Идеальный вариант (сборник) - Лариса Райт

– Мне раньше отчим такие приносил с завода. Давно не ела.

Причины, по которым Дина перестала есть баранки, Лелю совершенно не интересовали. Вместо расспросов она пояснила с нескрываемым презрением:

– Старший брат на заводе работает, – тут же спохватилась и добавила: – Теперь уже начальником цеха, конечно, – понизила голос и прошептала доверительно: – А как в институт провалился и рабочим устроился, что было! У деда удар, у мамы давление, бабушка плачет. Папа один держался и всех успокаивал, говорил, что труд еще никого не испортил, но все только возмущались и твердили хором: «На заводе?!»

Дина, которой мама постоянно внушала, что любой труд почетен, этих жалоб не поняла, но тем не менее сочувственно погладила одноклассницу по плечу: не переживай, мол, все наладится.

На следующий день Леля объявила, что смотр кандидатур окончен, выбор состоялся. Дина была призвана служить лучшей подругой и покорно приступила к исполнению своих обязанностей. В принципе Леля была не такой уж и противной. Заносчивой? Да. Воображалой? Безусловно. Высокомерной? С лихвой. Но у кого из девочек нет недостатков? А Леля красива, умна и начитана. Так почему бы и не дружить с ней? Зато сможет давать охочей до чтения Дине книги и, конечно же, угощать баранками.

В общем, завязалась дружба. Хотя можно ли называть дружбой небескорыстные отношения? Свою выгоду девочка знала, о Лелиной – только догадывалась интуитивно. Просто понимала, что на искреннюю симпатию и глубокое чувство новая подруга не способна. Вскоре, впрочем, объяснение близости нашлось. И Леля, и ее мама, и даже бабушка любили красиво одеваться. А Динина мама умела шить, и, по словам Лели, «не ширпотреб, а по-настоящему красивые вещи». На том и порешили: одна ела баранки, вторая носила чудесные платья, – дружба крепла.

Все рухнуло в один день. На выпускной мама сшила Дине необыкновенное платье. Леле тоже – очень миленькое с воланами, оборками и кружевами, но Дининому проигрывало с первого взгляда.

– Подари, – взмолилась та.

– С ума сошла?! Не могу.

– Тебе жалко? А еще подруга называется!

Дине не было жалко платья. Не было и желания указывать Леле на то, что именно она ведет себя не по-дружески. Но и возможности подарить не было. Девушка знала, что мама месяцами искала нужный фасон, ночами не спала: листала журналы, выбирала, думала. Потом кроила, строчила, распарывала и снова строчила и совершенно измучила дочку примерками. Дина даже протестовала:

– Зачем ты так надрываешься?

– Особому дню – особое платье, – отвечала та, и убеждать ее, что дочь надеется пережить в своей судьбе еще не один и даже не два особенных дня, было бессмысленно.

Платье осталось у Дины, и Леля не сумела пережить «этого ужасного поступка». Дружба закончилась, а с ней и баранки.

На этом история могла бы завершиться, если бы бывшая подруга не осталась верна самой себе и не начала бы распространять гадости, как привыкла говорить их обо всех неугодных ее величеству людях. Дина неожиданно превратилась в замарашку, уродину, глупышку и жадину. Наверное, доля правды в этих словах все же была. Нет-нет, Дина была опрятна, и очень даже симпатична, и совсем не скупа, но вот глупость все-таки не смогла полностью обделить ее своим вниманием. На отсутствие мозгов, конечно, не жаловалась: золотая медаль, поступление в институт. Мама очень гордилась, называла ее своей кровиночкой и большой надеждой; плакала и говорила, что не зря всю жизнь горшки выносила да колола себе пальцы иголками, верила, что из дочери выйдет толк. Толк должен был выйти в виде бухгалтера. С цифрами Дина была на «ты», а вот с чувствами получалось как-то не очень. Житейской мудрости и живого, подвижного ума не хватало. По-настоящему цельный человек на ее месте не стал бы обращать внимания на поведение бывшей закадычной подруги, пошел бы своим путем и не опустился бы до выяснения отношений. Она же пережить унижений и смириться с несправедливостью не смогла. Нет, собиралась, даже предполагала перестать общаться с бывшими одноклассницами, чтобы не слышать передаваемых ими Лелиных колкостей, но сидящая глубоко внутри жажда мести отчаянно просилась наружу. До поры до времени Дина боролась с опасным недугом, но у всякого вируса существует вызывающая его бацилла. В этом случае таким микробом стали слова:

– Ноги ее не будет в нашем доме. Пусть теперь ищет другое место, где такие баранки дают.

Во-первых, Дина была уверена, что о ее патологической любви к баранкам Леле ничего не известно. Да, она ела их, когда приходила. Но ведь по чуть-чуть (две-три, не больше), вовсе не килограммами. Каждый день, конечно, не без этого, но ведь сами предлагали. Кроме того первого раза, Дина ни разу не попросила баранку, а зачем отказываться, если дают? А во-вторых, за годы так называемой дружбы ей порядком надоело ощущать себя на вторых ролях. Девушка даже представить не могла, насколько ее, оказывается, задевала подобная ситуация: Леля – королева, Дина – преданный паж. Но как только паж позволил себе вольность, королева тут же отказала ему в милости. А тот, собственно, уже не испытывал в этом никакой нужды. Дина стала студенткой и не могла пожаловаться на отсутствие общения со сверстниками: образовалась отличная компания юношей и девушек, которые не собирались ничего доказывать ни друг другу, ни окружающему миру. С ними было легко и просто, ее с удовольствием звали в гости и открыто говорили, что очень рады ее присутствию. А дома были разные: от самых простых комнатушек, вроде Дининой, до презентабельных отдельных квартир, похожих на Лелину. И когда она оказывалась в последних, постоянно вспоминала, что бывшая подруга сочла ее недостойной своих роскошных хором, и ощущала назойливое, почти маниакальное желание отомстить заносчивой девице.

Месть обычно выходит боком исполнителям, но молоденькой, неопытной Дине это было невдомек. Она сочла возможным пойти на поводу у своих не слишком чистоплотных желаний и приступила к исполнению плана. А он заключался в том, чтобы осесть на Лелиной кухне у вазы с баранками не в качестве робкой гостьи, а в роли полноправной, уверенной в себе хозяйки. Сказано – сделано. Дина надела лучшее, то самое выпускное платье и туфли на каблуках, распустила по плечам копну темных кудрей, щедро посыпала мамиными румянами нежную кожу щек и в самом прелестном виде отправилась к проходной завода караулить Лелиного брата.

Через два месяца, стоя в ЗАГСе в подвенечном платье, еще более прекрасном, чем выпускное, глядя на перекошенное от злости лицо закадычной подруги, Дина чувствовала себя победителем. Она еще не догадывалась, что тот, кто выходит замуж без любви, всегда остается в проигрыше.

Ваза с баранками оказалась в полном ее распоряжении вместе с непреодолимой тоской. Муж требовал внимания, Леля смотрела волком, а свекровь постоянно делала замечания: Диночка плохо мыла посуду, пересаливала борщ, криво застилала постель и паршиво отглаживала стрелки на брюках. А через год, когда на свет появилась маленькая Анечка, оказалась неспособной к воспитанию младенцев. С этим Дина спорить не пыталась, уступила свекрови право воспитывать внучку и вернулась в институт. Там очень быстро случилась любовь, за которой последовал громкий скандал, хлопок дверью и развод. Анечка, разумеется, осталась со свекровью. Дина, конечно, дочку не бросила, навещала по выходным, но о том, чтобы забрать девочку, даже не мечтала. Теперь она снова ютилась в коммунальной комнатушке вместе с мамой и новым мужем – таким же студентом, как она. Молодые бегали на занятия, мама либо пропадала в ателье, либо строчила на машинке в закутке за шкафом. Заниматься Анечкой никто не мог, да и, честно говоря, не хотел.

Через несколько месяцев Дина снова оказалась беременной. Рожать не стала. Куда? Ни метров, ни денег. Вот через несколько лет… Но и через несколько лет все оставалось по-прежнему. Любовный угар прошел, и девушка решила, что пора поменять нерадивого мужа на дочь. Но уезжать от любимой бабушки та отказалась наотрез.

– Оставь, – уговаривала бывшая свекровь. – Анютка в садик ходит, друзья у нее там, воспитатели хорошие. Скоро в школу пойдет. У нас тут лучшая в районе, специализированная. Леля-то замуж выходит за дипломата.

– Поздравляю, – Дина презрительно надула губки. Что еще можно было ожидать от расчетливой Лели? Это Дина может по бешеной любви жить с бедным студентом, да и то не вечно, а Леля в таких условиях и дня провести не сможет.

– Да не с чем, – неожиданно грустно призналась свекровь.

– Почему?

– Ленинградец он. Познакомились на приеме, понравились друг другу, и вот теперь…

– Ленинград – хороший город, – только и нашлась Дина.

– Слушай, Дина, оставь мне Анютку. Муж твой…

– Бывший!

– Да какая разница! Волком теперь на женский пол смотрит. Не думаю, что стоит от него еще внуков ждать. А Леля теперь отрезанный ломоть. Если не в Ленинграде, то за границей. Видеться, конечно, будем, но разве наездишься? Оставь Анютку! Оставь и проси чего хочешь.