Король-Бродяга (День дурака, час шута) - Евгения Белякова

— Молодой челове-е-ек, — протянул он, — повторите, пожалуйста, что я сейчас сказал.

Я почесал нос, лениво поднялся с места и вышел из-за стола, как того требовал ритуал экзекуции. Профессор стоял, гадко улыбаясь, в ожидании моих запинок и невнятных меканий. Что с него возьмешь — это его первое занятие со мной, он наверняка не знает — подумал я, и, ухмыльнувшись не менее гадко, слово в слово повторил за учителем:

— Для того чтобы придать трупу нужную позицию, необходимо размочить суставы в отваре Пинокии Однолетней, позиция же такова: руки сложены на груди крест накрест, голова чуть откинута, так чтобы средние пальцы рук упирались в точки одиннадцать и двенадцать, как видно на рисунке, глаза должны быть открыты, ноги сведены вместе в двух точках — коленях и щиколотках…

Гелдар осмотрел меня с ног до головы… словно к тем самым точкам примеривался, а потом взмахом руки остановил буйный поток моего красноречия, и спросил:

— Имя?

— Джоселиан Просперо.

— Неплохо… где вы этому научились?

Я вполне разумно предположил, что, расскажи я Гелдару о том, как в юности Советник моего отца-короля заставлял меня запоминать по три, а то и четыре одновременно протекающих разговора, а после, уже будучи взрослым, я отточил свою память, выступая на подмостках, он вряд ли оценит мою искренность. Поэтому я лишь пожал плечами; но это его вполне удовлетворило.

— Неплохо, — повторил он, — но это не значит, что вам и впредь можно разговаривать с другими студентами на моем уроке. Понятно?

— Да, профессор.

Когда я сел, стукнувшись коленками о слишком низкий стол, Мик ткнул меня в бок и выразительно повел глазами вверх. Это означало: 'Опять напрашиваешься на неприятности?'. Я ответил легкой улыбкой и приподниманием бровей — 'Тебя эти неприятности не коснулись, чего ж ты волнуешься?'. Мик выпятил нижнюю губу — 'Идиот'. Я выпятил свою еще сильнее, так, чтобы она почти коснулась подбородка: 'Сам такой'. Похоже, Гелдар заметил наши гримасы, но комментировать не стал… Чесс поутих сзади и с 'ошеломляющими' новостями больше не лез.

Гелдар дал нам задание на следующий раз (начертить восемь октограмм синим мелом) и, подхватив черные свечи, плошку с какой-то дрянью, посох и свитки с заклинаниями, удалился. Студенты шумно выдохнули и тут же принялись обсуждать занятие.

К нам подсел Гои Тан, шмыгая носом от возбуждения.

— Хе, это — вы слышали? Ну, мы будем, вернее он будет на следующем занятии — как это? Вызывать дух умершей торговки-как-это-там? Ну?

Манера изъясняться у Гои была просто очаровательной. Я, еще в первые дни ученичества поддел его было, но, получив в ответ 'ну-эта-чо-ты', кинул к его ногам знамена своей язвительности и остроумия, признав поражение. Когда твой оппонент два слова связать не может без невразумительных междометий, нет никакого смысла в шпильках. Вот Мик после общения со мной стал стоящим противником, несмотря на свою мягкотелость — он отточил на мне язык и теперь слыл в определенных кругах парнем, которому палец в рот не клади.

— Го, иди, приготовь речь, напиши заранее на бумаге, что ли, — шикнул на него Пухлик, — а потом приходи. А нам пора.

Что-то с ним было не так. Да, он (не без моего участия) научился шутить, даже язвить — но обычно старался делать это не в ущерб своей природной доброте. Странно… Да и губу он в этот день выпячивал с особой… раздражительностью, что ли…

Я подождал еще с недельку, прежде чем заняться другом вплотную. А уж обеспокоившись этой проблемой, стал наблюдать за ним пристальнее и заметил, что он изменился — чуть похудел, глаза его ввалились, а кожа приобрела нездоровый серый оттенок. И с каждым днем он становился все мрачнее, утомленней и злее. Он что, поссорился с Зикки? Это было первым моим предположением, и именно с него я начал.

— Нет, что ты, — вяло стал отбрыкиваться он, — у нас все замечательно…

Пухлик попытался ускользнуть, но я зажал его в углу.

— Тогда что? Мне пойти спросить у самой Зикки?

— Не надо! — это его проняло, как и всякий хороший шантаж. — Я… я объясню. Просто я плохо сплю по ночам. Сны всякие снятся, просыпаюсь от собственного крика.

— Крика? Мик… — я зажал его в углу, не давая вырваться, хотя это было непросто. В конце концов, из одного Пухлика можно было выкроить троих таких, как я, и еще хватило бы на карлика Шенбу. — Если ты еще меня помнишь, я — Джок. Твой сосед. И, следовательно, сплю с тобой в одной комнате. И никаких криков я не слышал.

— Спишь потому что, как бревно, — огрызнулся Мик.

— Фью-ю-ю, — присвистнул я, отодвигаясь. — Так дальше дело не пойдет. Либо ты скажешь мне, в чем дело, либо продолжишь скалить на меня зубы, что существенно уменьшит твою ценность в моих глазах. Решай сам, как поступить.

Пухлик мучительно покраснел.

— Я… я правду говорю, мне кошмары снятся, ясно? — Он хрустнул костяшками пальцев и умоляюще вскинул голову. — Джок, друг мой, я исправлюсь, обещаю… начну пить успокаивающий отвар… Мне нужно только время. Все будет нормально!

— Ну, смотри…

Он, вырвавшись из кольца моих рук, унесся по коридору быстрее стрелы, а я еще некоторое время стоял, уставившись в стену, как идиот. Судя по всему, в этом мне одному не разобраться, тут нужна помощь кого-то более опытного. Того, кто хорошо знает людей и при этом не пошлет меня подальше, услышав жалобу на плохие сны у соседа.

Я знал, к кому могу обратиться — только надо будет начать издалека.

Я подольстился к нашему повару и выпросил у него целый поднос сластей и кувшин вина. И отправился к своему учителю и другу Асурро. Когда я, горделиво неся перед собой добычу, ввалился в его кабинет (я был единственным, кто мог входить без стука; поговаривали, что Аффар, раз сунувшись без предупреждения, полгода потом отращивал брови, спаленные начисто), Асурро явно обрадовался. Он махнул приветливо рукой, потом ткнул в столик, мол, сгружай все туда, и весело сместил уголок рта чуточку левее.

— Как я рад, что ты пришел! Ставь, ставь, ты очень нужен!

Он был тем единственным человеком, который этой фразой мог бы разбудить во мне готовность сделать что-нибудь полезное обществу.

— Налей мне из этого кувшинчика и ложись на эту… этот… софу, в общем.

Я нацедил Асурро вина и растянулся на ложе, умостив затылок так, чтобы жесткая вышивка подушки не путалась в волосах и не царапала кожу. Он, судя по звукам, отпил глоток и отставил бокал. Повисла тишина.

— Э-э-э, профессор, а мне обязательно лежать вот так?

— Обязательно. — Отрезал он и опять замолчал.

Через минуту я не выдержал.

— Асурро, со всем моим уважением — что мы делаем? Это ритуал умерщвления нерадивого студента? Скажите уж тогда, я хоть приличествующее данному процессу лицо сделаю… — притворно взмолился я.