Измена, сыск и хеппи-энд - Светлана Гончаренко

— Я ошеломлен. Да я, увидев этого Вову и миллионера с Балеарских островов, бежал бы без оглядки, а вы решились на такое! Да еще и следователя вызвали! Какое-то безумство храбрых! У меня в голове это не укладывается. Но ведь теперь что-то предпринимать надо, да?

План спасения, предложенный Юрием Петровичем, не отличался оригинальностью. Гузынин считал, что Вика должна немедленно взять отпуск или даже вовсе неожиданно и бесследно исчезнуть из “Грунда” и из Нетска. Лучше всего ей временно переселиться к его, Гузынина, тетке в райцентр Повалихино. Поскольку тетка работает там директором школы, Анютка могла бы благополучно закончить учебный год. Вика сразу сообразила, что Юрий Петрович догрузит ее и Антоном, раз уж Лариска с Пашкой сбежала на море. Все эти переезды к тетке были сущей глупостью, но никакого своего плана Вика придумать не могла. Ей никогда прежде не приходилось попадать в серьезный переплет.

— Не собираюсь я сейчас об этом думать! — отмахнулась она. — У меня и без того голова пухнет. Теперь вы все знаете, так оставим проблемы до завтра. Здесь нам ничто не грозит. Ни одна живая душа не знает, что мы тут. Дайте дух перевести!

— Хорошо. Будем молчать и смотреть на звезды, — согласился Юрий Петрович и снова попытался обнять Вику. Но в эту минуту по еловой аллее, где только что было тихо, как в комнате, прошел шуршащий ветерок. Какая-то ветка длинно и скучно заскрипела.

— Холодно стало, — поежилась Вика. — Пойдемте в дом.

— Я не хочу! Я тут был счастлив. С вами! Если мы чуть сдвинемся с места, то волшебство улетучится, — уперся романтичный Юрий Петрович. — Здесь хорошо, здесь можно до утра простоять, пока солнце не встанет вон там, над той кривой крышей.

Вика хмуро глянула на крышу главного корпуса, действительно кривую. Господи, почему мир перевернулся вверх тормашками? Последние Викины дни были такие невероятно длинные, каких не бывает и в разгар июня, и такие сумасшедшие, каких вообще не должно быть. Не хватало только рассветы встречать под елкой!

— Вам все шуточки, а я падаю от усталости, — вздохнула она. — Мне бы ваши заботы! Сейчас я хочу только одного: лечь (все равно где, лишь бы горизонтально!) и все забыть. Хотя бы на полчаса.

Юрий Петрович послушно выпустил Вику и остался один под звездами. В кишечном домике Римма Васильевна уже приготовила для гостьи одну из тех превосходных раскладушек, которых прежде касались лишь высокородные тела родственников главврача. Как Вика и предполагала, просто лечь и вытянуть ноги было настоящим блаженством. Она закрыла глаза, и в мире остались только звуки. Шуршала одеялом и вздыхала в соседней комнате Римма Васильевна. Отчетливо тикали громадные часы, ходил под стеклом из стороны в сторону их золотой неумолимый маятник. “Почему глаза сами открываются? Мне же спать надо”, — недоумевала Вика. Но темнота вокруг уже перестала быть сплошной и слепой — обозначилась за тюлевыми санаторными занавесками тихая серость ночи, а на Викином пододеяльнике ясно читалась угольная надпись “Санаторий “Картонажник”. “Нет, так не пойдет, надо уснуть, — думала Вика, заставив себя неотрывно глядеть на гладкий потолок. — Только как избавиться от мыслей, которые все скачут и скачут? Буду считать… Нет, терпения не хватит! И подушка горячая, хотя пахнет подземельной сыростью, будто она из могилы. Еще бы, ведь кругом одни обломки империи! А живая жизнь страшна”. Она повернулась на бок и стала смотреть на картину Панарицкого. Сначала произведение академика казалось ей темным ковром, покрытым неуклюжими узорами, затем стали проявляться и определяться упитанные фигуры отдыхающих. Они угадывались с трудом, меняли очертания, складывались в группы то так, то иначе, и в конце концов Вика видела уже стадо каких-то кентавров; их конечности и ножки столов и кресел странно мешались, обменивались сандалиями и босоножками, а перинные облака в небе картины неудержимо клубились и ширились. Бон-н-н! Это громко грянули часы. “Час ночи, а я еще не сплю!” — подумала с тоской Вика, и отдыхающие на картине согласно кивнули кудрявыми буйными головами уроженцев Балеарских островов (Вика откуда-то знала, что они балеарцы). Облака над ними давно уже медленно, как манная каша, ползли и плыли за раму…

Случилось это все почти одновременно: яркие полосы света веером пошли по потолку, вскинулся и залаял Джинджер, кто-то оглушительно заколотил в дверь. Первые секунды свет и грубые звуки извне пробивались к Вике сквозь улыбки кудрявых балеарцев в пижамах. Те протягивали ей блюдо со сливами и вовлекали в какой-то свой туземный хоровод под звуки баяна. В этом танце ступать надо было только левой ногой. “Это невозможно!” — невнятно проговорила Вика, отмахиваясь от хоровода, и от назойливого стука в дверь. Хоровод тут же стал таять, — но стук не прекращался. Римма Васильевна включила у себя настольную лампу и стала выбираться из постели. Одета она была в полотняную ночную рубашку сурового казенного кроя. Вика прекрасно видела ее, но и кудрявые люди из хоровода все еще топтались сбоку и пытались улыбаться.

— Что там такое? — спросила наконец Вика. Римма Васильевна уже поспешно шаркала к двери, у которой бесновался Джинджер.

— Это, кажется Юрий Петрович, — недоуменно бросила она на ходу. — Что же у него случилось?

Юрий Петрович ворвался в изолятор и первым делом бросился гасить лампу Риммы Васильевны. Вика все-таки успела заметить, что его губастое лицо перекошено.

— Ради Бога, сделайте что-нибудь с этой ненормальной собакой, — просипел он. — Пусть она замолчит!

Вика вступилась было за Джинджера:

— Он не кусается, успокойтесь! Я знаю, вы собак боитесь, но все же вы зря…

— Не в этом дело! Надо, чтоб было тихо! Приехали! Они приехали!..

— Кто приехал? — удивилась Римма Васильевна.

Юрий Петрович замялся:

— Богатыри… Шура Балаганов… Вы понимаете меня, Вика?.. И другой, Шкаф, тоже здесь. Они приехали на каком-то громаднейшем джипе. Этих двоих я рассмотрел, но, может, в машине и другие сидят.

— Это ваши знакомые? — беспечно спросила из темноты Римма Васильевна.

— Знакомые. Увы!

— Что же нам делать? — простонала Вика. Она спешно одевалась и прыгала теперь на одной ножке, пытаясь натянуть колготки. Она чувствовала, что Юрий Петрович не сводит с нее глаз, но было темно, страшно и не до него.

— Выпустите из дома вашего безумного пса, — снова взмолился Гузынин. — Они найдут нас по лаю.

Он сам открыл дверь, и Джинджер с визгом умчался в потемки.

— Никому из нас тут нельзя оставаться, — сказала Вика. — Ни минуты! Надо собрать детей и бежать, куда глаза глядят. Хоть в лес! Юрий Петрович, ступайте будить детей!

Римма Васильевна в своей строгой ночной рубашке до пят все еще стояла посреди комнаты и ничего не понимала. Вика обняла ее за плечи и наощупь повела в соседнюю комнату, туда, где на стуле аккуратно была разложена ее одежка.

— Римма Васильевна, милая, — прошептала Вика. Ей хотелось найти какие-нибудь медленные, спокойные слова, чтоб пояснить, что за кошмар их настиг. Она и сама мало что могла сообразить. Откуда этот джип? Как их разыскали? Вернее, ее, Вику, разыскали… А чего удивляться? Адрес ее взяли в “Грунде”, а сюда богатырей направили, наверно, Шемшурины — она, глупая, про “Картонажник” рассказывала вчера шемшуринской бабушке, да и записку Гузынину оставила… А могли бандиты начать с поисков ее мужа, выйти на “Спортсервис”, а уж там наверняка считается, что Пашка ударно работает опять же в “Картонажнике”… Теперь все равно! Ее нашли! Неважно как…

— Римма Васильевна, только не волнуйтесь! Это приехали такие… люди. Они меня ищут, одну меня, и вас они не тронут. Но будет лучше, если вы сейчас оденетесь и выйдете на улицу… Да не дрожите так! Валерьянка у вас есть? Даже в таблетках? И валидол? Где?.. Понятно, в шкафчике. Сейчас откроем шкафчик. До чего дверца тугая, сейчас таких не делают… Так вот, вы оденетесь и с детьми пойдете… А вот куда?.. В калитку! Юрий Петрович, тут ведь рядом в стене калитка есть, нам через нее всем можно уйти в лес!

— В партизаны, — откликнулся Юрий Петрович из соседней комнаты. Оттуда же доносилось Анюткино хныканье и медлительные вопросы Антона. — Может быть, нам лучше в доме запереться? У вас есть электрошокер…

— Вы с ума сошли? Нет и никогда не было. У Сумасшедшего дома я пугала вас шоколадкой. Бежать надо срочно: если двери здесь приличные, то окошки вон какие хлипкие, сами посмотрите!

Вика бросила окаменевшую Римму Васильевну и побежала к детям.

— Анютка, девочка, сейчас мы пойдем в лес, — бормотала она глупым фальшивым голосом, шаря по полу в поисках Анюткиных сапожек.

— Но там волки! — ахнула Анютка.

— Волки теперь исчезающий вид, — встрял Антон. — И медведи тоже. За медведями надо далеко ехать — в Нетск, в зоопарк.