Американские девочки - Элисон Аммингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде чем открыть дверь, я вспомнила несколько серий «Барахольщиков», которые когда-то видела. Там даже спальни были доверху забиты хламом, и крутая команда следователей еле нашла спальное место на кровати, в остальном до потолка заваленной газетами, в трех экземплярах каждый выпуск, и заросшей плесенью, происхождение которой смогли установить лишь только в независимой лаборатории. Еще у меня мелькнул вариант спальни моей сестры, только еще более сексуальной: стены с мягкой обивкой, потайной ход, ведущий в подземелье для любовных утех. Но обе догадки оказались ложными. Конечно же, там тоже был бардак, но в остальном – спальня обычной девчонки, пожалуй, даже помладше нас с Джереми. Розовое покрывало оттенка балетных туфелек, а над кроватью – нечто вроде балдахина лавандового цвета. Когда мне было восемь, я умоляла родителей о такой штуковине. Оливия, конечно же, постель не застелила, и последнюю ночь здесь она, как оказалось, коротала с огромной плюшевой игуаной; из-под одеяла торчали еще три-четыре мягкие игрушечные лошадки. Игги восседал на загривке потрепанного плюшевого единорога. Не успел ящер понять, что происходит, как я его схватила и крепко прижала к себе, а он сразу расслабился и сделался намного мягче, чем я ожидала. Я уже начинала понимать, почему он так нравится Оливии.
Когда я вернулась в гостиную, Джереми счищал собачье дерьмо со своих ботинок и говорил с сестрой по громкой связи. Не знаю, что они там перед этим обсуждали, но это явно привело Оливию в полное бешенство.
– Будь любезен, перестань козлиться и разберись с электричеством. Я заплачу тебе, когда вернусь.
– Можешь заплатить сейчас, – предложил Джереми. – У тебя есть номер.
– Вот не надо, – ее слова будто имели зубы, – потчевать меня всяким говном в духе «Анонимных друзей». Ты и сам не без греха. Если я правильно помню, ты три дня провел в тюрьме. Как тебе понравится, если эта маленькая правда волшебным образом просочится в прессу? Прибереги свой праведный гнев для встреч с продюсерами. Меня этим не купишь.
Три дня в тюрьме? Впервые слышу. Я не могла понять, правду ли говорит Оливия – и беспокоит ли эта правда Джереми. Если она его и беспокоила, то не настолько, чтобы отключить громкую связь. Он помотал головой, выбросил тряпку, которой чистил ботинки, в мусорное ведро, а потом показал на игуану и поднял большой палец вверх.
– Мы поймали Игги, – сообщил он. – Теперь было бы неплохо узнать, где ты хранишь собачий корм.
– Кто это «мы»? – спросила она. – Ты что, кого-то привел с собой? Не смей таскать своих бл… ко мне домой. Прив-е-е-т, – выкрикнула она деланно задорным голоском.
– Это Анна, – сказал Джереми. – Вы с ней знакомы. И она не бл…. Она только что нашла и поймала твою игуану и посадила ее в клетку, так что, возможно, ты захочешь ее поблагодарить. – Он склонился над лежавшим на высоком кухонном столе телефоном и, глядя на экран, осуждающе покачал головой, будто сестра могла его видеть. – До чего же ты злая. Не понимаю, как у тебя это получается.
– Я злая? А вот вопрос поинтереснее: почему ты не злой? Как у тебя получается не злиться каждую секунду твоей жизни? – Она сбавила тон и заговорила неожиданно любезно: – Анна, ты же в курсе, что он почетный член сообщества «Анонимные друзья», да? Знаешь, в их тупой секте есть правило: каждый день надо сделать доброе дело, причем так, чтоб никто не знал. Я полагаю, сегодня ты выступаешь в качестве объекта благотворительности. Мы наблюдаем акт милосердия, так сказать. Иначе трудно объяснить происходящее. То, что я видела… – она будто смерила меня взглядом с головы до ног, – короче, ты не в его вкусе.
– Достаточно, – бросил Джереми. Голос был таким взрослым, будто говорил кто-то другой. – С меня хватит. Самое смешное, Оливия, чаще всего я пытаюсь сделать доброе дело именно для тебя, и выходит как раз совершенно анонимно, потому что ты вообще ничего не замечаешь.
Она умолкла, будто ей только что залепили пощечину. Потом короткие гудки – она прервала разговор.
Больше всего на свете я мечтала сейчас исчезнуть. Мне уже было наплевать на дурацкий рюкзак, и не хотелось помочь Джереми с уборкой, да и на электричество мне было совершенно наплевать. Меня даже не волновало, что совсем недавно я имела глупость считать, будто Джереми привез меня сюда потому, что я ему нравлюсь. Даже если бы Оливия открыто назвала меня лохушкой, мне не было бы так обидно. Не в его вкусе. Я не владела языком стерв, но прекрасно поняла, на что она намекает. Она хотела сказать, что я отстойная уродина, и это жгло меня не меньше, чем если бы она застала меня в одном нижнем белье. А на мне, кстати, в тот день были надеты трусы и лифчик из разных комплектов. Мне страшно хотелось поскорее уйти, но я не знала, как сказать об этом.
Джереми нашел собачий корм и поставил у дверей. Рядом стоял пакет из магазина, где я купила Оливии рюкзак.
– Вот, нашел. – Джереми поднял пакет и протянул мне. – Чек все еще внутри. На нем указано имя твоего отца. Уверен, можно запросто вернуть покупку в магазин.
Пакет я взяла, но не смогла себя заставить посмотреть Джереми в лицо. Песик Оливии начал лизать мне ногу, и я наклонилась, чтобы его погладить. Под густой шерстью скрывалась крошечная хрупкая голова, и я почувствовала, что шпиц весь дрожит мелкой дрожью, даже когда изо всех сил старается стоять спокойно.
– Не обращай на нее внимания, – сказал Джереми.
– Конечно, – ответила я. – Нет-нет. Не обращаю.
Чего я совсем, вплоть до полной невозможности, не хотела, так это продолжать разговор. И Джереми, будто прочитав мои мысли, предложил отвезти меня обратно на площадку. Всю дорогу мы слушали музыку, а мистер Пибоди сидел у меня на коленях. Ни одну из песен я не узнала, но все они
