Пьер Ришар. «Я застенчив, но лечусь» - Александр Брагинский

Фильм Наны Джорджадзе создан во славу любви и кулинарии. Он «пахнет» эпохой и всяческой вкуснятиной, ибо о еде в нем говорят не меньше, чем о политике. Но он также наполнен анекдотами о той поре, когда к власти в Грузии пришли большевики. Трагикомический, почти фарсовый элемент, весьма характерный для стилистики грузинского кино вообще, делает картину Наны Джорджадзе не менее колоритной, чем ее предыдущая лента «Робинзонада, или Мой английский дедушка», получившая приз Каннского фестиваля 1986 года – «Золотую камеру».

В компании актеров разных школ и национальностей Пьер Ришар ничуть не потерялся. В ныне носимой им постоянно бороде, поседевший, в поварском колпаке и длинном белом фартуке, с такими же, как всегда, добрыми, лукавыми глазами, он проносится вихрем по своей архисовременной кухне, опробовая соусы и наводя последний лоск на очередное блюдо – утку в горьком миндале, паровую осетрину, куропатку с грибными фрикадельками, копченый язык или жареного поросенка из Кахетии. Каково ему будет после такого взлета пребывать в вынужденном безделье, выращивая в горшках помидоры? Его трагический конец так же закономерен, как и конец всякого наивного человека, пытающегося оставаться над схваткой. Эту драму актер сыграл с большой внутренней силой, наконец-то представ в роли, о которой, наверное, мечтал всю жизнь, и доказав, сколь огромны его потенциальные возможности…

Но работать ему пришлось в совершенно немыслимых (для него, французского актера) условиях, казавшихся съемочной группе совершенно нормальными и даже волшебными, ибо в условиях полной остановки производства на студии «Грузия-фильм» там вдруг затеплился огонек и стала звучать грузинская и французская речь.

Вот что он писал в журнале «Премьер» в октябре 1995 года во время съемок о своей «грузинской авантюре». Цитата довольно длинная, но она стоит того, чтобы воспроизвести ее полностью:

«Кто никогда не снимался в Грузии, не может себе представить характер этой авантюры, куда более удивительной, чем попытка пересечь бурную реку или экваториальные джунгли, и буквально завораживающей тех, кто так любит порядок и удобства… Здесь, когда говорят 9 часов утра, на самом деле уже наступил полдень, когда утверждают, что на дорогу уйдет час, это займет три, а когда доберешься до места назначения, выяснится, что это совсем не то, что нужно для съемок. То, где надо снимать, куда более красивое и находится в получасе езды – можете проверить по часам, которых ни у кого нет. Тогда все пускаются в обратный путь, чтобы отыскать куда-то подевавшуюся часть съемочной группы. Впрочем, чтобы ее обнаружить, нет нужды в ассистентах или помрежах, ибо любой пастух укажет вам дорогу, по которой пошли наши коллеги. Полчаса назад, нет, точнее сорок минут, ну да, они отправились направо, нет, – налево, в общем, – прямо. И мы их действительно непонятным образом обнаруживаем… Еду нам привозят когда хотят. Но при этом на нее часто нет времени. С нашей, французов, точки зрения, грузины, похоже, никогда не едят… Но уж когда едят, то едят! Я видел, как грузинский продюсер сократил смену для того, чтобы все были готовы к вечернему ужину. Мотайте на ус, господа французские продюсеры… Паньоль (Марсель Паньоль, знаменитый драматург и кинорежиссер), мне говорили, тоже так поступал. Он прекращал съемку, чтобы выпить пастиса или поиграть в шары. И делал, как мне кажется, не самые плохие фильмы! Надо только обладать внутренней поэзией. А грузины пропитаны ею в полной мере. Она заменяет им отсутствующие дуговые прожектора и спецэффекты, вечно ломающиеся механизмы, куда-то подевавшихся реквизиторов, которых никогда нет на месте, ассистента режиссера, болтающего с прохожим, двоюродным братом жены, заставляя всю группу кричать ему „Тихо!“ Ибо, когда они разговаривают, то не жалеют голосовых связок. Если у нас иногда говорят: „Хватит болтать, пора за работу“, от них услышишь: „Хватит работать, пора поболтать“. При этом все высказывают свое мнение. Налицо пятнадцать режиссеров, десять главных операторов, двенадцать ассистентов оператора. Но потом внезапно, неизвестно каким образом, все образуется. Все расходятся по местам, и звучит. „Мотор!“ Это слово их, правда, слегка пугает, они не очень его любят, ведь куда лучше поболтать еще, но раз уж так надо, то надо. И совершенно неожиданно снимается прелестный план… Вот в какой обстановке мне приходится работать, подчас приходя в экстаз, а иногда в отчаяние. Но я ни о чем не жалею. У меня прекрасная роль французского повара, который влюбляется в грузинскую княжну и в ее родину. Этот человек одновременно безумен и экстравагантен, это лицедей, любящий, как и они, вино, праздники, женщин, оперу. И все у него получается, пока большевики – дело происходит в 1920 году – не вступают в Тифлис, столицу Грузии. Кто победит – большевики или перепелки под медом? Последнее слово остается за поваром: „Коммунизм – это минута, а кулинария – вечность!“

Я привел эту длинную цитату для того, чтобы читатель почувствовал, в каком настроении пребывал Пьер Ришар во время съемок, с каким удовольствием работал с режиссером и остальной съемочной группой. Как свидетельствовала Нана Джорджадзе, Пьер Ришар быстро перестал сетовать на неразбериху на съемочной площадке, а также на огромное количество вина, которое его заставляли пить во время традиционных застолий. Он полюбил баклажаны с орехами и сванский ресторан на Военно-Грузинской дороге неподалеку от Тбилиси, где отмечали его день рождения. Он был в восторге, увидев, как Нана танцует, зажав в зубах кинжал. Словом, был счастлив и говорил об этом в Москве, когда приезжал на премьеру фильма. Может быть, я ошибаюсь, но то, что он был тогда счастлив, выплескивается на экран. Создатели этой превосходной картины увлекают зрителя рассказом о талантливом человеке, который оказался в гуще драматических событий в начале революции и, увы, стал еще одной ее жертвой. Кстати, те, кто знаком со сценарием Ираклия Квирикадзе, опубликованным в журнале «Киносценарии» (№ 4, 1994 г.), увидят, что по мере съемок многое изменилось в первоначальном замысле. В сценарии несчастный Паскаль Ишак усилиями НКВД был превращен в агента французской разведки, совершавшего диверсии против Советской власти, и устранен достойным последователем Берии – Зигмундом Гоголадзе. Авторы фильма решили не снижать пафоса обличения набившими оскомину трафаретами. Ведь это их «английский дядюшка» уже рыл подкоп из Лондона в Дели. Вот они и оставили зрителя горевать по поводу кончины Паскаля Ишака, с тем лишь утешением, что это произошло во сне и бедняга так и не понял, что же с ним случилось.

Итак, Пьер Ришар получил возможность сыграть многогранную драматическую роль, в которой ему так долго отказывали и продолжают отказывать у него на родине, где картине достались лишь кислые рецензии. Так что приходится с грустью констатировать, что только в возрасте шестидесяти двух лет Пьер Ришар получил интересное предложение. Грузинские кинематографисты прислали его через продюсера Марка Рюскара, который любит работать с кинематографистами из экс-СССР. Ему придется приложить невероятные усилия, чтобы достать средства в Москве, Киеве, Бонне и Праге, где Пьер Ришар по-прежнему известен, любим и популярен и где прокат картины с его участием отнюдь не проблематичен.