Великие тайны океанов. Средиземное море. Полярные моря - Жорж Блон

Джордж Питер Хили. Адмирал Горацио Нельсон. XIX в.

В Англии конца XVIII века женщины и восьмилетние дети работают в угольных шахтах в ужасающих условиях по двадцать часов в день. В то же время английские замки и богатые сельские поместья далеко превосходят по своему комфорту замки и поместья континента. Каждого из гостей сэра Гарри Фэншо, владельца поместья Aп-Парк в окрестностях Портсмута, обслуживает отдельный лакей.

10 сентября 1781 года к одиннадцати часам утра в доме тишина и безмолвие, только бесшумно мелькают слуги. Гости на лошадях скачут по полям, идет охота на лис. Только Френсис Чарльз Гревиль, второй сын графа Уорика, остался в доме. Он устроился перед камином в одном из салонов и беседует с юной женщиной. Она сидит чуть позади него, как бы опасаясь встретиться с ним взглядом.

– Эмма, вы ведете безумную жизнь. Так долго продолжаться не может. Вы служите забавой для гостей сэра Гарри. Я не хочу вас оскорбить. И с вами так откровенен потому, что знаю – вы достойны лучшей жизни.

– Но я не выбирала эту жизнь, дорогой Гревиль. Беднякам выбирать не приходится.

– Не может быть, чтобы такая красавица, как вы… Я все понимаю, однако же… Сколько вам лет? Семнадцать, не правда ли? Вы познакомились с сэром Гарри в Лондоне, в «Храме здоровья»? Это место пользуется ужасной репутацией.

– Но там бывают шикарные господа. Они принимают минеральные ванны и проходят курс магнитотерапии. Директор устраивает публичные лекции.

– А вы, вы танцуете для оживления лекции!

– Я не танцевала, а изображала античные статуи. Меня находят выразительной.

– «Выразительной»?! Это слишком слабый эпитет для вас, Эмма. Почему вы не стали актрисой? Вы же служили у Томаса Линлея, директора театра Друри-лейн.

– Разве может стать актрисой дочь деревенского кузнеца? Мне было двенадцать лет, когда меня взяли служанкой к Линлею. Затем… Лучше не вспоминать, кем я была в Лондоне. Восемнадцать ужасных месяцев. Но мне не хотелось заживо гнить на мануфактурах, ведь я красива.

– Но вы жили с матерью. И она на все соглашалась?

– Конечно, чтобы не умереть с голоду. Потом я поступила в «Храм здоровья», где меня заметил Ромни, художник, – он сделал несколько моих портретов, – и еще сэр Гарри. Он и привез меня сюда.

– С вашей матушкой?

– Да, она по-прежнему заботится обо мне.

– Не без выгоды для себя. Почему вы не отправились сегодня на охоту?

– Я немного устала. И знала, что вы тоже на охоту не поедете. Мне нравится ваше общество. Вы не похожи на других гостей, у них на уме лишь обжорство, охота, пьянство да женщины. Наверное, я люблю вас, дорогой Гревиль.

– Эмма!

Долгое молчание. Ромни и многие ценители прекрасного считают семнадцатилетнюю Эмили Лайон красивейшей женщиной Европы. У нее классические черты лица, она превосходно сложена и к тому же необычайно выразительна. Ни один мужчина не сможет устоять перед ее притягательной силой. И эта ожившая богиня красоты заявляет уважаемому Чарльзу Френсису Гревилю, тридцатидвухлетнему коллекционеру и библиофилу, что любит его!

– Выслушайте меня, Эмма. Сегодня вечером я покидаю Ап-Парк. Уверен, вы долго здесь не задержитесь. Я предвижу это. Вот несколько конвертов с моим адресом, сохраните их. Если у вас возникнут трудности, напишите мне, и я помогу вам. Нет, не надо меня благодарить, не вставайте с кресла. Я слышу, охотники возвращаются.

Январь 1782 года. Скромный домик в Ховардене, близ Честера. Эмили Лайон пишет письмо. На шестом месяце беременности ее изгнали из Aп-Парка. Пришлось просить приюта у бабушки по отцовской линии. Ни сэр Гарри, ни кто-либо из его гостей не пожелали признать своим будущего ребенка. Сломанную, ставшую ненужной игрушку (даром что она красивейшая женщина Европы) выбросили на свалку. Письмо к Гревилю – мольба о помощи.

Через несколько дней приходит ответ. Удивительный ответ. С точки зрения психологии все письма Гревиля удивительны. Редко встретишь такую мелочность в организации своей интимной жизни. Гревиль согласен стать спасителем Эмили, если та по-прежнему любит его и согласна на положение его любовницы. Но он выставляет условия.

Эмили поселится у него, в имении Паддингтон-Грин неподалеку от Лондона. С матерью. Но и Эмили, и ее матери запрещено встречаться с прежними знакомыми. Эмили может видеться только с теми, кого ей представит Чарльз. И ей, и матери придется сменить имена: теперь они будут называться Эмма Харт и миссис Кадогэн. Эмили начнет учиться хорошим манерам и изящным искусствам, например пению.

Джордж Ромни. Портрет Эммы Харт (впоследствии леди Гамильтон). 1782

Но договор вступит в силу только после родов. А до того ее ожидает в Лондоне уединенная жизнь, которую организует сам Гревиль. Если Эмма примет эти условия, Гревиль берет на себя все остальное. В том числе и ребенка, которого придется отдать на воспитание в чужие руки.

К письму прилагалась некоторая сумма денег на тот случай, если Эмма решится приехать к нему. «Не тратьте эти деньги понапрасну, сохраните их на известный случай. Да благословит вас Бог, дорогая Эмма. Примите поскорее решение и напишите мне».

В камине горит уголь. Через мелкие квадратики окна Эмма смотрит на холодные, застывшие поля. В сером небе скользят чайки, пролетевшие с ирландского побережья. Эмили по-прежнему держит в длинных пальцах письмо от досточтимого Френсиса Чарльза Гревиля. На ее прекрасном лице, ничуть не подурневшем от беременности, написано недоумение.

Через три с половиной года, в июне 1785 года, Гревиль пишет письмо сэру Уильяму Гамильтону, послу Англии в Королевстве обеих Сицилий. Гревиль поддерживает со своим дядюшкой обширную и откровенную переписку, как и положено культурным людям, свободным от предрассудков. «Единственное, в чем мы должны идти навстречу людям нашего сословия, – это придерживаться рамок приличия».

Уильям Гамильтон, вдовец пятидесяти пяти лет, любитель искусств, автор научных брошюр о Везувии, неравнодушен к хорошеньким женщинам. Гревиль относится к многочисленным галантным похождениям дядюшки со снисходительностью, поскольку женитьба посла может лишить его, Гревиля, немалого наследства. Вот что написал племянник дядюшке в письме, датированном июнем 1785 года:

«Эмма стала еще прекраснее, чем в ваш последний приезд в Англию три года назад. Она так хороша, что вслед за Ромни Рейнолдс тоже решил написать ее портрет. Она прелестно поет, и у нее безупречные манеры. Она стала моей гордостью в кругу друзей. Она не покидает меня, и я не сомневаюсь в ее верности,