История второй русской революции - Павел Милюков

Вначале представители промышленности пытались наладить соглашение с рабочими, идя при этом на самые широкие уступки, лишь бы сохранить предприятия на ходу. Вот в виде примера одно из таких соглашений, состоявшееся 11 марта между петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов и петроградским обществом фабрикантов и заводчиков о введении 8-часового рабочего дня, учреждении фабрично-заводских комитетов и примирительных камер: «1. Впредь до издания закона о нормировке рабочего дня вводится на всех фабриках и заводах восьмичасовой рабочий день (8 часов действительно труда) во всех сменах, причем накануне воскресенья работы производятся 7 часов; сокращение часов работы не изменяет размера заработка, и сверхурочные работы допускаются лишь с согласия фабрично-заводских комитетов. 2. Фабрично-заводские комитеты (советы старост) избираются на основе всеобщего и т. д. избирательного права из числа рабочих данного предприятия и служат для сношений рабочих с правительственными и общественными учреждениями, для формулировки мнений рабочих по вопросам общественно-экономической жизни, для разрешения внутренних взаимоотношений между рабочими и для представительства рабочих перед администрацией предприятий. 3. Для разрешения недоразумений между администрацией предприятий и рабочими учреждаются примирительные камеры из равного числа представителей обеих сторон; в случае, если соглашение не достигнуто, спор переносится в центральную камеру, составленную в равном числе из представителей Совета рабочих и солдатских депутатов и общества фабрикантов и заводчиков. Удаление мастеров или лиц администрации и тем более насильственный самосуд недопустимы без разбора дела примирительной камерой». Идеалом при составлении таких соглашений являлась формула, принятая Всероссийским торгово-промышленным съездом 21 марта: «Великие социальные проблемы, стоящие перед Россией, в частности аграрная и рабочая, должны быть разрешаемы путем постепенного и планомерного законодательства, основанного на согласовании справедливых интересов различных классов и подчинении этих интересов государственному и общественному благу».

Разрушение народного хозяйства. Действительность оставила далеко в стороне и этот идеал, и эти соглашения. Уже 22 марта известный экономист социал-демократ П. П. Маслов в «открытом письме Советам рабочих депутатов» «хотел крикнуть на всю Россию», что «отечество в опасности... не от внешнего врага, не от реакционеров»... Она «там, где ее всего менее ожидают» и о чем «слишком мало думают»: она «в возможности расстройства народного хозяйства» как результате несогласованности «классовых интересов рабочего класса с общегосударственными интересами». «Чего стоит «завоеванный восьмичасовой день, — спрашивал Маслов, — если совсем нет работы? Чего стоит повышение заработной платы, если нет насущного хлеба?.. Нужна усиленная добыча каменного угля, чтобы не остановить фабрик, работающих в промышленных центрах. Нужна усиленная добыча руды и выработка металла для металлургических заводов, нужен хлопок для текстильных фабрик и т. д. И прежде всего нужно усиление пропускной способности железных дорог для доставки этих материалов, усиленный ремонт паровозов и вагонов. Эту огромную работу не могут решить самостоятельно ни Временное правительство, из кого бы оно ни состояло, ни промышленники без активного участия Совета рабочих депутатов».

Этот горячий призыв, как и следовало ожидать, остался гласом вопиющего в пустыне. 10 мая в заседание коалиционного правительства явились представители металлургической и металлообрабатывающей промышленности во главе с Н. Н. Кутлером, председателем совета съездов торговли и промышленности, и нарисовали яркую картину той хозяйственной разрухи, от которой предостерегал рабочих П. П. Маслов. При сложившихся условиях, заявляли промышленники, заводы дальше работать не могут. Промышленникам приходится оплачивать труд не за счет доходов, а за счет основных капиталов, которые будут израсходованы в короткий срок, и тогда предприятия придется ликвидировать. Так, например, в Донецком районе 18 металлургических предприятий владеют основным капиталом в 195 миллионов рублей, имеют валовую прибыль за последний год 75 миллионов и дивидендов 18 миллионов. А рабочие требуют увеличения заработной планы на 240 миллионов рублей в год более существовавшей до сих пор расценки. Промышленники соглашаются увеличить плату на 64 миллиона. Но рабочие не хотят и слышать об этом. Они не соглашаются и на предлагаемую владельцами уступку всей прибыли. Они говорят: пусть предприятие перейдет к государству. Но ведь и государство не может оплачивать рабочих в ущерб дальнейшему существованию предприятия. Промышленники заявили коалиционному правительству, что, сознавая серьезность положения, они готовы на всякие жертвы. Они готовы на пересмотр всех налоговых тягот, вопроса о военной прибыли, имущественного, наследственного и других налогов: они готовы даже на полный отказ от военной прибыли, лишь бы сохранить предприятия до урегулирования общего положения.

Любопытны прения в правительстве, вызванные докладом Н. Н. Кутлера. Министр труда М. И. Скобелев находил, что стремление рабочих увеличить свой заработок вполне естественно и законно, ибо их заработная плата была до сих пор чрезмерно низка, а за годы войны они были свидетелями необычайного обогащения предпринимателей, принимавшего иногда совершенно невероятные размеры. Имущие классы должны отказаться от претензий классового эгоизма в пользу государства; промышленники должны отказаться от прибылей и дивидендов не только текущего, но и прошлых годов. К этому присоединились и развили те же мысли В. М. Чернов и И. Г. Церетели. Заявление Кутлера, что все эти меры приемлемы, но они осуществимы лишь в более или менее отдаленном будущем, тогда как речь идет о немедленном крахе промышленности, который неизбежно поведет к ухудшению положения рабочих и даст им «предметный урок», вызвало протесты не только министров-социалистов, но и А. И. Коновалова. Сами они противопоставили пессимистическому прогнозу Кутлера, принятому ими за предложение произвести над рабочими недостойные «эксперименты», только два предложения: во-первых, прекратить войну, а для этого побудить промышленников стать на точку зрения «демократического мира» и, во-вторых, немедленно ввести органы правительственного контроля в особенно угрожаемые предприятия. Кн. Львов сделал после этого обычное для него оптимистическое резюме о «возможности надеяться на успех решительных мероприятий», намечаемых правительством в области обложения; а для детальной разработки плана мероприятий для урегулирования отношений между трудом и капиталом решено было устроить совещание трех министров: труда, торговли и промышленности и финансов. На следующий же день, 11 мая, три министра: Скобелев, Коновалов и Терещенко — собрались и пришли к следующим заключениям. Во-первых, для устранения подозрений «революционной демократии» относительно необычных прибылей «имущих классов» необходимо в ускоренном порядке провести новые нормы для всех видов прямого обложения: военной прибыли, подоходного и поимущественного налога. Военную прибыль («сверхприбыль») решено обложить так, чтобы по возможности вся она перешла в казну. Вернуть этим путем доходы предыдущих двух лет войны, уже разошедшиеся по рукам акционеров и получившие то или иное, производительное или непроизводительное, употребление, было, очевидно, невозможно. Но по крайней мере часть ее решено вернуть усилением ставок подоходного и поимущественного обложения. По мнению трех министров, такие решительные меры должны были увеличить авторитет правительства при его вмешательстве в конфликт между трудом и капиталом. Само это вмешательство предполагалось министрами в форме посылки особых правительственных комиссаров в административные органы предприятий, где возникают недоразумения. В основные отрасли промышленности: горную, металлическую, текстильную и т. д. — предположено еще более решительное вмешательство государства, а в остальных случаях даже и «огосударствление» предприятий. Относительно урегулирования рабочей платы министр труда высказал пожелание, чтобы рабочие обращались со своими требованиями не прямо к отдельным предпринимателям, своим хозяевам, а к посредничеству государственной власти, которая соответственно выработанным нормам оплаты труда в целой данной отрасли его или профессии уже определяла бы конкретные размеры, сообразуясь с условиями труда на том или другом отдельном предприятии. Эта было громоздко и мало определенно, но все же было принято. Каждое из трех министерств должно было затем выработать проекты отдельных мероприятий, намеченных на совещании 11 мая.

При разработке в ведомствах в ближайшие дни намеченная программа обогатилась новыми чертами — в направлении чего-то среднего между государственным и военным социализмом. Для урегулирования рабочего вопроса намечалось распределение труда по отдельным местностям и отдельным отраслям промышленности, затем организация широкой сети примирительных камер, обращение к которым должно было быть обязательно для обеих сторон, окончательное же решение по вопросам о заработной плате должно было выполняться особыми органами, учрежденными правительством во всех крупных промышленных центрах. Упорядочение производства и распределения продуктов также предполагалось достигнуть мерами широкого правительственного вмешательства. Для правильного распределения угля и нефти проектировалось введение товарной монополии на минеральное топливо. Производство других нужных для народного хозяйства и для обороны предметов должно было обеспечиваться синдицированием частных предприятий в важнейших отраслях промышленности под контролем государства по примеру Германии. В качестве регулирующих органов предполагалось создание в центре и на местах различных профессиональных комитетов по типу существующих (кожевенного и др.), подлежащих демократическому переустройству. В перспективе рисовалось учреждение центрального комитета по урегулированию народного хозяйства и введение всеобщей трудовой повинности. Намеченный план должен был быть официально объявлен правительством в особой декларации, два проекта которой (Скобелева и Степанова) были представлены Министерством труда и Министерством торговли и промышленности. Оба проекта исходили из подтверждения твердой решимости правительства «теперь же властно вмешаться в хозяйственную жизнь страны и подчинить его государственному контролю и регулированию». Но в средствах достигнуть этой цели они существенно расходились.