Как провести медовый месяц в одиночестве (ЛП) - Хейл Оливия

— Мы оба съехали. Наша квартира была слишком дорогой для одного человека.

Не говоря уже о том, что я не хотела оставаться еще на одну ночь, не говоря уже о неделях, в помещении, где мы жили вместе.

Он кивает и садится на край кровати. Позади него идет документальный фильм, все еще поставленный на паузу, баскетболист готов сделать красивый бросок.

— Ты расслабился, — говорю я.

— Да, и переписывался по электронной почте. — Его взгляд скользит вниз, по моим обнаженным рукам. — Как прошел массаж?

— Тебе нельзя работать, я же говорила.

Филипп полуулыбается.

— Да. Но тебя не было здесь, чтобы увидеть меня.

— Хорошо, что я заглянула.

— Да, — говорит он и делает долгий глоток своего напитка. — Так и есть. Так что?

— Массаж был хорош. Даже отлично. Играла тихая музыка и… и… ну. Я почти заснула.

— Это хорошо?

Это заставляет меня хихикать.

— Думаю, да. Лучший подарок. Но я не заходила в свою комнату, чтобы принять душ. — Я поднимаю одну из своих рук, и она блестит в тусклом свете его бунгало. — Она использовала много масла.

— Точно, — говорит Филипп. Он встает с кровати и подходит ближе, не сводя с меня глаз. — Все в порядке.

— Правда?

— Угу.

— Я все еще думаю, что мне нужно принять душ, — шепчу я. — К тому же мы сегодня так долго лежали на пляже.

— Ты можешь принять здесь душ, — говорит он. — Используй любое странное мыло, какое захочешь.

— Спасибо. Ты не оставишь для меня мой напиток?

— Да, — говорит он и прочищает горло. — Я могу заказать обслуживание в номер на потом. Что ты хочешь? Я хочу бургер.

— О, я тоже буду.

— Хорошо, — говорит он. — Что ж, чувствуй себя как дома.

Я так и делаю.

В его ванной куча больших пушистых полотенец, а душ с эффектом дождя на дюйм идеальнее, чем кажется. Я стою под струей и позволяю ей смыть все, оставив после себя только нервы и волнение. Сочетание горячей воды, пара и роскошных масел создает ароматное убежище от реальности.

А он совсем рядом.

У меня не было секса ни с кем, кроме Калеба. Никогда. Я знала, что этот день наступит, надеялась, что он наступит, но никак не ожидала, что он наступит именно здесь. В отпуске, в медовый месяц, с мужчиной, который не может быть более непохожим на меня или моего бывшего.

Может быть, я слишком долго принимаю душ. Может быть, принимать душ у него дома тоже было странно. А может, мне стоило пригласить его в номер?

Я отбросила все свои сомнения, выйдя из душа и завернувшись в огромное пушистое полотенце. Я выжимаю воду из волос и делаю глубокий вдох.

А потом смотрю в зеркало.

— О Боже, — говорю я и поворачиваюсь так, чтобы видеть свою спину и плечи. Я отодвигаю свои длинные светло-коричневые волосы с дороги, чтобы оценить ущерб. — Это будет очень больно.

— Иден? — Голос Филиппа доносится с другой стороны двери ванной. — Ты в порядке?

— Да, только немного обгорела на солнце.

— Правда?

— Да. — Я немного опускаю полотенце, придавая ему форму горловины сзади. Очертания бретелек от сарафана, который я сегодня надела, отчетливо видны на лопатках. Это белые линии на фоне покраснения.

— На стойке есть лосьон после загара, — говорит он.

— О, потрясающе! Ты не против?

— Нет, — говорит он. Надолго воцаряется тишина: — Нужна помощь?

Я встречаюсь взглядом с собственным темно-коричневым взглядом в зеркале. Мои волосы мокрые, и я выгляжу розовой от горячего пара душа. Мои глаза расширены и взволнованы.

— Да, — говорю я и иду по песочного цвета плитке к двери в ванную. Я приоткрываю ее на несколько сантиметров. — Входи.

Взгляд Филиппа насторожен, словно он ожидал, что я буду обнажена. Но потом они опускаются на мои плечи и расширяются.

— Черт, Иден.

— Да, это плохо, не так ли?

— Бедная твоя кожа.

— Должно быть, я пропустила весь этот участок сегодня утром, когда наносила солнцезащитный крем. — Я поворачиваюсь и позволяю полотенцу опуститься дальше по спине, прижимая его к себе. — Помнишь, как мы сегодня обедали?

— Да, — пробормотал он и схватил лосьон.

— Я сидела спиной к солнцу, и было жарко, поэтому я убрала волосы.

— Да. Это будет холодно.

— Все в порядке. Я… о, черт.

Он проводит уверенной рукой с прохладным кремом по моей спине, и я позволяю голове упасть вперед. Под его ладонью моя кожа кажется натянутой и слишком горячей.

— М-м-м. По крайней мере, я сегодня повеселилась.

Его рука продолжает плавное движение по моим лопаткам.

— Я не знал, что сегодня наступит день, когда я наконец-то узнаю, сколько свиней было задействовано в «Бэйбе»

Я улыбаюсь, глядя на свои пальцы.

— Я рада, что просветила тебя, — говорю я. — Наконец-то ты стал образованным человеком. Как ты себя чувствуешь?

— Нервничаю, — говорит он. — Так много давления, чтобы использовать эти знания ответственно.

— С большой силой, знаешь ли, — говорю я. Наши разговоры банальны. Иногда серьезные, часто нет, и никогда не предсказуемые.

— Угу. — Его рука скользит по моей спине, пальцы проводят по краю полотенца. Я не обожглась, но мне все равно жарко.

— Твой душ был очень приятным.

— О? Хорошо, — говорит он. Затем он наклоняется, и я чувствую прикосновение прохладной руки к задней части моего колена. — Ты и здесь обгорела.

— Я легко обгораю, — говорю я и протягиваю руку, чтобы ухватиться за мраморную стойку для опоры. Его рука движется вверх по моей ноге, по икре, по задней поверхности бедра, пока не доходит до края полотенца.

— Может быть, — бормочет он, — но у тебя прекрасная кожа.

— О.

Его рука движется вверх, всего на несколько дюймов, по внутренней стороне моего бедра, и мое дыхание вырывается из меня в резком выдохе. В животе сжимается от предвкушения.

— Иден, — говорит он и встает. — Я хочу убедиться…

Я поворачиваюсь и встречаюсь с ним взглядом, и его слова замирают. Мы смотрим друг на друга, и большая ванная комната вдруг кажется очень маленькой и очень теплой благодаря пару из душа.

Возможно, моя прежняя сущность не сказала бы этого сейчас. Не стала бы так откровенничать. Но у моей отдыхающей "я" нет таких ограничений.

— Я уверена, — шепчу я. — Просто я спала только с одним человеком.

Его рот приоткрывается.

— Ах.

— Мы начали встречаться, когда я училась в колледже, знаешь ли.

— Логично. — Брови Филиппа сходятся в две темные линии над глазами. Я вижу, как в них плавают незаданные вопросы. — Меньше всего я хочу давить…

Я бросаю полотенце, прежде чем у меня сдают нервы.

Оно падает на пол, кучей между нашими ногами, оставляя на мне лишь неровный загар.

Слова Филиппа затихают во второй раз. Его глаза впиваются в меня, и теперь нас окружает не успокаивающая темнота ночи, а свет прожекторов в этой эксклюзивной ванной комнате.

— Черт, ты великолепна, — бормочет он, как будто ему неприятно, что это правда, как будто это причиняет ему боль. Он поднимает руку и проводит кончиками пальцев по моим ключицам, вниз, туда, где исчезает загар и начинается белый контур моего топа бикини. Он проводит линию по моей коже, следуя за изгибом груди. — Как будто это запретные зоны.

Он проводит рукой вниз, по моему загорелому животу и бледному белому треугольнику, где мои трусики прикрывали меня последние полторы недели.

— Такая красивая, — говорит он.

Он все еще полностью одет, и это, возможно, самое возбуждающее, что я когда-либо испытывала в своей жизни, в этот момент, когда он смотрел на меня горящими глазами.

Слова сами поднимаются к моим губам.

— Я не хочу, чтобы ты сравнивал меня с… кем-то. Сравнивал это. Я хочу, чтобы мы оставили прошлое позади, мы оба, с помощью этого.

Его глаза возвращаются к моим. Они пылают.

— Иден, я не могу сейчас думать ни о ком другом. Я даже не могу думать о завтрашнем дне.

Я смеюсь, наполовину смущенная, наполовину довольная.