Поцелуй Фемиды - Александр Белов

И чем слаженнее выступал сводный хор официальных лиц, чем упорнее насаждалась версия «не политической, а чисто криминальной подоплеки дела Белова», тем яснее становилось любому мыслящему человеку; грядет великий передел собственности. И вовсе не случайно «крестовый поход» начался именно с одного из самых безупречных в деловом и моральном плане собственников.

Игорь Леонидович, как человек и как государственный чиновник, вовсе не собирался выступать на стороне «великой олигархической революции». Более того, в свое время он сам убеждал Белова передать государству акции алюминиевого комбината. Введенский верил, что так будет правильно. Однако то, что происходило теперь, не имело ничего общего с его убеждениями.

Первый менеджер государства В. В. Батин недавно озвучил мысль: государство — не лучший хозяйственник, и национализация промышленности не входит в его планы. Это означало только одно: собственность акционеров «Красносибмета» изымается не в пользу страны и не на благо народа. Сладкий пирог экономики будет поделен заново и съеден чиновниками новой волны, пришедшей с севера. Что-нибудь останется старым и непотопляемым зубрам вроде Зорина. Но главный куш сорвет «племя младое», и оттого страшно голодное. Подросла смена хищников, именуемых «северянами», достойным представителем которых выступал тот самый Удодов — принципиальный борец с беззаконием в любых его проявлениях.

То, что затеял Введенский, было похоже на самоубийство. По крайней мере, на политическое самоубийство. В полном объеме конечную цель Игоря Леонидовича знал только он — конспирация, батенька! А для достижения ее следовало решить две тактические задачи.

Во-первых, добыть как можно больше информации об Удодове, чтобы иметь возможность, если понадобится, умерить прыть депутата-законотворца. И, во-вторых, точно узнать, что именно затевается против Белова и какой такой «другой путь» имел в виду думский заседатель, покидая кабинет на Лубянке.

После того, как решение было принято и собственная позиция сформулирована, Игорю Леонидовичу в моральном плане стало гораздо легче. Он вновь полюбил жизнь во всех ее проявлениях, включая весеннюю грязь и слякоть за окном…

Раскидав после выхода с больничного дела первостепенной важности, он явился к шефу с рапортом об очередном отпуске. Мудрый Хохлов одобрил его решение безоговорочно и даже не удивился выбранному для отдыха периоду межсезонья. В ответ на вопрос о планах Введенский озвучил заранее подготовленную версию:

— Недельку похожу по театрам-музеям. Даром, что москвич, одичал непростительно, не сегодня-завтра уши покроются шерстью, как у героя Стругацких… А потом махну куда-нибудь, где снег. Хочется покататься на лыжах.

— В Сибирь, наверное? — Хохлов из-под кустистых бровей брежневского образца уставился на подчиненного взглядом потомственного ясновидящего. — В Сибирь поезжайте — там, в тайге, еще долго будет снег лежать. И сервис должен прийтись по вкусу… аскету вроде вас.

Введенский молча улыбнулся.

— Только поосторожнее там с медведем, — не удержался старый хитрец Хохлов. — Проконсультируйтесь с местными охотниками и в одиночку не ходите.

— Да вы же знаете, Андрей Анатольевич, я в принципе против убийства животных! — рассмеялся Игорь Леонидович.

— Именно, что знаю, — кивнул генерал Хохлов. — Вы ступайте в лес без оружия, но при случае завалите медведя из фоторужья.

Они посмеялись над шуткой и расстались с чувством полного взаимопонимания. Ввести шефа в заблуждение по поводу истинной цели своего внезапного отпуска Игорь Леонидович не рассчитывал и раньше. Однако теперь он был уверен в том, что Хохлов, если и не поддержит его открыто, то и не станет противодействовать.

В полном соответствии со своим обещанием, Введенский с супругой несколько раз отметились на разного рода протокольно-светских мероприятиях. Посетил пару выставок и одну громкую театральную премьеру. Полностью восстановив запас терпимости к людям, он дал жене уговорить себя на посещение Кремлевского Дворца съездов, где проходил концерт и прием в честь Дня защитника отечества.

Проскучав весь концерт, Введенский продолжал заниматься тем же самым в большом неуютном зале, где, по традиции, проходил фуршет. Он уже успел обменяться приветствиями со всеми теми, с кем это было необходимо. И теперь терпеливо дожидался, пока утолит свой коммуникативный голод супруга, чтобы незаметно убраться восвояси…

Ирина, жена Игоря Леонидовича, слава богу, тоже не была фанаткой светских тусовок. Однако время от времени испытывала потребность Показаться на людях в удачной обновке и с новой прической. Зря она, что ли издевается над собой, истощает женскую плоть на занятиях шейпингом?..

— Дорогой, познакомься с Аллой, супругой Бориса Сергеевича Удодова. Мы с ней подружились, когда ездили в Италию. — Ирина держала под руку красивую, начавшую полнеть даму постбальзаковского возраста.

Введенский несказанно удивился: такого еще не бывало в истории их брака, чтобы жена — образцовая жена чекиста — навязывала ему в собеседницы какую-либо. из своих подружек. Еще более настораживало то, что супруга, оставив его один на один с- жеманно-тоскующей дамочкой, сама, немедленно растворилась в толпе банкетствующих. Он потянулся к бутылке вина на столе, но тут же себя одернул.

— Какое вино предпочитаете? Игорь Леонидович, мысленно чертыхаясь, заставил себя быть галантным.

Однако даму, к счастью, ничуть не интересовали замысловатые светские па. Она непозволительно близко наклонилась к собеседнику и произнесла интимным шепотом:

— Мне нужно с вами увидеться. Конфиденциально. Очень важный разговор.

Через минуту декольте Удодовой сияло южным загаром уже в другом конце зала.

Они встретились вечером следующего дня на конспиративной квартире. Введенский с удовольствием оглядывал подзабытый интерьер, ничем не примечательный, кроме того, что с ним у «бойца невидимого фронта» было связано множество судьбоносных встреч. На Аллу Удодову, сидевшую визави за журнальным столиком и на голом нерве ломавшую ни в чем не повинные сигареты, смотреть, в общем, тоже было приятно.

Женщина была эффектной и яркой. Хотя, справедливости ради, нужно было отметить: пора расцвета осталась у нее за спиной. Еще два-три года и, если эта дама не сменит имидж на более соответствующий возрасту, она рискует попасть в армию отчаянно молодящихся красоток вчерашнего дня.

Это было первое впечатление. Вторым по счету было разочарование: судя по всему, от этой загорелой дамы с красивыми, выделенными светлой перламутровой помадой губами, он не узнает ничего, что представляло бы оперативную ценность. Алла беспрестанно курила и с энтузиазмом вываливала незнакомому человеку информацию совершенно интимного свойства.

Через десять минут Игорь Леонидович уже знал в подробностях историю ее брака: Удодов женился на ней ради ленинградской прописки. А до этрго бросил свою беременную подругу, родители которой отказались прописать шустрого провинциала на своей площади. Знал, что Алла ненавидит своего мужа, и тот платит ей взаимностью. Не может ей простить, что она помнит, каким он был ничтожеством. Ничтожеством он и остался, только этого теперь не видно. Бездетная женщина проводит едва ли не половину своей жизни в вынужденной ссылке на курортах, — чтобы своим острым языком и неподобающим поведением не компрометировать «харизматическую личность».

То, о чем рассказчица предпочла умолчать, Введенский и сам знал. Встретив в очередной «ссылке» красивого, умного и удачливого бизнесмена Сашу Белова, мужчину своей мечты, она поняла, что жить по-старому больше не может. И теперь решила в меру своих скромных возможностей защитить любимого от наездов мстительного супруга.

— Понимаете, он по жизни троечник, — с упоением вещала Удодова, — Он занимался исключительно общественной работой в то время, как другие вкалывали. А теперь его душит жаба, что отличники сумели добиться большего, — Алла давила в пепельнице очередную сигарету и хваталась за новую. — Удодов из тех людей, кто умеет смотреть только в чужую тарелку.

Игорь Леонидович слушал нескончаемый монолог и думал, что потратил время на эту встречу совершенно напрасно. Налицо, как сказал поэт, «тысячи тонн словесной руды», и ни единого слова, ради которого стоило бы тащиться на улицу Гуриевича.

Введенский любил свою работу и умел абстрагироваться от грязи, которая ей сопутствовала. Немного обидно, что допустим, проктолога все уважают и ценят, никто не считает его моральным уродом и извращенцем, в то время как сотрудникам силовых структур, вместе взятым, общественное мнение по традиции приписывает все имеющиеся пороки. Безусловно, какое-то число уродов имеется в любой профессии, но лично он, старый работник органов, от копания в чужом белье удовольствия никогда не получал.