Прогулки по Парижу Левый берег и острова - Борис Носик

В борьбе Ильич был беспощаден, демократии не терпел вообще и так объяснял свою методику любимой женщине, поселившейся для удобства общения в соседнем доме на той же улице Мари-Роз: «Дать «равенство» поросятам и глупцам – никогда!., я вам набью морду и ошельмую вас как дурачков перед всем светом. Так, только так надо действовать». Как мы теперь знаем, так Ильич и действовал. Что касается знаменитой его скромности, то все относительно. Он ведь в ту пору еще не занимал никаких постов, да и на службу не ходил. С другой стороны, жить где-нибудь в рабочем XX округе Парижа или в пригороде, как жили потом изгнанные им из России интеллигенты, он не хотел. Здесь, у парка, жилье уже тогда стоило дорого, но Ильич считал, что ничего нельзя покупать или снимать по дешевке. Сняв квартиру, он с гордостью сообщал в письме: «Нашли очень хорошую квартиру, и дорогую… по-здешнему дорого, зато будет поместительно. Вчера купили мебель». Хотя городскую квартиру Ильич снял возле парка, он не забывал ездить на курорты, а врачей для наблюдения за здоровьем посещал только самых лучших, тут он проявлял большую принципиальность и писал в письме Горькому: «Уверяю Вас, что лечиться надо… только у первоклассных знаменитостей… упаси боже от врачей товарищей, вообще, врачей- большевиков, в частности…»

Твердое соблюдение этих разумных принципов, конечно, требовало денег, а Ильич не работал. Так что жить ему приходилось на партийные деньги. Конечно, на всех членов партии партийных денег не могло хватить, и Ильич предлагал их тратить на тех людей, кого он сам называл «ценным партийным имуществом», то есть на него и на его жену. Вероятно, в эту категорию входили также его теща и любимая женщина, которую звали Инесса Арманд и которая жила по соседству. Деньги в партийную кассу поступали от пожертвований. Жертвовали богатые и щедрые русские капиталисты, собирали партийцы деньги и среди тех, кто сам не был «ценным партийным имуществом», но в партии состояли в качестве массы. Иные из капиталистов просто давали всем, кто умел просить, другие надеялись, что, придя к власти, политические партии не забудут их благодеяний. Конечно, деньги не поступали в партийную кассу без хлопот, но Ильич умел хлопотать. Его письма, написанные в академической атмосфере, за солидным рабочим столом, показывают, что Ильич был человек настойчивый и умелый. Вот он пишет: «Собирайте деньги, мы доведены почти до нищенства…» Нищенства, конечно, не было, но письма должны были расшевелить благодетелей. Пусть раскошелятся рабочие, настаивает Ильич в письмах, английские рабочие, русские рабочие…

А уж на заводчиков и миллионеров Ильич и его соратники умели нажать. Савва Морозов давал многие тысячи. Давал и молодой богач Николай Шмит. Но случались трагические срывы. Вот молодой Шмит, который много давал, был арестован и покончил с собой в тюрьме. Тут большевикам и Ленину пришлось принять срочные меры, потому что деньги покойного Шмита достались его совсем юным сестрам, а не Ленину, который не приходился этому Шмиту родственником. И тогда были срочно выписаны с Кавказа два твердокаменных ленинца, чтобы соблазнить юных сестричек Шмита, жениться на них и отдать деньги партии. Были выписаны товарищ Таратута и товарищ Андриканис, которые с заданием партии справились. Правда, у товарища Андриканиса после приезда с невестой в Париж появились колебания. Ему не хотелось отдавать все деньги, а хотелось оставить кое-что на жизнь, но товарищ Таратута сказал, что он его убьет, этого Андриканиса, и ленинский ЦК поддержал Таратуту. Ленин презирал этого Таратуту за то, что он женился без любви, но уважал его за преданность делу партии. Он так и говорил, что этот Виктор подлец, но полезный человек. Меньшевики потребовали, чтобы большевики поделились с ними добычей, но Ленин им ничего не дал, а положил деньги на свой счет в банке «Лионский кредит» возле Орлеанской заставы, Порт д'Орлеан. Это было недалеко от дома, и Ленин ходил туда пешком, так как это было полезно для здоровья. Он брал деньги в банке, и это давало ему возможность жить в Париже безбедно. Но, конечно, надо было думать и о будущем, так что Ленин встретился тут, на улице Мари-Роз, с товарищем Сталиным. Сталин осуществлял связь Ленина с бандитами, которые совершали «эксы», то есть экспроприации, просто говоря, вооруженные налеты и грабежи. Они нападали в Грузии на банки и почтовые поезда, убивали охрану, забирали деньги и отсылали их Ленину. Меньшевики заявили на партийном съезде, что партии не пристало наживаться на грабежах. Ленин их высмеял, но при голосовании он остался в меньшинстве, так что пришлось ему согласиться на словах с этими чистоплюями, но на деле он очень славно обо всем договорился наедине с товарищем Сталиным, и разбой продолжался. Главный грабитель по кличке Камо тоже приезжал на улицу Мари-Роз совещаться с Лениным и от него отправился «на дело». Конечно, не все мокрые дела были удачными. Например, иногда банковские билеты были нумерованные, и большевикам приходилось, рискуя свободой, ездить по всей Европе и «отмывать» грязные деньги (у жены Ленина Крупской есть об этом трогательные воспоминания). Как видите, Ленин жил здесь очень активной личной и общественной жизнью, и, гуляя по дорожкам прекрасного парка Монсури, он придумал немало такого, от чего Россия и по сю пору не может очухаться.

ДВЕ УЛИЦЫ XV ОКРУГА

Эти две длинные улицы левого берега Парижа – Вожирар и Лекурб – редко поминают путеводители и редко навешают туристы. Тем больше у нас с вами оснований прогуляться по ним, тем больше надежды набрести на уголки повседневной парижской жизни, не затронутой туристической лихорадкой, исконно парижские улочки, рыночки, магазины. Несмотря на беспардонное наступление новостроя, многое еще уцелело в XV округе, ибо он велик, один из самых больших округов Парижа. К тому же у нас с вами свои, особые причины посетить эти места: XV округ между двумя великими войнами века считался едва ли не самым русским округом Парижа, в не меньшей, а пожалуй что, и в большей степени, чем правобережный XVI. И хотя поредела в военные и послевоенные годы русская колония Парижа, распалась русская инфраструктура, вполне офранцузились эмигрантские внуки – поди отличи от французов! – а все же набредаешь иногда в XV на уголки, напоминающие о великих днях той эмиграции (эмиграции поистине уникальной, какой Франция и не упомнит, ибо, незначительная по численности, она создала в чужом городе особый русский мир и высокого накала духовную жизнь, оставила в культуре приютившей ее страны благие, повсеместно ощущаемые следы).

Упоминания о тогдашнем XV округе попадаются и в эмигрантских (увы, не слишком многочисленных) мемуарах, и на страницах старых русских газет и журналов – иной раз просто в рекламе здешних магазинов, вроде знаменитого гастронома Стамбули, обувного магазина «Орел», русской сапожной мастерской, русского кинематографа, русского магазина готовой одежды. Все рекламные объявления обещают обслужить «за умеренную иену и в рассрочку», да еще гарантируют качество с непременною присказкой – «как бывало когда-то в России». Клиент тогдашний еше помнил, как бывало. Именно на эти две улицы, на рю Лекурб и рю Вожирар, зазывают с пожелтевших газетных листов объявления русских адвокатов, русских врачей и русских церквей, ибо здесь, на Вожирар, на Лекурб, в примыкающих к ним переулочках, близ станций метро «Конвансьон», «Волонтер», «Севр-Лекурб» или «Коммерс» кучно жили некогда русские изгнанники. Открываешь мемуары какого-нибудь Гуля – и вот она здесь, рю Лекурб:

«Как-то, дойдя до своего дома № 253 на рю Лекурб, я как обычно стал подниматься по лестнице на свой пятый этаж. Без лифта – упражнение не из приятных. Кружишь- кружишь – и на каждом повороте украшение – две турецкие уборные. Вообще, дрянная у нас была квартира. Одна комната с кухней».

Это было написано уже в Америке. Уехав потом в США, чуть ли не все эмигранты на американском-то просторе (набоковский Пнин в том числе) с ужасом или снисходительностью вспоминали свое тесное европейское жилье… Недавно забрел я из любопытства на пятый этаж дома № 253 – там все по-старому, живут счастливые парижане, благословляют судьбу, только квартплата выросла раз в десять, да ведь и раньше квартиру могли снять только счастливцы, у кого было чем расплатиться…

В этой части улица Лекурб подходит близко к кладбищу Вожирар и заставе Исси-ле-Мулино, где кончается город. Кстати, за городской заставой, в ближних юго-западных пригородах, где жилье было еще дешевле, и селились по большей части русские эмигранты – в Исси-ле- Мулино, Ванве, в тихом Кламаре или Медоне (Цветаева в них сменила несколько квартир). Впрочем, и улицы Лекурб и Вожирар были в ту пору тихие, окраинные (от собора Нотр-Дам целых три километра). В начале века на этой окраине начали строить дешевые дома для тех, кто победней. В них как раз и угодили русские беглецы. Однако за последние полвека рабочего люда на этих двух улицах поубавилось – тут нынче живет небогатая буржуазия, рантье и вполне состоятельные пенсионеры. И хотя кое-где построили довольно дорогие многоэтажные дома, сохранились еще в переулках и тихие, почти сельские уголки, остались старые живописные магазинчики и даже интересные дома, вроде какой-нибудь Грушевой виллы близ дома № 90 на Лекурб или домов от № 118-го до 140-го по той же улице. Мой же любимый уголок в этой части улицы Лекурб – двор дома № 91. Заходишь во двор, и встречает тебя звоном колоколов маленькая православная церквушка