Танец с Тенью (СИ) - Кроноцкая Нани

— Замерзла?

Тревожно взглянул в лицо, точно ища ответы на все их вопросы.

— Нет. Просто… ты такой. Такой невероятный и мой. Мой?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Дурочка такая маленькая. Твой — до самого кончика хвоста. Каждой полоской. Только твой, и никогда не смей больше во мне сомневаться.

Поцеловал в нос, прижался лбом ко лбу. Осторожно отодвинул непослушную прядь темных волос за ухо. Поцеловал и его. Ему хотелось целовать каждую клеточку ее тела. Чтобы восхитительные, как звезды, серые глаза ее сверкали. Чтобы стонала под ним и в его руках. И звала его чтобы по имени, снова и снова. И кричала, как чайка в бурю, исполняя вечный танец в ритме волн — только с ним. А потом — засыпала на его плече, доверчиво сопя, уткнувшись ему в грудь своим аккуратненьким носиком.

Ощутила его напряжение, лукаво улыбнулась, обняла двумя руками, сразу.

— Алиса, ты уверена? Мы… не навредим? Еще раз такой взгляд — и меня не удержишь.

— Врач даже рекомендовал мне и даже настаивал. Собирался строго даже поставить тебе на вид, между прочим. Срок у нас подходящий. Пошли в душ, ты просто не представляешь себе, насколько он подходит для этих самых вот лечебных процедур.

В ответ на недоуменный взгляд мужа рассмеялась:

— Это я «Нору» отделывала. Лер сказал: «Делай что хочешь», я и оттянулась. Вот сейчас я как раз именно этого и хочу. Очень хочу, муж мой. Готов ли ты исполнить долг свой супружеский?

Глаза ее смеялись, изгиб тела весьма недвусмысленно подтверждал все ей сказанное. Развернулась спиной у него на коленях, поймав поцелуй, очень медленно и чувственно потерлась ягодицами о колено мужа. Ощутив вдруг горячее прямо за ухом:

— Всегда, любовь моя. Всегда.

Подхватил ее на руки, смеющуюся, счастливую. В душ — так в душ. Нет никакой разницы. Главное — они в вместе. На кровати, ковре, столе, подоконнике. Лер сам все затеял, пусть пеняет на себя и не сетует. Сегодня ночью его «Нора» — их мир. Мир страсти и любви, мир волшебства примирения.

Им удалось невероятное. Они оба теперь точно понимали, что едва не совершили величайшую ошибку в своей жизни. И пусть это был злой умысел, пусть они были жертвами, жить с этим дальше предстояло им. Счастье, что успели остановиться. Победили морок, сняли проклятие навета и предательства.

Еще в постели, разом очнувшись, посмотрев друг на друга и трезво оценив произошедшее с ними, супруги приняли решение, к которому должны были прийти уже давно.

Что их останавливало? Странное. Кто им сказал, что «личное жизненное пространство» так необходимо любящим супругам? Возлюбленным? Что ментальное единение для супружеских пар — ненужная условность? «Меньше знаешь — крепче спишь»? Знай они мысли друг друга, разве попались бы в эту ловушку? Слишком лакомым кусочком они оба были для этого мира. Слишком уязвимым.

Ритуал полного слияния мыслей и чувств. Алиса, блестя лучисто-серыми глазами, протерла ладонями столешницу журнального столика в гостиной. Макс даже не удивился увиденному: толстое стекло его поверхности было покрыто золотистыми инкрустациями. Звезды и созвездия, руны и рунический став. Разве могла ведьма обойтись без этого?

Сосредоточенная и прекрасная, темноволосая и белокожая — его вечно-юная Белоснежка. Беременность Алисе шла необыкновенно. Черты лица словно налились соком чувственности и силой. Движения стали плавными — она точно постоянно танцевала под музыку, слышную лишь ей. Куда подевалась Алиса — Аленка, порывистая и резкая?

Тяжелая грудь, крутой изгиб бедер. Вместо вечной девочки-подростка, когда-то попавшей под вал его мужского обаяния и давшей неожиданно сокрушительный отпор самому Максимилиану-великолепному, сегодня перед ним стояла прекрасная женщина, знающая твердо, что любима. Жена, сейчас готовившая, вероятно, самое важное событие в его жизни.

Ритуал абсолютного единения мыслей и чувств, величайшего в мире слияния. Уровень, доступный лишь для глубоко и искренне любящих супругов. Открывающий обоим их прошлое и позволяющий заглянуть в будущее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ей было так страшно. Что если он в ней разочаруется, узнав о том ужасе, что ее преследовал до сих пор? О том, что снилось и сейчас, уродуя кошмарами ее жизнь? Как шрам, как увечье.

Но муж оказался именно тем, кого она знала и любила. В его воспоминаниях, захлестнувших сознание Алисы, тоже было много грязи и боли. Он — воин. Не белый и пушистый котенок. Максимиллиан, видавший кровь и многократно убивавший. Страдавший, терявший. А сколько боли причинила ему она сама? Хотелось кричать от стыда и беспомощности. Как он смог ее простить?

А в ответ — лишь его любовь. Как могучая река, омывающая ее в своих теплых водах. Искрящаяся, как лунная дорожка, согревающая, как весеннее солнце после метели.

Макс смотрел на жену расширившимися от ужаса глазами. Ему было жутко. Ему. Не мальчику — видавшему смерть мужчине. Боевому офицеру. Тигру.

Его стальная девочка. Маленький солдат большой войны. Как смогла она выжить? Как не сломалась? От увиденного в ее мыслях душу тигра выворачивало наизнанку. Окровавленная, растерзанная, униженная и растоптанная. Погибающая в муках. Разорванная в клочья. Ее реальность, ставшая кошмарами. Ее тоска, его мнимое предательство. Никогда и никому он не позволит больше ее обидеть.

Пафос?

Цель жизни.

Лер, друг. Макс не просто обязан был жизнью ему и знакомством с Алисой. Он обязан теперь ему всем. Хвостатый — их ангел-хранитель. Кровавая картина в Сумраке, где Гуло отнял эту хрупкую девушку из лап ее мучивших, где нес ее тайными тропами, пряча и спасая, будучи ранен и сам. А сутками после — потом — уговаривал на простое и такое мучительно-трудное: жить. Жить и двигаться вперед, не оглядываясь на потери, на страх и увечья.

Вытащивший на себе из ужаса смерти его жену, поднявший из вечного сна его самого. Он опять стал их спасителем. На этот раз Гуло спас не просто их обоих — он защитил всех троих. Ведь их теперь — трое. Трое. И они все теперь были вместе. До самого конца, каким бы он ни был.

Стоя в душе потом под струями теплой воды, они тихо наслаждались глубоким соприкосновением тел и душ. Единством чувств и мыслей. Ощущали тело супруга, как свое собственное. Необычно, чувственно, волшебно. Каждое касание — как мелодия. Каждый вздох — как ветер. Поцелуй — как сон. Объятия, проникновение, слияние. Движения древнего, как сама жизнь, танца чувств и блаженство восторга. Быстрее, сильнее, как удары в бубен, как стук сердца. Их тела — сплошная зона возбуждения. Прикосновения — как разряд тока, чувства — как раскаленные нити. Напряжение, приводящее к взрыву. Руки, губы. Алиса кричала, билась в руках мужа, державшего в руках ее, словно китайскую вазу эпохи великих. Его драгоценность, такую хрупкую и такую бесконечно прочную.

Упали в постель, уставшие, сонные. Он обнял ее сзади, словно закутав в себя, спрятал от всех опасностей этого мира их обоих, надежно. Уткнулся в темные волосы носом, вдохнул ее запах. Укрыл. И они все уснули. Счастливые, впервые за много месяцев боли и тревог — вместе. Чтобы больше не позволить себя разлучить. Никому. Чтобы противостоять всем врагам и завистникам. Теперь они не просто возлюбленные, теперь они — семья, отряд великих азеркинов, вооруженный до зубов. А это значит: победить их будет ох как непросто. Невозможно.

37. Это — нелюбовь

"Если женщина не сдаeтся, она побеждает, если сдаeтся — диктует условия победителю"

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145}) (Карел Чапек).

22 мая, ночь. 23 мая, утро, Гурзуф.

— Лель, скажи мне, мир сошел с ума?

Они болтали, мысленно и словами, сидя на уютной маленькой веранде его дома с видом на море. Пили кофе, ели мороженое, «совершенно случайно» оказавшееся у Гуло в морозилке, запивали крепким сливочным бейлис. Спать не хотелось, несмотря на усталость. Небо сияло звездами, море было спокойно.