Мама на выданье - Джеральд Даррелл

Я воззрился на сестру Клер, не в силах что-либо сказать. Представить себе монахиню в одеянии мисс Бут-Уичерли было невозможно, за игровым столом — тем более. Если же добавить, что ее сопровождал молодой парень, это вообще было чем-то из области фантастики. Я невольно улыбнулся, как ни старался сохранять серьезное выражение лица. Сестра Клер порозовела.

— Конечно, я сопротивлялась,— сказала она, словно защищаясь.— Заявила Мишелю, что об этом не может быть и речи. Однако он настаивал. Дескать, Всевышний указал нам путь, и если теперь мы испугаемся, значит, не верим в Божественный промысл. Дескать, Бог раз за разом указывал нам, как поступить, и теперь, когда успех в пределах досягаемости, с нашей стороны будет трусостью отступить. Я продолжала колебаться, хотя должна была признать, что все знаки указывали на желание Всевышнего, чтобы мы преумножили его щедрый дар. Меня смущала мысль о том, чтобы делать это в казино. К тому же, подчеркнула я, платья мисс Бут-Уичерли вряд ли нам подойдут. А Мишель и говорит: если подойдут, посчитаю я это указанием, что Бог желает, чтобы мы пошли в казино? Его слова, сами понимаете, только насмешили меня. Ведь мы с Мишелем одного роста и сложения, а платья казались такими большими! Ну я и сказала — в шутку, конечно,— что, если платье мне подойдет, я согласна идти в казино; мне и в голову не приходило, что это возможно.

Сестра Клер остановилась, опустила на скатерть сплетенные вместе пальцы.

— Разумеется, платье пришлось мне впору, как вы можете убедиться.— Она подняла одну руку, и в свете огня малиновый бархат был красным, как кровь, и темным в складках, как бордо.

— По правде говоря,— добавила она,— Мишель выглядел в платье совсем как юная девушка, очень миленькая, если можно так говорить о парне. Он выбрал простое желтое шелковое платье, соответствующие туфли и черно-желтую шляпу вроде колпака. Его довольно длинные курчавые волосы вполне могли сойти за модную в наши дни у девушек прическу. Тогда он настоял на том, чтобы я надела то сине-белое платье и тот плащ, благодаря которым мы нашли деньги.

Сестра Клер остановилась, прокашлялась и виновато улыбнулась.

— Боюсь, я слишком много говорю,— сказала она.— У меня пересохло в горле. Могу я попросить, если это не трудно, налить мне минеральной воды?

Тотчас появилась минеральная вода, сестра Клер выпила полстакана так, будто это было изысканное вино, еще раз прокашлялась и посмотрела на нас с очаровательной улыбкой.

— Вы не представляете, как странно чувствуешь себя в обычном платье после монашеской рясы,— призналась она.— Я ощущала... даже не знаю, как сказать... впрочем... это было как в моей юности, когда мы играли в живые шарады, надевали всякие странные одежды и сами себя не узнавали, понимаете? Именно такое чувство было у меня. По правде сказать, я даже оробела, и мне было как-то неловко, как во время тех игр. Мне все казалось, что я наступлю на подол и споткнусь. И Мишель, естественно, выглядел так забавно в роли девушки, что я... я даже рассмеялась, и, глядя на меня, он тоже рассмеялся. На нас напал такой смех, что мы не сразу смогли выйти из дома, чтобы отправиться в казино.

Сестра Клер остановилась и медленно допила минеральную воду.

— Боюсь, я очень плохо все рассказываю,— извинилась она,— но очень трудно связно изложить, как именно выстраивались события. Теперь, оглядываясь назад, я удивляюсь своему поступку, но разве не то же самое чувство испытывает всякий, руководимый волей Господа? Однако где я по-настоящему дрогнула, так это в казино, когда вошла туда. Такое огромное помещение, примерно таким я представляла себе собор Святого Петра в Риме, только построено оно было для совсем других целей... Все эти колонны в холле, мрамор кругом... Я и не знала, что в мире есть столько мрамора. Я очень боялась, как бы они не увидели, что Мишель вовсе не девушка, а еще мне казалось — кто-нибудь непременно догадается, что я монахиня, хотя как можно было догадаться, глядя на мое платье! Мишель первым вошел в зал, и мне оставалось, конечно, только положиться на него. Сам-то он никогда не бывал в казино, но пекарь, у которого он работал, частенько посещал это заведение и рассказывал Мишелю, что там происходит. Все с любопытством поглядывали на нас; теперь-то я знаю: людей удивили наши платья. Нынче многие одеваются эксцентрично, но согласитесь — платья мисс Бут-Уичерли и по нынешним меркам смотрятся необычно. Про игру я ничего не знала, но Мишель быстро научил меня. Он был просто молодец, если учесть, что никогда раньше не играл. Мы начали с самой маленькой ставки, я сказала Мишелю: если не выиграем, значит, Господу не угодно, чтобы мы играли. Поставили на красное, и, должна признаться, у меня душа в пятки ушла, когда шарик побежал по кругу.

Сестра Клер глотнула минеральной воды и поглядела на нас с тихим торжеством.

— Разумеется, мы выиграли,— сказала она.— И это было для меня ясным знаком. Я узнала наконец, для какой задачи меня готовил Всевышний. Меня как будто озарило, понимаете, я точно знала, что Господь направляет мою руку, что я его орудие. Я была настолько уверена, что тут же сделала новую ставку — все наши деньги. Мишель был в ужасе, пытался остановить меня, но я сказала, что мы обязаны уповать на Всевышнего. Конечно, мы выиграли и во второй раз, и еще двадцать четыре раза. Дважды проигрывали, но совсем немного, потому что я чувствовала, когда лучше делать небольшую ставку. После трех часов игры, когда у нас набралось больше двух миллионов франков, уже Мишель настаивал, чтобы я продолжала, но я чувствовала, что пора остановиться, вернуться в монастырь и поделиться хорошей новостью с сестрой Мари. Мы переоделись, естественно, и вернулись в Сан-Себастьян страшно возбужденные, ведь мы теперь по-настоящему могли помочь приюту, а главное — я знала, что наконец-то мне указано мое подлинное предназначение. Она остановилась, тихо всхлипнула.

— К сожалению, ее преподобие судила иначе, и я страшно расстроилась, так она была потрясена. Дескать, мало того, что мною было совершено нечто совершенно непозволительное для монахини, я еще ввела в соблазн Мишеля. Она явно не сознавала, что таков был замысел Господа, и никакие мои слова не могли ее переубедить. И меня отлучили от ордена сестер-благотворительниц.

— Не может быть! — воскликнул я.

— Да, Джерри, отлучили, это было просто ужасно,— тяжело произнес Жан.

— Но Мишель,— продолжала сестра Клер, вытирая слезинки,— стоял на моей стороне. Я и теперь не считаю, что мы неправы. В даре от Господа не может быть ничего дурного, особенно если он используется на благие цели. Я верю, что Бог наделил меня даром... даром игрока, чтобы я могла помогать детям. И я твердо решила не противиться Его воле... Считала, что это было бы грешно. А потому через одного посредника выкупила у монастыря платья мисс Бут-Уичерли, поскольку было очевидно, что Всевышнему угодно, чтобы я их носила и продолжала играть. Накопив побольше денег, послала чек матери-настоятельнице с припиской, что это деньги от Господа. Она вернула мне чек: дескать, в глазах Всевышнего принять его было бы все равно что взять деньги у проститутки. Несколько дней я ходила такая расстроенная, что Мишель не знал, как и быть. Понимаете? У меня на руках огромная сумма денег, приобретенная по наставлению Всевышнего, он же наставлял меня, на что ее потратить, а я не знаю — как. И тут Мишелю пришла в голову блестящая идея. Мать-настоятельница знала, естественно, мою фамилию и в каком банке у меня открыт счет, так что любые деньги, поступающие оттуда, были бы возвращены. И мы решили открыть в другом банке счет на имя Мишеля. Правда, у него, бедняги, не было фамилии, потому что... потому что... в общем, потому. И надо было найти ему какую-то.