Стрелочники истории — 2 - Вячеслав Алексеев

— Почему вы с самого начала не хотите использовать портал? — удивлялся главный инженер патронной фабрики Евгений Муравьев, обращаясь к Шибалину и Афанасьеву.

— Во-первых, принято решение не светить портальные возможности перед местными, во-вторых, мне нужно до конца года невесту доставить в Торжок, а ей портал противопоказан. Если доставим ее через Силур, то она не сможет сюда вернуться. И как мне потом качать права на Курское княжество? — ответил Арсений Николаевич.

— Но местные то как-то зимой путешествовали? — спросил Муравьев.

— Ага, на лошадях по рекам. Сани нынешний лед еще выдержит, а машину нет. Рановато. На санях же — недели две-три катиться. Можно, конечно, на снегоходах доставить, но там же народу много будет — мамки, няньки, охрана…

— Опять же не тот шик! — добавил ухмыльнувшийся Санек. — Одно дело — Лэнд-Ровер с лентами и парой КАМАЗов с кунгами, другое — какие-то снегоходы.

— Да причем тут ленты и бантики? — возмутился Афанасьев. — Дорога на Курск и Рязань по любому нужна. На первых порах грунтовка, чтоб грузовики могли пройти. Портал на такие расстояния неустойчив, а грузов и людей по этим направлениям будет много. В перспективе, если металлургию замутим, нужно железку стоить. А мостов нет вовсе. Вот и приходится выбирать окружные пути, чтоб рек было поменьше и леса не такие густые. Это лошадям крюк на сто верст — критично, а машинам все равно.

Исток реки Пожва, 1 декабря 1237 года (студень 6746 год)

Долгожданный отряд в тридцать всадников на полусотне лошадей показался под вечер. Лошади заметно устали, да и воинам переход по снегам достался нелегко. Сначала авангард из трех степняков по протоптанной полоном широкой дороге выехал на полянку, пересек ее, но дальше в лес не пошел, остановившись у кромки кустов. Следом выкатились остальные. Двое всадников авангарда разошлись в стороны, объезжая место будущей стоянки, принюхиваясь и прислушиваясь к непривычному и потому враждебному для степняков лесу. Третий вернулся в центр полянки и воткнул в снег копье.

Засада из отделений Васильева и Осадчего лежала тихо в глубине, укрытая маскхалатами и не смея шелохнуться. Во время предыдущего боя красноармейцы старались не выскакивать за пределы дороги, перемещались за кустами, избегая приближаться к открытым местам, поэтому увиденное степняков не насторожило: следов, кроме как на самой дороге — нет, шапки снега на окружающих кустах и деревьях лежат нетронутыми. В лесу тихо, даже дымом не пахнет, ибо бойцы костров не разводили.

Меж тем, всадники спешились, ослабили подпруги на лошадях, стали снимать переметные сумки. Двое степняков по натоптанной дороге вернулись в лес, принесли охапки хвороста и разожгли большой костер, а вокруг него — еще несколько. Остальные расстилали кошмы, бросив их прямо на снег, поближе к огню.

Сотник, не слезая с лошади, молча наблюдал за своими нукерами. Когда центральный костер основательно разгорелся, он неторопливо спешился, засунул плеть за голенище сапога, завернулся в широкий халат и уселся на кошму, протянув озябшие руки к пылающему огню. Молчаливым жестом он подозвал одного из нукеров. Тот подал сотнику плоское деревянное блюдо с тонко нарезанной вяленой бараниной, сушеной рыбой, курагой и овечьим сыром. Достал из сумки круглую чашу, налил из бурдюка желтоватый пенящийся кумыс и хотел поставить на кошму. Сотник что-то недовольно буркнул, нукер вздрогнул, поспешно отпил глоток из чаши и уставился на своего повелителя. Увидев его одобрительный кивок, осторожно установил чашу на кошму и отошел к другому костру, вокруг которого собрались простые воины.

Начали сгущаться сумерки. Пара из авангарда, завершившая полный объезд опушки, тоже подъехала к стоянке. Кто-то из мелких начальников отправил им на смену три пары, да еще двое отогнали табун поближе к просеке, остальные стали располагаться на ночь, заваливаясь по трое-четверо на каждую кошму и укрываясь сверху одним общим мохнатым покрывалом.

— Пора! — тихонько сказал Васильев, щелкнув по микрофону рации.

В тот же момент оба пулемета длинными очередями ударили по лагерю степняков. К ним присоединились автоматчики. Снайперы, сидевшие на деревьях. Открыли огонь по дозорным, обосновавшимся по краям опушки, у самой кромки леса. Степняки вскакивали, кто-то успевал схватить лук или выхватить саблю, но они тут же попадали под поток свинца, падали и больше не поднимались. Трое или четверо степняков, включая самого сотника, попытались улизнуть к табуну. Но не успели пройти и половину пути, свалившись на снег. Впрочем, один из дозорных и оба табунщика выскочили на просеку и, нахлестывая коней, отгородились от стрелков табуном лошадей и затем скрылись среди деревьев. Васильев по рации передал Осадчему, чтобы тот не тратил МОНку, ибо кроме лошадей она все равно никого не зацепит.

— По следу найдем. — сообщил он напарнику.

Бойцы высыпали на разгромленную стоянку: трупы следовало убрать, раненых добить, лошадей собрать и увести вглубь леса. Пятеро бойцов вместе с Осадчим завели снегоходы и, включив фары, покатили по следу беглецов. Догнали быстро: просека представляла собой вершину водораздельной гряды, изобилующую камнями, слегка припорошенными снегом. Скача по этим камням, одна из лошадей сломала ногу, упала и придавила наездника, не успевшего освободиться от стремени. Осадчий даже не стал останавливаться, на ходу добив и всадника, и лошадь. А еще через километр гряда резко обрывалась, упираясь в овраг, поросший густым ельником. Свет фар выхватил двух лошадей, топтавшихся без седоков. Слева качнулись ветви, один из красноармейцев засадил по ним длинную очередь. Раздался жалобный вскрик, перешедший в вой. Справа от лошадей появился второй степняк, вооруженный луком, пустил стрелу и тут же повалился, сраженный очередями сразу двух автоматов. Лошади рванули в сторону, заметались в кустах, зацепились поводьями за ветви и только тогда остановились. Стрела выбила фару на одном из снегоходов стрелявшего красноармейца. Александр подъехал ближе к ельнику, сошел со снегохода, зашвырнул за елки гранату. После взрыва скулеж раненого степняка прекратился. Убедившись, что оба беглеца мертвы, пятерка медленно покатила обратно, держа на поводу двух трофейных коняшек.

Неизвестно где, начало декабря силурийского периода палеозойской эры

Приняв решение по расчистке засеки обычным порядком — с помощью дорожной техники, колонисты за пару дней снарядили добровольцев для боевого и трудового фронта в средневековье. Как ни странно, желающих было даже больше, чем требовалось, хотя Серега честно предупреждал, что татаро-монгольская орда — враг серьезный и шапкозакидательское отношение может привести к плачевным результатам.

Сразу после появления в Силуре теплохода «Армения» в госпитале на силурийской базе шла ускоренная выписка легкораненых и выздоравливающих красноармейцев, на их места привозили тяжелых с теплохода. А выписанные, из тех кто не владел нужными в Торжке гражданскими специальностями, пополняли состав воинского контингента, ибо три имеющихся роты еще в ноябре развернули в батальоны. Но еще больше желающих было с теплохода «Армения». Пассажиры и выздоравливающие бойцы пока не видели для себя иного пути — уйти из опостылевшего палаточного лагеря посреди пустыни, кроме как записаться на войну против «татаро-монгольского ига». Аналогично думали и немецкие пленные. Прожив по два-три, а некоторые и пять месяцев в условиях ограниченной свободы, без внятных перспектив выбраться отсюда хоть куда-нибудь, легко соглашались строить дороги, заводы и вообще — все, что угодно, под гарантию получить свой надел и относительную свободу в Курском княжестве. А некоторые даже питали надежду попробовать со временем перебраться в средневековую Германию и замутить там промышленную революцию, по аналогии с той, что устроил Афанасьев в Торжке.

Вновь принятых бойцов всю вторую половину ноября усиленно обучали. Шибалин, инспектирующий занятия, порой за голову хватался:

— Красноармейцы совсем не умеют стрелять, даже из мосинок! Как так можно?

— А что ты удивляешься? — возражал Афанасьев, не понаслышке знакомый с реалиями Красной Армии. — Ты, Валерий Петрович, приказ по РККА номер 113 за 1938 год читал? Нет? Прочти! Там нарком Ворошилов открытым текстом признает, что не только красноармейцы, но даже младшие командиры, которые должны учить бойцов, сами не умеют стрелять и бросать гранаты. А к 1941 году ситуация ни чуть не изменилась, наоборот — ухудшилась, это видно по приказам нового наркома Тимошенко. Читаю ваших современников, они говорят, что мы — мясники, ибо народ в штыковые на пулеметы водили. Правильно, водили. Почему? Да потому что это единственная возможность потеснить немцев. В простой стрельбе мы проигрывали начисто! Даже при нашем численном превосходстве! При простой перестрелке немцы выбивали бойцов и при этом практически не несли потерь! А на рукопашной потери — примерно поровну.