Пермские чекисты (сборник) - Коллектив авторов

В общем, здорово прошел вечер.

На следующую сходку Татьяна потянула уже Григория сама. Тут было интересно, занятнее, чем в поселковом клубе. А главное — ридна мова! Рассказы же дядьки Богдана о прошлом Украины можно слушать без конца. Она ему однажды восхищенно сказала: «Вы лучше всякого учителя, столько знаете!» На что он ей ответил: «Ты, я вижу, настоящая патриотка. Кстати, хочешь, я тебя познакомлю со своей племянницей? Она сейчас живет там», — сделал ударение Миклашевский на последнем слове.

Про вечера у Богдана Миклашевского знали в поселке многие. Были о них осведомлены и официальные лица. И все относились к этим сходкам благожелательно. И резон в том был: молодежь на них не хулиганила, не пила, благопристойно развлекалась — причем под присмотром старших.

Однако на том строгом допросе, устроенном Микитюком дочери, она призналась, что вечеринки у дядьки Богдана и по ее мнению не совсем безобидны. И если отец беспокоится о судьбе своей дочери, то она в свою очередь тревожится за Григория. Дело в том, заметила Татьяна, что Миклашевский по окончании вечеринок все чаще задерживал у себя несколько человек. Оставались тут всегда Степан Кучера, а также Василь Горак и Иосиф Ханковка — наиболее приближенные к Миклашевскому.

Поначалу Татьяна не придавала этому никакого значения: может, мужчины, уединившись, потягивают горилку...

Как-то Миклашевский попросил остаться и Григория. Раз, другой...

Компания уходила в отдельную комнату, а она ожидала своего жениха в кухне.

И вот что Татьяна заметила. После таких мужских посиделок Григорий, против обыкновения, становился угрюмым, подавленным, на ее недоуменные вопросы, отчего это происходит, отвечал нервно, сбивчиво, противоречиво.

Татьяна заподозрила неладное. И забеспокоилась. Надо спасать Григория. Но как? Не ходить к Миклашевскому и не пускать туда жениха? Но простит ли ему это дядька Богдан? Вон какие слухи идут о расправах «лесных братьев» с неугодными им людьми! И только ли слухи?

Да и смешно: не ходить, не пускать... А сама пообещала Миклашевскому принести последнее письмо Ани. Там ему — приветы от родственников.

Боязно. Озноб по телу.

Не жизнь пошла, а прыганье по кочкам среди трясины. Ох, как бы не оступиться!..

Вот и все, что узнал Латкин от Микитюка.

Тот, закончив рассказ, сразу же уехал, а Георгий Маркович еще с десяток минут сидел в кабинете. В одиночестве. Осмысливал услышанное, анализировал.

Да, заковыристое сообщение подбросил Микитюк. С кондачка его не распутаешь. Этот самый Богдан Миклашевский, видать, хитер. Да и окружение его — Кучера, Горак, Ханковка — тоже не простачки.

Но выявить их истинные цели нужно и должно. Причем срочно. Ведь Миклашевский с компанией не дремлет, кто знает, что они задумали.

Дело чести его, молодого начальника отдела, провести тщательную проверку фактов. Это — вроде контрольной работы для него, экзамена. Справится — хорошо. Провалит — значит, зря тебя учили в Москве, ошибся в тебе обком партии, рекомендовавший в Высшую школу МГБ.

В тот же день Георгий Маркович вернулся в горотдел. Домой зашел лишь перекусить.

В кабинет-то свой, что находится на втором этаже деревянного здания, он почти вбежал, приказав по пути пригласить к нему старшего оперуполномоченного капитана Попова.

Латкин невысок ростом, а Попов еще ниже его... И худощавей. Но одно у него было примечательное — глаза. Большие-большие, голубые-голубые. И непосредственные. И уж если он чем нравился женщинам, то именно этими глазами.

Но сослуживцы ценили в Попове другое — смекалку и проницательность, цепкость и осторожность. Он был почти ровесником Латкина, ему только-только исполнилось тридцать, но в Алдане работал уже десять лет. Сумел проявить себя.

Георгий Маркович именно ему и передал все, что услышал от Микитюка. Сказал:

— Тут нужны твой опыт и сноровка. Вот я тебе и поручаю проверить информацию. А теперь — давай прикинем план действий. Я, когда возвращался, название группе придумал. Знаешь какое? «Камарилья». Неплохо ведь? Миклашевский в ней вроде короля, а все остальные — придворная клика. Камарилья, одним словом.

Медленно, вопреки ожиданию, распутывался клубок. В первую очередь требовалось выяснить цели устраиваемых Миклашевским сборищ. Установили: большинство их участников действительно приходят весело провести время, пообщаться с земляками. Большинство. Но все ли? Не прикрываются ли этими хлопцами и девчатами, словно ширмой, организаторы вечеринок, те, кто остается в избе, когда остальные идут по домам? И так ли уж безвинны эти рассказы об истории, где, как правило, в неприглядном свете выглядела Россия, русский народ.

Следующая задача — выявить приближенных Миклашевского. Кто бы мог помочь?

Выбор пал на Тецю-Татьяну и Григория Воцуняка. Расчет был на то, что Татьяна, опасаясь за судьбу любимого человека, ничего не будет скрывать, склонит к откровенности и своего жениха.

Но расчет — одно, а реальная жизнь — другое. С Татьяной и Григорием беседовали и врозь и вместе, а они в один голос твердили: «Ходим к дядьке Богдану только петь да играть, ничего предосудительного за ним и его людьми не замечали».

Запуганные были Татьяна с Григорием, очень запуганные. Вот и не признавались.

Но Татьяна все же заговорила. Не скоро, правда. Видно, долго боролись в ее душе два чувства: страх и любовь. И победила любовь. Заговорила Татьяна в беседе с Георгием Марковичем. В присутствии Григория. Тот молчал, лишь изредка поправлял или уточнял короткими репликами рассказ своей невесты.

Полученная от молодых людей информация была вскоре перепроверена. Как и предполагали Латкин с Поповым, руководителем националистской группы был Миклашевский, сумевший установить непосредственную связь с остатками ОУН, действовавшими в подполье на территории Западной Украины. Оттуда он получал различные тактические и методические указания: главным образом, как в условиях отдаленных районов вести подрывную работу.

Первым помощником, правой рукой Миклашевского, не ошибся Микитюк, был Степан Кучера — фанатичный, грубый и жестокий человек. Он выполнял в группе функции референта «службы безпеки» («службы безопасности»). Именно он, Кучера, а не Миклашевский, если надо было, карал отступников.

Третьей фигурой являлся незаметный, скрытный, но в то же время влиятельный в группе человек — Василь Горак, уже пожилой, бывший учитель сельской школы. Он выступал в роли местного идеолога украинского национализма. Поговаривали, что Горак был лично знаком с Евгением Коновальцем и Андреем Мельником — вожаками ОУН.