Забытые смертью - Эльмира Нетесова

Учился Серега шутя. Легко и незаметно справлялся с уроками. На него никогда не жаловались учителя. Он не срывал уроков, не хулиганил. Не дергал за косички одноклассниц, не сыпал кнопки на сиденья парт, ни с кем не дрался, но и не дружил. Любил сидеть один за партой. И ни одной однокласснице не писал любовных записок. Не предлагал дружить, не дарил цветов.

Он был самым видным и умным мальчишкой класса. Ему завидовали ровесники. Но и дружить, и враждовать с ним — боялись. Серега был вдвое выше и шире, даже самого задиристого драчуна проучил всего один раз за все школьные годы. Поднял его за шиворот и высунул в окно четвертого этажа. Продержал всю перемену. Потом опять втащил в класс, спросив, продышался ли он на свежем воздухе. Тот с тех пор вмиг рогатки позабыл.

Серега мечтал выучиться на колхозного механика, чтобы уметь ездить на тракторах и машинах.

Мальчишка очень любил скорость. Он с десяти лет помогал отцу-трактористу. Умел пахать, боронить, культивировать и маркировать поля. Работал на сажалках и сеялках. Умел ремонтировать не только прицепной инвентарь, но и тракторы — гусеничные и колесные. Он никогда не сидел без дела.

В деревне Серегу любили все. От старика до самого малого ребенка. Почти вся детвора имела игрушки, сделанные его руками. Вырезанные из жести забавные человечки кувыркались на качелях. Дрались на кулаках двое мужиков. Либо козлик все пытался догнать сестрицу Аленушку. Сверкающий колобок не убегал, а бежал следом за бабкой. Курочка-ряба несла яички-бусинки всем деревенским детям.

После школы хотел мальчишка поступить в институт, но в семье случилась беда. Убило отца. На корчевке. Слишком резко газанул. Трос натянулся в струну. И вырванный пень, резко отскочив, угодил на голову тракториста. Сразу насмерть… В семье, помимо Сереги, пятеро младших детей оставалось. Тут уж не до образования, о куске хлеба для всех пришлось задуматься. И вместо института пошел работать в колхоз, на отцовский трактор.

В армию Серегу не взяли, как единственного в семье кормильца. И работал парнишка за троих. Даже взрослые удивлялись его выдержке и терпению.

Незаметно прошли три зимы. И вот уже две сестры ушли из дома — вышли замуж. Поступил в ветеринарный техникум братишка. Двое младших — близнецы — готовились в мореходное училище.

Сергей работал сутками. От него теперь зависело, сбудутся ли мечты мальчишек.

Мать, глядя на него, вздыхала, украдкой слезу смахивала. Ведь вон какой способный, а застрял в колхозе. И, видно, на всю жизнь в нем останется… В его возрасте парни уже с девушками встречаются, ее сыну даже подумать о том некогда.

Он мало спал, не знал ни выходных, ни праздников, чтобы не знала нужды семья. Он работал и за себя, и за отца. Он умел все и не брезговал никакой работой: заменив сестер, помогал матери во всем.

Шестеро детей были у нее. Каждый дорог. Но Сережку любила больше всех.

Состарившаяся, обессилевшая бабка молила Бога о счастье для Сергея. Она в нем души не чаяла. И жалела, и страдала за него. Забыв о себе, просила у Богоматери защиты старшенькому внуку. В молитве о нем не заметила, проглядела подкравшуюся смерть. Да так и отошла с именем его — на губах и в сердце.

Впервые за несколько лет попал он в город, когда брат его Иван, закончив техникум, вернулся в колхоз ветврачом. Он в первый же день отпустил Серегу поискать работу в городе или поступить на курсы водителей, чтобы хоть как-то отвязаться от тяжкой доли тракториста.

Сергей охотно согласился. И через месяц был зачислен на курсы водителей.

А через полгода сел за баранку грузовика. Его сразу направили работать водителем в геологоразведочную экспедицию, где дороги без асфальта, все в выбоинах, как после бомбежки. Отсюда, едва проработав месяц-другой, увольнялись шоферы, не выдерживая нагрузок и условий.

По таежному бездорожью днем невозможно было проехать, здесь же приходилось отправляться в путь и среди ночи, в проливной дождь и в пургу. Надеяться в случае поломки было не на кого. А потому Сергей машину всегда держал в порядке. Знал: малейший просчет, недосмотр может погубить не только грузовик, но и его самого.

Он проезжал там, где никто не мог провести машину, куда даже солнце не решалось заглянуть. Через слякоть и гололед, через снежные заносы и пургу возил он отряды геологов на профиль — в поле, на базу. И считался в отрядах самым надежным, самым лучшим шофером.

Половину своей зарплаты он посылал матери, чтобы не поселилась нужда в семье. И изредка писал письма. Из ответов узнавал, что дома все в порядке.

Мать просила Сережку поступить в техникум, получить образование. Но парень потерял желание к учебе и не думал воспользоваться советом.

Жил он по-походному, не строя планов на будущее. Жил, как получалось. И однажды повез геологам продукты с базы на профиль. В кабину к нему села хмурая девушка, которой побаивались даже мужики.

Старший взрывник отряда… Она мало походила на женщину. Сутулая, широкая, стриженная под мальчишку. Ирина никогда не красилась, не вылезала из брюк и куртки. Курила и ругалась. А при надобности могла пустить в ход кулаки, совсем не похожие на женские.

Ей часто приходилось работать в тайге одной среди мужиков. Ирина наравне со всеми носила мешки с аммонитом. Тяжеленную взрывную машинку поднимала как перышко. И когда один из рабочих ее отряда попытался в темноте ущипнуть Ирину за задницу, та поставила на землю ящик с динамитом, взяла за грудки ухажера, поддела ему кулаком в подбородок так, что он через поляну перелетел. И пригрозила: если еще раз он сунется, то оторвет все, что беспокоит и чешется у мужика.

Никто не засомневался в том, что обещанное она выполнит. С того дня не только ущипнуть, смотреть в ее сторону никто не решался.

Ирина всегда хмурилась. Ее никто не видел улыбающейся, смеющейся. У нее всегда наготове были злые слова либо оплеуха.

Она ко веем относилась одинаково, считая мужиков недочеловеками, борзыми кобелями, пропойцами и лодырями. И только Сереге она не хамила. Не обзывала его. Но тот и сам не давал повода. На Ирину он не оглядывался. И никогда не говорил с нею. Не приходилось быть наедине. И вдруг… Именно она стала попутчицей в тот рейс.

Сергей сидел молча, даже не желая заводить разговор с взрывничкой. Она сама его начала:

— Деревенский? Я тоже. С Украины сюда приехала. Там мать осталась. С братом, невесткой, внуками. Все обратно зовут. Вернуться просят. Но что делать там стану? С моей работой в деревне — пропадешь…

— Не будешь же всю жизнь взрывать? Когда — то вспомнишь, что родилась на свете женщиной, для жизни.

— Это не для меня. Прошли семнадцать лет. Когда обрезала косу, дала слово не оглядываться на вашего брата.

— У тебя была коса? — изумился Сергей.

Ирина достала из кармана фотографию. Подала.

На Сергея глянуло милое девичье лицо, обрамленное косой, уложенной короной, с припухлыми губами. Широко распахнутые глаза смотрели удивленно и любопытно.

Как мало общего было у этой девушки с той, что сидела рядом!

— Милая девочка, что же так изменило тебя? — вырвалось невольное.

Ирина отвернулась, закурила. Плечи ее задрожали. Она долго не могла ответить. Будто продавливала комок в горле, а потом процедила хрипло:

— Слабак попался. Не повезло с ним. Он про любовь лишь пел. А сердцем ее не успел узнать, — выдохнула тяжело.

— А разве без сердца можно о том петь?

— Выходит, могут…

— Зря косу обрезала. Очень шла тебе. Ты на фотографии на цветок похожа. На ромашку, — вырвалось у него нечаянно.

— Только сорванную и увядшую, — отмахнулась Ирина.

— Ну, это брось! Коса отрастает. Все остальное — при тебе.

— Да что при мне? Ни хрена от прошлого, кроме полыни в душе.

— Ерунда! Не все сволочи. Встретится тебе — твое. Только надо верить в это! И чаще вспоминать, что женщиной рождена. А то, ненавидя нас, сама на мужика похожей стала. Зачем тебе это? Женщина должна собой оставаться. Всегда. И жизнь любить… Зачем в себе такую девчонку погубила? Верни ее себе…

— Эх, Серенький, а для чего вернуть? Чтоб снова сердце обжечь? И уж не только мужиков, саму жизнь возненавидеть?

— А вдруг повезет? — улыбнулся он.

Ирина загляделась на его улыбку. И, приехав на профиль, переоделась после работы. Отыскала в рюкзаке кофту. Накинула на плечи. Вместо брезентовых брюк надела сатиновые шаровары. Причесалась, умылась тщательно. И, подойдя к Сереге, сидевшему у костра, спросила шепотом:

— Ну, а сейчас я на нее похожа хоть немного? На ту, что на фото?

— Уже получше. Это точно.

Заметили перемену в Ирине и геологи. Удивленно переглядывались. Не понимали, что произошло, что изменило старшего взрывника до неузнаваемости. А она села у костра рядом с Серегой. Без курева и мата. Плечом к плечу. Душу и сердце грела у тепла. И тот радовался, что поверила ему баба. Послушалась. Оживать стала.