Записки средневековой домохозяйки - Елена Ковалевская

Но Вивьен его больше не слушала, а лишь придавала лицу заинтересованное выражение. Его эмоционально окрашенный треп был абсолютно неважен. Главное то, что он отстанет от нее.

– …но я не поеду, – закончил фразу маркиз, мигом вырвав женщину из задумчивости.

– То есть как это? – мгновенно вскинулась она.

– Для меня все дядькины угрозы ничто! – отмахнулся Кларенс. – Главное, чтобы Хольгрим не смел тянуть к тебе свои грязные лапы!

После этих слов Вивьен едва не застонала. Столько трудов, и все насмарку!

А Кларенс продолжал:

– Мне даже шантажисты не помеха. Нас с тобой никто не сможет разлучить.

– Какие шантажисты? – не поняла та.

– Да принесли мне тут какое-то глупое письмо, пытались шантажировать, – пояснил мужчина. – Требовали, чтобы я покинул столицу… Не обращай внимания. На меня угрозы таких бумагомарак не действуют!

Вивьен вновь откинулась на подушки.

«Идиот! Какой же ты идиот! – хотелось крикнуть ей. – Любой мало-мальски вменяемый человек прежде всего должен спасать свою шкуру, а не разглагольствовать с глупым видом, лежа нагишом в кровати!»

Она так старалась, сочиняла это дурацкое послание, рассчитывая, чтобы оно попало в руки именно герцогу. Она надеялась, что, прочтя его, Коненталь все-таки сможет надавить на племянника и отослать его куда подальше. Вот тогда бы ей стало намного легче! А то своими безумными выходками Кларенс отпугивал от нее всех нужных людей, рушил все ее связи. Даже Марвел, уж на что толстокожий тип, но все еще сторонился ее.

– А может, тебе лучше уехать? – осторожно предложила Вивьен.

– Нет! – отрезал Кларенс, повышая тон. – Я не поддамся ни на чьи провокации. Я всегда буду подле тебя.

– Но где ты будешь тогда жить? – продолжила свои попытки женщина.

– Что-нибудь придумаю, – беспечно отмахнулся он.

Июль подходил к концу. Стояла необычайно жаркая погода, но дожди, словно по заказу льющие с постоянной периодичностью, спасали положение. Поспевало все. За ночь огурцов нарастало столько, что мы уже замучились их солить. Черную смородину снимали ведрами. Варенье, желе, вино… Да мы ее даже мариновали, чтобы потом зимой подать к мясу. Подходили перчики. Пошли первые раннеспелые помидорки. Мои поначалу опасались их есть, но, видя, как я трескаю их за обе щеки со сметаной и солью, осмелели и теперь еще и боролись со мной, кто снимет первую пробу с нового сорта.

Я научила бабушку Фани и миз Кейт готовить лагман, жаркое в томатной заливке, и… горячие бутерброды. Нельзя сказать, что я могу гордиться этим привнесенным блюдом в мир, но… что сделано, то сделано.

Я продолжала встречаться с Джонатаном, так и не позволяя ему большего. Порой бессонными ночами меня подмывало решиться на все, однако, когда дело почти доходило до конца, я его останавливала. В общем, дальше страстных поцелуев у нас так и не зашло.

Сегодня был особенно жаркий день. Я аж взмокла, поливая огород. Агна убежала к Дорриванам за сметаной, которая, как назло, кончилась, а поесть на обед пампушки хотелось именно с ней.

Я таскала лейку за лейкой, ноги все перемазались, вода плескала на подол, когда я вытаскивала ее из бочки, и юбку было уже хоть отжимай. Требовалось полить морковку, пока солнышко не сдвинулось и не попало на нее. Меган пыхтела за мной следом, едва успевая бегать туда-сюда. Питер уже выл, поворачивая колодезный ворот и выплескивая, наверное, тысячное по счету ведро за сегодня в бочки.

Работа кипела вовсю, когда к нам прибежала запыхавшаяся, но весьма бледная Агна.

– Ед… – попыталась сказать она. – Ед… Там… там… – Но у нее ничего не выходило.

– Себастьян? – спросила я.

Уж очень похоже проходило его появление в поместье, но девушка лишь отрицательно помотала головой.

– Епископ?

Снова отрицательный ответ. Лишь когда Питер вытащил новое ведро и она сделала несколько глотков воды, Агна смогла говорить.

– Хуже! – выдохнула она, утираясь. – Друзья милорда пожаловали.

– Кто? – не поверила Меган.

– Чьи друзья? – не поняла я.

– Да мужа вашего – маркиза Мейнмора, – ошарашила нас всех Агна. – Я к Дорриванам в ворота шасть, уже почти закрыла, но смотрю – что-то на дороге у тех всадников рожи больно знакомые. Пригляделась – мама родная! Так это же не кто иной, как сэр Мартин и сэр Натан.

– А ты откуда знаешь, что это они? Что именно друзья маркиза? – не поверила Меган.

– Да мне ли их не знать?! – вскинулась Агна. – Мне им даже как-то пришлось подавать блюда вместе с Дженкинсом. Я канапе заносила следом, а потом бисквиты. И очень всех хорошо рассмотрела.

– С кем, с кем?! – не поверила Меган.

– Дженкинс – лакей у нас такой был. Ты в доме два года всего работаешь, а я уже четыре. Так вот Дженкинс…

Но я перебила ее:

– Значит, ты точно уверена, что это Кларенсовы дружки?!

– Ну да, – кивнула девушка. – Двое из неразлучной семерки.

Мне сразу стало нехорошо. В груди неприятно екнуло, словно перед бедой.

– А что им здесь надо? – спросила я в надежде, что Агна хоть немного прояснит ситуацию.

На мою радость, девушка кивнула, но она – радость – была весьма преждевременна.

– К вам приехали. Они как раз дорогу у народа на улице спрашивали. А потом к святому отцу подались – как раз спешивались возле его дома. Ну, я нырнула мышкой под окно… У отца Митчелла как раз по жаре все окна открыты. Так они вашим здоровьем интересовались. Но до конца я дослушивать не стала – припустила сюда, только пятки засверкали.

– Ох, мамочки! – едва не взвыла я, хватаясь за голову. – Только этого мне не хватало! Где я их принимать буду? И где спать укладывать? Флигель-то так до конца и не достроен…

Но потом я похолодела, вспомнив пожелания Кларенса, когда он отправлял меня сюда. Я едва ли не с мольбой посмотрела на Меган. Но девушка точно так же была растеряна и, судя по закушенной губе и бледноте лица, вспомнила то же, что и я.

– В смерти вашей удостовериться приехали, – прошептала она.

Я судорожно кивнула.

– Не дождутся! – тут же с возвращающейся уверенностью ответила она.

– Но… – попыталась я что-то сказать, хотя сама не знала, что именно.

– Мы докажем им, что с вами все в порядке! – твердо заявила она.

– А может, не будем доказывать? – как-то неуверенно предложила Агна. – Помните, как мы тогда с гвардейцами?.. Они ведь взаправду были уверены, что миледи больна.

– Зачем нам это?! – возмутилась ее словам Меган. – Надо наоборот!..

– Так они тогда убедятся, что все идет как надо, и не будут беспокоить миледи, – стала оправдываться девушка. – А то скажут, что все хорошо, а потом сам маркиз сюда раз – и приедет…

После ее слов я едва не взвыла, потом резко взяла себя в руки и начала отдавать приказания:

– Так, слушаем внимательно!..

Нам хватило получаса, чтобы придать моей едва обставленной комнате вид комнаты умирающего человека. Во-первых, мы занавесили все окна плотными старыми шторами, чтобы создать сумрак. Во-вторых, заставили мужчин затащить в нее из других помещений кучу всякой мелкой мебели вроде стульев, положив их один на один. Сгрудили стол и кушетку, завесив все старыми тряпками и чехлами. Закрыли вновь открытые комнаты, какие-то замаскировали покрывалами, вроде ковры у нас на стенах такие, другие задвинули шкафами. Всем этим мы создали вид захламленного жилища, словно ничего и не делали по его улучшению. Во всяком случае, на первый взгляд именно такое должно было создаваться впечатление, а заодно следовало дать понять гостям, что тут останавливаться негде. Попутно благодаря перетаскиваниям все привели в такой беспорядок, что это только ухудшило вид жилья.

А потом девушки занялись мной. Отмывать мои грязные ноги было уже некогда, так что хотя бы лицу попытались придать болезненный вид. Не знаю, как они собирались этого добиться, но…

– Муки! – прокричала Меган.

– Сажи и золы! – вторила ей Агна.

В оставшееся время до визита гостей мне выбелили лицо, натерли под глазами и щеки серой золой, на голову водрузили невероятный ночной чепец, губы намазали маслом, а потом аккуратно присыпали той же золой. В итоге из меня получилось невероятно бледное пугало с растрескавшимися губами и запавшими щеками и глазами.

– Вам бы только гримерами в Голливуде работать, – пробормотала я, разглядывая свое отражение в ручное зеркальце.

Только любоваться на себя мне долго никто не дал. Примчался взмыленный младший сын Порриманов, поставленный на карауле.

– Уже в воротах! – замахал он.

Меня, в чем была, прямо с мокрым подолом, только фартук грязный стащили, запихнули в кровать, и едва успели укрыть по самую шею, как во входную дверь вежливо постучали.

– Миледи, вы только посильнее кашляйте, когда они к вам войдут, – предупредила меня напоследок Меган и вышмыгнула из комнаты. Я осталась в одиночестве потеть под стеганым одеялом.

Все, что мне оставалось, это лежать, надеяться, что «грим» не потечет от жары, и подслушивать.