Сын скотьего Бога - Елена Жаринова

До Леонида жили тысячи царей, — рассказывала книга. — Многие из них давно позабыты. Но не Леонид, который был настоящим царем, то есть самым сильным, самым смелым и самым благородным из всех своих сограждан… Странник, поведай спартанцам, что мы полегли в этом месте, верность храня до конца воле сограждан своих… Эта надпись на надгробном камне, под которым лежат герои, — словно голос мертвых из глубины веков: помните о нас…

Откинувшись к стене, Волх долго не мог прийти в себя. У него дрожали руки. Он не знал, что потрясло его больше — внезапно открывшаяся магия книг или подвиг древнего царя. Он даже сразу не заметил, что уже не один в библиотеке. Напротив него к столу робко присела Сайми.

— Что ты здесь делаешь? — раздраженно спросил Волх. Из яркой путаницы видений и мыслей он медленно возвращался к реальности.

— Ты же знаешь, я здесь живу, — ответила Сайми. Ее смущение показалось Волху неискренним. Конечно, она пользуется тем, что Шелонь оставила ее при себе. Не то прислугой, не то подругой — кто их разберет. Волх подозревал, что обе женщины часто говорят о нем, и это его очень злило.

— Что ты делаешь в библиотеке?

— А я часто сюда захожу, — улыбнулась Сайми. — Здесь как-то… удивительно спокойно. Правда, Спиридон меня гонит. Не дал посмотреть ни одной книжки.

Тут Сайми уставилась на раскрытую перед Волхом книгу с такой завистью, что он сжалился и пододвинул к ней только что обретенное сокровище. Ему и самому хотелось с кем-нибудь поделиться… Конечно, не с Сайми — это смешно, что она поймет? Но пусть хоть поохает над золотыми буквами.

Сайми действительно ахнула, залюбовавшись фиолетовым пергаментом. Она благоговейно, не касаясь, провела над книгой рукой — словно грелась от ее тепла. С не меньшим почтением она оглядела ветхий переплет. Потом скорбно вздохнула:

— Я не умею читать. А ты? Тебя ведь учили?

— Учили, — буркнул Волх.

— А это трудно? — допытывалась Сайми. Потом, чуть покраснев, призналась: — Я просила Спиридона показать мне буквы, но он только руками замахал.

Волху вдруг стало неуютно под взглядом ее светлых глаз — в них затаилось какое-то напряженное ожидание. Почему-то оно вынудило Волха предложить:

— Ну, хочешь, я тебе покажу буквы?

— Правда? — вспыхнула Сайми. Но тут же скисла: — Я и греческого не знаю…

— Я объясню, — махнул Волх рукой. — Ну, смотри.

Сайми замешкалась на миг, потом шустро пересела к нему на лавку.

Для учителя Волх оказался слишком нетерпелив. Он раздражался, если надо было что-то повторить или напомнить. Хотя если честно, Сайми схватывала науку гораздо быстрее, чем в свое время он сам. Наверно, дело было в желании… Однако, устав разбирать по буквам слова, Волх наконец просто прочел и перевел ей историю царя Леонида. Сайми слушала его потупившись, не дыша. Из интереса или из вежливости? Закончив, Волх покосился на девушку.

Сайми молчала, низко опустив голову. При свете свечи ее щеки казались смуглыми, а глаза блестели. Слезинка катилась по курносому носу. Сайми вдруг показалась Волху очень хорошенькой. Он поймал себя на том, что сравнивает ее с Ильмерью. От этой мысли его передернуло, так что Сайми, быстро смахнув слезу, уставилась на него испуганно и удивленно.

Волх промолчал. Он не любил быть несправедливым. Какой бы Сайми ни была надоедливой, она не виновата, что она не Ильмерь…

Сайми первая прервала неловкую паузу.

— Нам в Новгороде повезло больше, чем этому несчастному Леониду, правда? — тихо сказала она.

Волху ужасно хотелось одернуть ее за это нахальное «нам». Но опять, как же справедливость? Разве Сайми не прошла рядом с ним огонь и воду? И разве она не спасала его, и не вела себя не по-женски храбро? И терпит его несносное с ней обращение она не по холопьей натуре, а потому… Потому что любит его.

— Хочешь, еще раз повторим буквы? — великодушно сказал он. Сайми быстро кивнула и склонилась над книгой.

В это время Волховец возвращался домой.

Все дни юный князь проводил с Хавром, а под родительский кров возвращался лишь спать. Волховец начал привыкать к своей новой роли. Быть князем гораздо интереснее, чем повиноваться строгим приказам отца или назойливой опеке матери. И никаких занятий со Спиридоном…

Русские воеводы — молодой Мар и пожилой Хельги — держались с Волховцом очень почтительно, и мальчику это льстило. Но особое восхищение пополам со страхом вызывал у мальчика Хавр. Косматая темная борода, длинные волосы и казавшаяся их продолжением черная шкура на плечах, рука, небрежно гладившая рукоять меча… Хавр напоминал Волховцу грозную статую Перуна.

— Будь осторожен, князь, — сказал рус, когда в конце улицы показался высокий княжий терем.

— Ты опять за свое, — Волховец страдальчески сдвинул брови. — Хавр, перестань меня запугивать. Я здесь дома, мне ничего не грозит.

— Напротив, — возразил Хавр. — Твоя жизнь и твоя власть все время находятся под угрозой, помни об этом. До тех пор, пока твой старший брат…

— Ты с ума сошел! — Волховец до того возмутился, что забыл о своем страхе перед Перуновым жрецом. — Да Волх никогда… Мы же братья… Зачем ему… Ты же знаешь, я не хотел быть князем, но отец так решил, а потом старики… Я ничего у Волха не отнимал, ему не за что меня ненавидеть!

Волховец сбился, чувствуя какую-то неискренность в своих словах.

Хавр горько усмехнулся.

— Видишь, князь? Ты знаешь, что я прав. Будь осторожен, каждый миг будь осторожен! И положись на меня: я сумею тебя защитить.

Рус ласково и почтительно погладил мальчика по плечу.

Волховцу стало стыдно за свою несдержанность. Смущенно откашлявшись, он спросил:

— Скажи, Хавр, а почему отец тогда сказал, что Волх ему не сын? Просто потому что был сердит? Или… у мамы был другой муж?

Этот вопрос давно терзал мальчика. Кроме того, он смутно чувствовал, что Хавру приятно будет на него отвечать.

Рус внимательно посмотрел на мальчика, как бы оценивая, достаточно ли он взрослый, чтобы знать правду.

— Как бы тебе объяснить… Помнишь историю про скотьего бога?

— Про Велеса?

— Про змея, живущего в холодной мгле, — Хавр вложил в голос как можно больше отвращения. — Однажды скотий бог увидел жену Перуна, прекрасную Мокошь. Он возжелал ее и хитростью уволок к себе. С тех пор Перун жаждет встретиться с Велесом на поединке, чтобы молнией пронзить его змеиное сердце. Но Велес хитер и труслив, он избегает встречи с Перуном…

Хавр замолчал. Волховец нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

— И что? Это старая сказка. Причем тут моя мать?

— Я не стану злословить про княгиню, вздохнул Хавр. — Но Велес и вправду очень хитер. Это он, а не Словен, отец Волха.

— Так мой брат — сын бога?! — ахнул Волховец.

Хавр слегка опешил. Совсем не таких выводов он ожидал от мальчика…

— Не в этом дело, — досадливо сказал он. — Волх не сын Словена, вот что важно. Он тебе не родной брат, понимаешь? Понимаешь, что это значит?

— Что только я — папин законный наследник?

Волховец произнес это так серьезно, даже торжественно, что Хавр усмехнулся.

— Да, это само собой. Но еще — придет время, и Волх забудет о том, что ты оказал ему милость. Он тебя не пожалеет.

— Перестань! — с мукой в голосе взмолился Волховец. — Он сын моей матери, этого достаточно!

— Может быть… Когда-нибудь этого будет достаточно, — загадочно сказал Хавр.

— Что ты имеешь в виду? Когда?

— Когда перестанет им управлять ядовитое семя змея, Велесова воля. И я знаю, как ему помочь. Разумеется, с твоего позволения, князь.

Они стояли уже у самого крыльца. Влажный ветер проносил мимо листья. Было темно, и глаз Хавра Волховец не видел.

— Не думаю, что Волх скажет нам спасибо за такую помощь, — с сомнением произнес он. — На его месте я бы дорожил таким родством…

— Лечение часто бывает неприятным. Человек порой ругает знахаря, давшего ему горький отвар. Но потом, когда болезнь отступает, он несет ему благодарственные дары. Но мое лечение ничем не угрожает твоему брату.

И Хавр рассказал, что он намерен сделать.

Ужас охватил Волховца. Задуманное Хавром было кощунственно… Мальчик чувствовал — отец никогда бы на это не согласился. Ведь это касается не только Волха, а всего города… А еще он чувствовал, что именно сейчас должен сделать очень важный выбор. Или встать на сторону брата — против Хавра. Или объединиться с Хавром — против брата.

В речах Хавра, как всегда, лилась ханжеская патока. Волховец не верил ни единому его слову. И все-таки… Ведь Волх и правда зол на него. Волх никогда его не любил, никогда не относился как к брату. Вдруг в страшной сказке о змее есть доля правды! Вдруг Волху и в самом деле нужна помощь?

А еще Волховец понимал, что Хавр спрашивает его согласия только для порядка. Спорить — только унижаться.