Экстрим на сером волке - Дарья Донцова

Зара и Софья. О Рамазане и Аминат сведений не имелось.

Я еще раз внимательно перечитала информацию о давно умерших людях. Интересно, что в ней такого?

Впрочем, документы не исчерпывались копиями свидетельств о смерти и рождении Ицхаковых. Последний листок содержал рассказ о других людях.

Степнов Роман Федорович и Степнова Анна Федоровна. Похоже, брат и сестра. Женщина была моложе брата. Затем еще одна запись: Степнов Федор Иванович. Не надо думать, что этот тип являлся отцом Романа и Анны, потому как после его паспортных данных шла запись: женат не был, детей не имел.

Я стала читать дальше. Вот копия свидетельства о рождении Романа Степнова. Отец — Степнов Федор Иванович, мать — Степнова Ольга Петровна. Еще одна приписка, на этот раз относящаяся к родительнице:

«Женщина с такими данными нигде не зарегистрирована. Органами загса этот брак не оформлялся». Напрашивался один вывод: Федор попросту признал детей от любовницы. Но была еще одна пометка: «Сведений о рождении в московских клиниках Романа Степнова и Анны Степновой нет». Но в конце концов в этом не было ничего странного. Ребята могли до какого-то возраста воспитываться у матери, а потом приехать в Москву, к отцу.

Отчего сведения об этих людях попали в папку, было непонятно. Напрашивалось только одно объяснение: Зелимхан зачем-то затребовал о них информацию. И еще. Фамилия Степнов казалась мне знакомой.

Я ее от кого-то слышала, причем совсем недавно…

Степнов, Степнов… С кем я встречалась в последнее время? Кто рассказывал мне об этом мужчине?

Вдруг память услужливо развернула картину. Вот наша семья, забив сумками машины, прибывает на выставку собак. Начинается суматоха, потом основная часть домочадцев бросается назад в Ложкино, чтобы забрать забытого там Хуча, я же сталкиваюсь с Розой Яковлевой, та зовет Соню. Адашева неожиданно обнимает меня и восклицает:

— Это судьба! Представляешь, только вчера я подумала, что нужно отыскать тебя.

Собственно говоря, так началась эта история, в которой я сейчас увязла по самую макушку. Но при чем здесь Степнов? Вспомнила! Едва мы с Соней успели поцеловаться, как из громкоговорителя донесся голос, вызывающий хозяев собак на ринг. Яковлева, подхватив своего пса, рванулась было вперед, а Соня ехидно сказала примерно такую фразу:

— Не торопись, насколько я поняла, первый у нас Роман Федорович Степнов. Он совершенно уверен в победе, я только что видела Аню, она нарядилась, словно на свадьбу, и иначе как «чемпион» свою моську не величает!

В голове еще крутились обрывки воспоминаний, а я уже схватила мобильный.

— Здравствуйте, сейчас я не могу ответить на ваш звонок, оставьте сообщение после гудка, — послышалось из трубки.

— Роза, — воскликнула я, — умоляю, позвони в любое время дня или ночи. Дело очень важное. Надеюсь, ты хоть иногда слушаешь автоответчик.

Дома ничего необычного не произошло. Катя сидела в своей комнате. Зайка с Аркадием мотались по городу, а Марина, Маня и Ирка возились на кухне. Девочка и домработница стояли около стола и, разинув рот, наблюдали за тем, как гостья режет то ли овощ, то ли фрукт.

— Кухарка заболела? — удивилась я.

— Нет, — пробормотала Ирка, — она у себя в комнате телик смотрит, во обрадовалась, прямо кланялась Маринке, когда та сказала, что ужин сварганит!

— Там пирог, — Машка ткнула пальцем в сторону плиты, — я такого никогда не ела!

— И я, — подхватила Ирка, — прямо офигеть! Дегтярев шесть кусков проглотил! Здоровенных!

— А теперь спит, — хихикнула Маня.

— В восемь вечера? — удивилась я.

— Ага, — веселилась Манюня, — его пирогом к кровати придавило. А Маринка теперь торт готовит к позднему ужину.

— К чему? — не поняла я.

— К позднему ужину, — подхватила Ирка, — ну, понимаете, оказывается, люди едят не так, как мы.

Утром, в девять, у них первый завтрак, в полдень второй, около трех обедают, в пять пьют чай со сдобной выпечкой, после семи трапезничают, а в десять опять едят — поздний ужин, после него все, кухня закрывается, можно в полночь кефиру схомякать с конфетами или пирожками.

— И где же вы вычитали про такой распорядок дня? — искренне удивилась я.

Маня ткнула пальцем в толстую книгу.

— Во! Мы с Маринкой весь день по городу гуляли, а потом в книжный зашли. Там в антикварном и нарыли «Кулинарию» пятьдесят второго года издания. Прикольная вещь. Оказывается, мы недоедаем! И совершенно зря Зайка меня толстой обзывает. Смотри, Мусичка, тут таблица. По ней идеальный вес определяется легко — рост в сантиметрах минус сто. Ты на сколько тянешь?

— Неделю назад сорок семь кило весила, это в кроссовках и с мобильным, — уточнила я.

— Зачем с телефоном взвешиваться полезла? — захихикала Марина. — Думала, он тебе тяжести придаст?

— Муся, — перебила ее Маня, — ты дистрофан!

Твой вес должен быть больше. Человека, который при росте сто шестьдесят четыре сантиметра имеет твой вес, положено госпитализировать, хотя, если судить по этой таблице, шансов на жизнь у тебя нет, смотри.

Я уставилась на Маруськин палец. Аккуратно подпиленный ноготок, украшенный бордовым лаком, уткнулся в таблицу. «Рост — 164 см. Идеальный вес 64 кг. Избыточный — 75 кг. Первая стадия ожирения — 85 кг».

— Читай вслух, — велела Маня.

Я покорно принялась читать текст.

— "Недостаток веса — 60 кг. Первая стадия дистрофии — 58 кг. Вторая — 55. Опасность для жизни — 50.

В этом состоянии человек подлежит срочной госпитализации. Советские врачи накопили большой опыт по лечению тяжелой дистрофии. Многие спасенные жители блокадного Ленинграда благополучно поправили свое здоровье. Однако следует помнить, что при достижении планки в сорок восемь килограммов в человеческом организме начинаются необратимые явления и, как правило, такого больного невозможно спасти. Наша советская медицина творит чудеса, мы знаем случаи исцеления тяжелых дистрофиков, но они все же никогда не смогут стать стопроцентно физически здоровыми людьми и останутся ущербными психически. Для них характерна быстрая утомляемость, раздражительность, немотивированная болтливость, забывчивость, неумение логически обосновать свои рассуждения, неадекватность поведения, маразм и психоз. Абсолютное большинство тяжелых дистрофиков прячет продукты, делает запасы в неподходящих местах, например, в спальне, и нервно реагирует, если эти «склады» пытаются перенести на кухню или в кладовую".

— О класс! — Ирка подняла вверх палец. — Теперь мне многое ясно стало! Позавчера я нашла у вас под подушкой две шоколадки. Хотела их убрать, а вы как заорете, завопите, руками замашете: «Не бери мои конфеты, не трогай, не подходи!»

Я возмутилась до глубины души:

— Что ты несешь? Вовсе не так было!

— Да? А как? — подперла кулаками бока Ирка.

— Я решила вечером почитать детективчик, — неизвестно почему принялась оправдываться я, — взяла шоколадки, положила их в спальне, пошла за чаем, вхожу с кружкой, а ты лакомство унести хочешь!

— Так под подушкой лежали!

— Нет! Я сверху их положила.

— Я под подушкой шоколад нашла.

— Сверху положила.

— Под подушкой нашла.

Разговор зашел в тупик.

— Да не спорьте вы, — пропела Марина, — лучше взбейте сливки.

— А что ты режешь? — полюбопытствовала я.

— Кукурелло.

— Оно кто? Овощ? Фрукт?

Марина засмеялась.

— Если честно, то я не знаю. В моих записях давным-давно рецепт лежит. Торт из кукурелло. Я даже и не надеялась его сделать, потому что главный ингредиент в глаза никогда не видела. А сегодня идем с Машкой — бац, в витрине плакат: свежие кукурелло. Ясное дело, купили и в путь. Будем к позднему ужину экспериментальный торт иметь. Ну уж если невкусно получится — не обессудьте!

— Мусик, — воскликнула Машка, — у тебя в кармане мобильный заходится, неужели не слышишь?

Я вытащила трубку. Действительно, телефон прямо трясется от негодования.

Глава 28

— Ты мне звонила? — проорала Роза. — Что-то ужасное стряслось?

Очевидно, Яковлева была на вечеринке. До моего уха долетал шум голосов и звуки разухабистой музыки.

— Кстати, знаешь ли…

— Что?

— Известен тебе…

— Ни хрена не слышу!

— Роза!

— Эй, громче!

— Яковлева!

— Дашка, ау!

— Поговорить надо! — завопила я. — Срочно!

— Ой, — испугалась Марина, — сейчас тесто сядет, оно громкого разговора боится.

— Муся, — укоризненно зашептала Машка, — наш торт испортится.

— Шли бы вы, Дарья Иванна, в гостиную, — вздохнула Ирка, — ничего из-за вас не получится.

Я выбежала в коридор.

— Говори громче! — надрывалась Роза.

— Ты где? — проорала я.

— Ресторан «Купец Иванов» знаешь? — Роза услышала наконец вопрос.

— Если я приеду, сможем поболтать?

— Давай через час! — завизжала Роза, пытаясь перекричать какофонию.

Я сунула телефон в карман. А мне раньше и не добраться. Шестидесяти минут на дорогу может не хватить, надо поторопиться. Прямо сейчас побегу к машине, вот только прихвачу ветровку, к вечеру стало прохладно.