Принимаю бой - Николай Бадеев

— Словом, катерок ваш маленький, да удаленький, — улыбнулась сотрудница. — Надеюсь, мы еще услышим о нем…

На прощание сказала:

— Николай любил моряков. Его учителем был «обветренный морскими шквалами» большевик, балтийский матрос Федор Жухрай.

Морякам вручили книгу «Как закалялась сталь» с надписью на обложке: «Пограничному кораблю от Музея Н. Островского».

— Будьте такими, как Павел Корчагин.

Книгу Островского моряки хранили как драгоценность. В перерывах между походами ее читали вслух, многие места матросы знали наизусть. И не уставали восхищаться Павкой Корчагиным. Какой отважный парень! Как беззаветно любил свою Родину, свой народ!

Стоянки в базах были недолгими, катер почти беспрерывно выполнял боевые задания. Сражался под Севастополем, Керчью, Новороссийском. На молодых, почти мальчишеских лицах залегли суровые складки. Матросы уже не «кланялись» вражеским снарядам и бомбам, дрались хладнокровно, расчетливо. У многих на форменках сверкали ордена и медали. А командир катера старший лейтенант Павел Сивенко упорно продолжал закалять моряков. Мало того, что они отбивали атаки фашистских бомбардировщиков, он беспрерывно тренировал комендоров в наводке орудий, даже когда катер находился в базе и моряки могли бы отдохнуть.

Весной 1943 года катер конвоировал к линии фронта транспорты с войсками, оружием и боеприпасами, танкеры с топливом для самолетов. Было трудно… Переходы совершались по ночам, в штормовую погоду. Большим судам качка не помеха, а «МО-065» как скорлупка прыгал по волнам, черпая бортами воду. Мокрые с головы до ног, матросы помногу часов выделывали ногами замысловатые па, чтобы сохранить равновесие и удержаться на ногах у орудий и пулеметов. И при этом неотрывно наблюдать за морем и воздухом, а часто вести бой с катерами и самолетами.

Когда было особенно тяжело, Сивенко напоминал морякам: «А ты забыл, как под Новоград-Волынском семнадцать раз в день в атаку ходили и взяли-таки наперекор всему?»

И настал день, когда экипаж «МО-065» тоже одержал победу «наперекор всему».

25 марта 1943 года катер получил приказ отконвоировать в прифронтовую базу транспорт «Ахиллеон» с оружием и три шхуны с боеприпасами. Всю ночь конвой без огней двигался к месту назначения, всю ночь под леденящим, порывистым ветром стояли моряки у орудий.

Утром послышался гул моторов, из-за облаков показалась восьмерка самолетов с черными крестами на крыльях. Гитлеровские бомбовозы стали заходить в атаку на транспорт. Катер, находившийся в сотне метров от судна, мог бы стрелять со своей позиции. Но командир направил его почти вплотную к «Ахиллеону» — оттуда лучше бить по самолетам, когда они бросятся в пике.

Катер шел под бомбы, шел, чтобы принять удар врага на себя.

Фашистские самолеты напоролись на кинжальный огонь, один «юнкере» задымил и ушел в сторону моря, остальные не рискнули пикировать, бомбили с высоты.

Вокруг маленького кораблика рвались тяжелые фугаски, осколки дырявили корпус.

Едва успела отбомбиться первая группа, как на горизонте появилась вторая. Несколько «юнкерсов» устремились к транспорту. Перед ними тотчас встали бурые облачка разрывов — стрелял «МО-065». Его орудия били в упор — в моторы, в кабины летчиков. И гитлеровцы не выдержали, отказались от пикирования.

Самолеты кружились среди облаков, сбрасывая бомбы. Одна из них взорвалась рядом с «морским охотником», его подбросило, горячая воздушная волна смела несколько матросов в воду. Контуженные, оглушенные, они, борясь с волной, подплыли к катеру, забрались на борт и снова встали к орудиям и пулеметам.

Действовали все, даже тяжело раненные. Одни отбивали атаки, другие заделывали пробоины в корпусе, третьи тушили пожар.

К конвою подошло еще тридцать бомбардировщиков. Шестерка самолетов теперь занялась только катером — видимо, летчики предыдущих групп предупредили по радио командира полка. Ведя пушечно-пулеметный огонь, «юнкерсы» заходили на кораблик то с кормы, то с носа.

«МО-065» защищался только маневром — командир бросал его то вправо, то влево, а орудия и пулеметы неистово били по самолетам, бомбившим транспорт.

Катер принял на себя сотню фугасок. Разрушены рубка и мостик, разбит мотор, перебита мачта, повреждена рация… Корабль погружался в воду. Неужели конец?

«Ты все сделал, чтобы вырваться из железного кольца?»

Сквозь завывания моторов моряки услышали голос командира:

— Приказываю сражаться до конца!

Из двадцати двух членов экипажа восемнадцать были ранены, но продолжали драться.

У боцмана Дмитрия Антоненко осколки прошили обе руки, но он вел огонь из пулемета до тех пор, пока не упал, обессилев от потери крови, а пулемет принял тяжело раненный секретарь партийной организации лейтенант Яков Мазлер.

Командир отделения минеров старшина второй статьи Григорий Куропятников получил осколки в грудь и голову. Кровь заливала глаза, струилась по лицу, но моряк продолжал вести огонь из пулемета. Вдруг он вскрикнул: осколок оторвал левую руку выше локтя. Пулемет умолк лишь на секунду — прижавшись к нему всем туловищем, Григорий стрелял одной правой рукой.

С кормы потянуло едким дымом. Куропятников оглянулся: горели дымовые шашки, находившиеся возле глубинных бомб. Если бомбы взорвутся, катер разнесет на куски.

«Спасти корабль, спасти во что бы то ни стало…» Оставляя на палубе кровавый след, Григорий, превозмогая боль, дополз до нормы. Он попробовал правой рукой сбросить шашки за борт, но безуспешно — они были закреплены по-штормовому. А ножа с собой не было. Тогда моряк стал зубами рвать пеньковый конец. Он задыхался от дыма, пламя обжигало лицо, мутилось в глазах, но он рвал и рвал трос, пока не освободил шашки. Столкнув их головой за борт, Куропятников потерял сознание.

Когда «МО-065» подняли на берег для ремонта, в нем насчитали около 1600 пробоин.

В советском Военно-Морском Флоте гвардейское звание присваивалось дивизионам катеров. Для «МО-065» сделали исключение, единственное за всю Великую Отечественную войну, — его удостоили этого звания персонально.

Всем двадцати двум морякам были вручены боевые ордена и медали. На груди старшины второй статьи Куропятникова засверкала Золотая Звезда Героя Советского Союза.

В бою с фашистской авиацией каюта, в которой находилась корабельная библиотечка, получила повреждения. Был «тяжело ранен» и томик «Как закалялась сталь»: осколок пробил книжку, обложка ее обгорела, листы обагрились кровью героев.

Черноморцы передали книгу-оружие в Морской музей.

Балтийский «Варяг»

Однажды я встретил в зале музея рослого капитан-лейтенанта.

Он задумчиво рассматривал материалы о подводной лодке «Щ-408».

Где же я видел это открытое лицо, этот внимательный прищур глаз?

Осенью 1961 года позвонили из горсовета: сказали, что есть намерение назвать новую улицу в Кировском районе именем моряка, погибшего в боях за город Ленина. И предложили узнать мнение ветеранов минувшей войны: чьим именем назвать?

В тот же день в музее собрались убеленные сединами участники боев на Балтике — подводники, катерники, морские пехотинцы, летчики.

Обсудили несколько кандидатур, потом постановили: просить Ленинградский горсовет присвоить новой улице имя капитан-лейтенанта Павла Семеновича Кузьмина.

Прошло немного времени, и на фасадах многоэтажных жилых домов, школ, детских садов, построенных на южном берегу Финского залива, появились таблички: «Улица подводника Кузьмина».

Рождение новой улицы в музее почувствовали сразу. Кто был Кузьмин? Откуда родом? Где учился и работал до военной службы? Какой подвиг он совершил? Эти вопросы задавали многие посетители, а с улицы Кузьмина в музей приходили семьями, классами, пионерскими отрядами.

Мы решили подготовить стенд, посвященный герою-подводнику. Но откровенно сказать, мы мало знали о довоенном Кузьмине.

— У Павла Семеновича была жена и сын, — оказал кто-то. — Они как будто бы здесь, в Ленинграде.

С помощью старых моряков мы нашли адрес Кузьминых. В старинном доме на улице Рубинштейна нас встретила Мария Оскаровна.

— Еще немного, и не застали бы нас, — сказала она. — Переезжаем в новый дом на улице Кузьмина.

В комнату вошел молодой человек, представился: Валерий Кузьмин, сын Павла Семеновича.

Рассказать о юности мужа? Мария Оскаровна задумалась. Самая обычная… Родился на Северном Кавказе, в школе стал пионером, потом комсомольцем. Окончив десятилетку, работал машинистом на электростанции в городе Орджоникидзе. Как видите, ничего особенного… Правда, там, в Орджоникидзе, Паша уже показал, что он человек не робкого десятка. Сам-то не рассказывал, я уж после от его друзей узнала…