгляд. Не завлекающий, а оценивающий, типично мужской.

Что ж, ничего удивительного. Последний раз мне приходилось принимать форму женщины лет двадцать назад. За эти годы я просто отвык быть женственной.

Что же делать? Весь план летит к черту.