Печать льда - Сергей Малицкий

– Ничего, – только и пробормотал парень. – Хотел в глаза твои заглянуть. Вроде ты и не ты. Вчера еще, как из Храма шла, глаза мне твои не понравились. Только они у тебя и до Храма не те были. Или ты совсем ума из-за Олфейна лишилась?

– Выходит, и раньше полоумной была? – поджала губы Джейса.

– Пугаешь ты меня, – покачал головой Арчик. – Шарб сказал, что ты словно сама не своя. Попросил присмотреть за тобой. Мало ли что…

– Мало ли – что? – Джейса уперла руки в бока. – Неужели защитить сможешь? Одной-то рукой? Это тебе не за веревку по часам дергать! Иди-ка, приятель, куда шел, а от меня отстань!

Арчик только плечом дернул. Верно, что ничего нового не сказала Джейса, верно и то, что резанули ее слова по нутру словно стальным лезвием. Но уж так не вязалось сказанное ею с ней самой, что вместо обиды только удивлением да досадой в голову плеснуло. Уж так Арчик привык к жалости в ее голосе, которая издавна выводила его из себя, что не готов оказался к злости. Так и остался стоять у ступеней дома Олфейнов, к которому один за другим тянулись зеваки со всего Верхнего, а то и Среднего города – не часто дома магистров опечатываются!

А Джейса пошла – побежала – по улице Камнерезов, на которой только вчера платьем трясла, ноги юному Олфейну, от стыда сгорая, показывала. Груди коснуться предлагала! Вот и теперь жаркое что-то по щекам хлестнуло. Как же она могла? Неужели остатки стыда растеряла? А что однорукому только что выпалила? Может быть, и правда, совсем ума лишилась? А вчера-то что было? С Хакликом!

Как только ноги не подкосились? Боже, Единый вседержитель и творец, прости ты ее неразумную!

К стене прислонилась, поежилась, в платок кутаясь. Все-таки холодновато уже без свитки, скоро и в свитке не согреешься. А кожушок еще в прошлом году на куски расползся. Может быть, спустить монеты, что в Храме ей сыпанули в сумку на шерстяные чулки, все одно скоро отец принесет содержание за очередную неделю? Стояла так, думала, с трудом слезы сдерживала, те мысли, от которых убегала всегда, сама на себя нагоняла и то лишь потому, чтобы вчерашнее не вспоминать.

А что вчера было-то? Ну дала приворот старику. Разве ж она знала, что от него слабое сердце разорваться может? Ведь не сказал ей Хельд? Не сказал, значит, и вина на нем! Его зло, а не ее. Всякого Единый в посмертии обоняет. Человек в жизни и добро, и зло лепит, от каждого лепка запахом пропитывается. Вот какой запах перебьет, тот и пойдет в зачет пред ликом творца. Так что смерть Хаклика на Хельда ляжет.

А на Джейсе до вчерашнего дня так и тени никакой не было. Разве что любовь безответная. Ну так про любовь еще и Камрет говорил, когда в Кривую часовню с ней шел, вокруг любви много зла случается. Вот только сама любовь никакое не зло и никогда злом не была и не будет! Поэтому и ее, Джейсы, любовь к молодому Олфейну никакое не зло. Разве может быть злом то, что наполняет грудь такой легкостью? Что уста сладостью томит?

Всего-то и зла на ней, бедняжке, что пекаря уколола. Он и не понял ничего, только руки развел, которыми пытался ее в кладовке обнять, чихнул да в лавку побрел. А ей только того и надо, тут же бежать бросилась. Разве зло это?.. Шалость всего лишь, или ей от судьбы хоть что-то кроме ладного тела да чистого лица перепало? Ну уколола. Позудит да расчешется. Лишь бы не вспомнил ничего да не сболтнул кому не надо. Жалко только, что шип там же в кладовке и обронила. Сейчас бы Арчика им уколоть, чтобы губы не полнил да собственный глаз тоской не застилал.

Еще крепче зажмурила глаза звонарка. От стены отодвинулась – нечего спину камнем выстуживать, но глаз не открыла. Еще постояла с минуту, успокаиваясь, потом потуже в платок закуталась – все-таки близится зима, уж и осень перехлестывать холодом начала – и пошла к Северным воротам. Где еще искать Рина Олфейна, как не на торжище? Всякий знает, если кто пропал да в пепел не обратился, всяко на торжище выбредет. Потому как идти в Айсе больше некуда.

Пошла Джейса за суженым ей счастьем не оборотясь. А и обернулась бы, все одно парня в сером да неприметном не разглядела бы, уж больно осторожно крался он следом.

Орлик и так с утра невесел был, а как разглядел после утренней прогулки по сырым от ночного дождя ущельям-улицам Айсы, что на торжище вдвое против обычного торговцев уменьшилось, да и те, что остались, большей частью скамы, так вовсе помрачнел. Вроде вчера только прибыток купцов был, и вот уж убыток начался.

Впрочем, показалось, наверное, Рину. Он и сам не свой был, когда поутру, перекусив сыром с действительно отличным пивом да снарядившись с помощью вельта в потертые сыромятные доспехи со стальными пластинами и бляшками, полез вслед за Орликом по скрипучей лестнице в его тайную каморку. Пол и ступени за покосившейся дверью были усыпаны пеплом. Вельт присел на корточки, пошевелил в пепле пальцами, удрученно покачал головой и велел Рину затаскивать лестницу внутрь комнатушки.

– Придется пока забыть об этой дорожке, – прошептал Орлик, запаливая свечу. – Да и о жилище нашем тоже. Ничего, Айса – город немаленький, найдем, где голову приложить. Одна беда, смерть в этом городе приходит к жителям словно насморк. Только не вылечивается…

– Что делать-то? – спросил Рин, уже затащив лестницу в комнату до половины ее длины.

– Ничего пока, – ответил вельт, одним ударом широкой ладони переломив посеревшие от времени брусья. – Затаскивай остальное да сообрази из того, что затащишь, охапку дровишек. И не касайся шкафчика, доберутся еще до него любопытные, поверь мне!

– И с первого раза все понял, – пробурчал Рин и принялся ломать перекладины, поглядывая на то, чем занимался Орлик. А вельт со свечой обследовал пол, стены, осмотрел ступени, разве что не просеивая пепел между пальцами, пока не нащупал выбоину на покрытой пленкой плесени двери. Секунду всматривался в странное отверстие, затем накапал в ладонь воска и затолкал его в выбоину, оставив половину комка снаружи.

– Подождать придется! – прищурился Орлик и невесело хмыкнул. – Смотри-ка, парень, с какими чистюлями приходится дело иметь. Ни пуговицы не оставили! И стрелку выдернули! А в каморку не полезли. То есть того, кто в гости собрался, прострелили, а сами не полезли. Что думаешь? Нет ли у тебя какой тайной охраны кроме меня?

– Не знаю, – мотнул головой Рин, присел рядом с Орликом и коснулся пальцами воска. Привычный холод побежал к ногтям медленнее, чем раньше, но все же заискрился инеем, и через несколько секунд Олфейн выдернул из отверстия восковой слепок.

– Четырехгранный, – повертел его в пальцах вельт. – Из самострела выпушен, с луком не развернешься тут, да и самострел мелкий, но мощный. И тело болт пробил, и в дверь вошел на два пальца. Такое оружие поискать, да не сразу найдешь. Кто тебя, парень, научил холод выщупывать?