Ловушка для дураков - Татьяна Моспан

- Ну, конечно, - подтвердил старик.

- В таком случае... - Гребень оглянулся и, убедившись, что на лестничной площадке никого нет, одним жестом, как фокусник, задвинул старика в квартиру.

Они уже полчаса сидели в страшно захламленной большой комнате на пыльном диване.

- ...Ну не знаю я, где он, - Мирзоян, опасливо отодвигаясь от Гребня, умоляюще смотрел на Вадима. - Клянусь, не знаю.

Выяснилось, что Ашот приехал в Мытищи, прожил ждесь три дня, а потом уехал.

- Он меня в свои дела не посвящал, - пряча глаза, твердил Сурен.

- Ой ли? - Гребень угрожающе надвинулся на старика. - Слушай, дед, мы твоего Ашота вторую неделю разыскиваем. Как ты думаешь, почему, а?

Он растопырил перед Мирзояном пальцы в наколках.

- Это тебе не в милиции лапшу на уши вешать, мы - ребята серьезные, без протокола с тобой говорить будем. Адвокат тоже не понадобится. Ты, папаша, не серди меня, полчаса дурака валяешь, хватит.

Старик притих.

- Ну? - прикрикнул Гребень.

- Подожди, - остановил его Вадим и обратился к Мирзояну: - Отец, ты человек пожилой, надо быть благоразумным.

- Вот-вот, - вклинился в разговор Гребень. - Я стариков не обижаю, но сам смотри...

- Хорошо, хорошо, я все скажу, - замахал руками Мирзоян. - В конце концов человек я пожилой, мне такие передряги ни к чему.

- Так-то лучше. Куда, говоришь, уехал племянник?

- В Рыбинск.

Вадим с Гребнем непонимающе уставились на Мирзояна.

- Куда, куда?

- В город Рыбинск Ярославской области. А перед этим просил помочь быстро сделать загранпаспорт. Сфотографировался. Я пообещал, остались еще кое-какие связи.

- Что он здесь делал все это время, пока у тебя торчал? С подробностями рассказывай.

- Он приехал утром, спросил, где находится поселок Дружба.

- А это что такое? - перебил Гребень.

- В Мытищинском районе находится, от станции Тайнинская недалеко. Другого поселка с таким названием здесь нет.

- И что, он поехал на эту самую Дружбу?

- Да. После обеда в тот же день, как приехал. Думал, к вечеру вернется, а он возвратился рано утром следующего дня, еще темно было, не рассветало. Я спросил, где был, он не ответил, а только рассмеялся. Я его таким никогда не видел. Все, говорит, дядюшка, теперь мне будет с чем на Кипр лететь. Я к нему с вопросами, он отмахнулся. Потом, сказал, все объясню.

- На Кипр? - в один голос воскликнули Вадим с Гребнем.

- Ну да.

- А почему он именно на Кипр собрался?

- Да понимаете, как вам объяснить, - задумался старик. - Давно у нас такие разговоры были. Вот ты, говорил ему, нищий, а были бы деньги, уехал бы отсюда. У нас на Кипре родственники живут. Подался бы к ним, пока молодой, силы есть, только ведь без средств далеко не уедешь. Он всегда очень переживал, когда я заводил такие разговоры. Горячий парень.

- Значит, вы считаете, - продолжал расспрашивать Вадим, - что деньги у него появились, если про Кипр заговорил и загранпаспорт просил срочно сделать?

- Деньги - не знаю, не видел. Он странным возвратился после поездки на Дружбу. Стал расспрашивать... - Сурен сделал большие глаза, - в какой цене царские золотые монеты ходят и можно ли их быстро продать. Отчего, говорю, нельзя, продать все можно, если не подделка. Было время, я не последним человеком был, разбирался кое в чем. Еще мне странным показалось, что он альбомы по изобразительному искусству принялся рассматривать. Жена-покойница покупала, после нее остались. Ашот долго сидел, листая страницы. Я удивился, он никогда раньше не интересовался такими вещами.

- Он что-нибудь оставил у вас?

- Нет. Сумку, с которой приехал, опять с собой забрал.

- Вы уверены, что он поехал именно в Рыбинск?

- Так он мне сказал, - пожал плечами старик.

- Когда обещал вернуться, не говорил?

- Нет. Сказал, управлюсь с делами, приеду.

- Припомните, никаких имен и фамилий не упоминал?

- Нет. На память пока не жалуюсь.

В полутемной захламленной комнате делать было больше нечего. Мирзоян сидел, глядя прямо перед собой. Вдруг его лицо искривила гримаса.

- Говорил я ему, дураку, жидковат ты большие дела делать. Как в воду смотрел, чувствовал, добром не кончится. Послушал бы старика, открылся, может, присоветовал что.

- Поздно хватился, папаша, - Гребень с сожалением смотрел на старика. - Наломал твой родственничек дров. И нам работы добавил. А что дурак он, так это верно. Ему в руки козырей сдали, а он их на шестерки разменял. Про то, что мы к тебе в гости заглядывали, не болтай никому. Забудь, понял?

- Понял.

Мирзоян хотел спросить про племянника, но не решился. Дурак! Ох, какой же Ашот дурак, что ввязался во все это. И сам он тоже хорош, старый идиот! Да его дверью прищеми, к праотцам отправится, а тут два таких мужика крепких... Он бы и пикнуть не успел.

Запоздалый страх леденил душу. Закрыв за непрошенными гостями дверь, он дрожащими руками набулькал себе лекарства.

А что же все-таки будет с Ашотом?!

Глава 20

Валерия Стрелецкая, подбирая ноты, аккомпанировала себе на рояле и негромко напевала. Она была дома одна. Дашка вот-вот должна вернуться из школы.

Она любила такие минуты, когда могла пробовать голос, могла, дурачась, запеть что угодно, сфантазировать, рассмеяться, выругать себя. Раньше она не переносила ни одной минуты одиночества. Она боялась оставаться дома одна, у нее появлялись навязчивые идеи, одна страшнее и нелепее другой. Только когда появлялась Дашка, успокаивалась. Лера была похожа тогда на человека, которого одолел смертельный недуг, а он продолжает через силу жить и что-то делать.

Как изменилась ее жизнь с тех пор!

Она ничего не забыла. Это был очень тяжелый период в ее жизни. Кузя, руководитель вокально-инструментального ансамбля, с которым она была знакома давно, не уставал ей твердить, что она Бога гневит своим унынием. Он помогал ей, как мог, и поддерживал, когда она перебивалась жалкими подработками.

В то время Лера радовалась каждому платному выступлению. Гонорары были небольшие, но они давали возможность жить, покупать продукты, платить кварплату.

Кузя, сам без постоянного места работы, всегда что-то придумывал, с кем-то договаривался, тащил ребят то в один конец Москвы, то в другой. Лера пела в небольших кинотеатрах перед сеансами, когда туда еще ходил народ, потом это стало совсем невыгодно. Выезжали работать в подмосковные дома отдыха, выступали на вечерах.

Она не всякий раз могла принимать участие в загородных поездках. Иногда ансамбль по договоренности должен был выступать два дня подряд, возвращаться в Москву ночью не имело смысла, удобнее ночевать в санатории или доме отдыха, а Лере нужно было домой, к маленькой Дашке.

Музыканты сердились, когда из-за нее приходилось ломать программу. Лера, чувствуя себя виноватой, твердила Кузе, чтобы он нашел другую солистку.

Он не соглашался. Ему в большинстве случаев удавалось гасить конфликт.

- Ничего, Лерок, все уладится, не бери в голову.

Но улаживалось все очень трудно.

На какое-то время с вокально-инструментальным ансамблем пришлось расстаться. Наступили совсем черные времена. Она привыкла к ребятам, к Кузе, знала, что тот не обманет, не подставит.

Ушла она сама, потому что не хотела подводить ребят.

У Кузи была договоренность с одним деятелем, толстым маленьким мужичонкой, который имел некоторый вес в шоу-бизнесе и взялся устроить им небольшое турне. Раскручиваться никому не известному ансамблю дело очень тяжелое. Ребята хватались за каждую возможность. Все шло хорошо, пока этот деятель не положил глаз на Валерию.

Они ужинали в тот вечер все вместе после выступления.

- Мимо меня ни одна солисточка не проскочит, - спьяну хвастался толстяк, ухватив короткими пальцами-сардельками длинную изящную ножку фужера с шампанским.

При этом он посматривал на Валерию, давая понять, что слова адресованы ей.

- В обиде никто не будет, - похохатывал он, масляными глазками ощупывая фигурку певицы. - Лерочка, давайте с вами на брудершафт выпьем! Будешь умничкой, с людьми сведу, такой клип сделаем, звезды потускнеют. С твоим голосом... - Он икнул и потянулся к ней сальными губами.

Лера вскочила.

- Голова разболелась, пойду к себе в номер.

Она на негнущихся ногах покинула зал ресторана.

- Дикая она у вас. - Толстяк зло посмотрел вслед уходящей певице. Ее сопротивление только раззадорило его. - Под меня и не такие ложились, лишь пальцем помани. За счастье почитали, - рассмеялся он. - Ничего, обтешется.

Она не обтесалась. Плакала ночью от бессилия. Ну почему, почему она должна спать с этим хомяком?! От ненависти она молотила кулаком по подушке.

Она не ангел. В ее жизни после развода с мужем были мужчины. Но когда на тебя показывают пальцем, как в магазине, и говорят: вот эту самую заверните и принесите в номер, чтобы постель грела, а ты при этом понимаешь, что у тебя нет права выбора, - становится невмоготу. Успех, возможность пробиться?.. Зачем это нужно, если приходится платить такую цену? Она представила пальцы-сардельки, которые ее будут лапать по-хозяйски за все места, и ее чуть не вытошнило. Она живая! Она не может ложиться на спину и задирать ноги перед каждым сексуально озабоченным похотливым ублюдком.